Свои
Тогда все освоили формы защиты. Одной из лучших форм было вступление в партию. Прежде чем привлечь коммуниста к уголовной ответственности, его надо было исключить из партии. Чтобы занять должность даже начальника цеха, надо было вступить и партию.
Отцы передавали свой опыт сыновьям. У меня не было отца, но я находил учителей: Альтермана, Афанасия, а теперь ТТ. Они объяснили мне правила игры, а я оказался понятливым учеником.
Я закончил озвучание, и фильм повезли в Кинокомитет. Принимал фильм заместитель председателя комитета. Я был начинающим режиссером, а председатель смотрел фильмы только известных. Чаще всего смотрел в одиночестве. Когда смотришь один, можно и не досмотреть фильм, или пропустить несколько частей, или посмотреть только ту часть, на которую обратили внимание редакторы. И выражать неудовольствие не надо, и хвалить не надо. Похвалить можно потом, когда посмотрят на дачах, можно даже позвонить по телефону самому режиссеру и поздравить с успехом.
Я сидел в комитетском кинозале, не ожидая никакой реакции от редакторов. Они не смотрели, они работали, всматриваясь в каждый кадр и вслушиваясь в реплики.
Закончился просмотр, в зале зажгли свет. Редакторы выходили молча.
Заместитель председателя тоже мог бы выйти молча, но рядом со мною сидел Арман. Заместитель подошел к нам и сказал почти по-свойски:
— Лотерейная картина: или крупно выиграете, или будут щипать везде и всюду. В конце недели пошлем на дачи. Они всегда просят комедии. Позвоните мне в понедельник на следующей неделе.
До решения оставалось пять-шесть дней. Я не беспокоился, потому что играл по правилам, фильм не будет раздражать старшее поколение. Картину похвалят, и она, возможно, даже будет пользоваться успехом у молодых зрителей, а критика уж оценит наверняка. Я все просчитал почти ювелирно и мог позволить сделать себе подарок.
Из будки телефона-автомата я позвонил Подруге.
— И как? — спросила она.
— Повезут на дачи. В понедельник будет ответ. Я бы хотел тебя увидеть. Может, сходим поужинать?
— У меня сегодня спектакль в театре.
Драматург все-таки устроил ее в театр.
— А завтра? — спросил я.
— Завтра весь день твой.
— Весь, с которого часа?
— С любого. Можешь даже подать мне кофе в постель.
Я так и сделал. В шесть утра я был в метро, а через сорок минут возле ее дома.
— Кто? — спросила она из-за двери утренним хриплым голосом. Я тогда подумал, что ей пора бросать курить.
— Кофе в постель, — ответил я.
Этот день я буду вспоминать всю жизнь. Утренняя, сонная, горячая женщина. И не надо другого счастья. Я провел в ее постели семнадцать часов.
Когда я уходил в полночь, чтобы успеть на метро, она сказала:
— Такого у меня уже не будет никогда в жизни.
У меня-то будет, подумал я. Но и у меня никогда такого больше не было. Ни такого желания, ни времени, ни женщины, которую я бы так хотел и которая бы так хотела меня.
Подруга очень напоминала мне пани Скуратовскую, которую я не видел больше года, и после этого утра, дня и ночи с Подругой я впервые понял, что все заменяемо, даже очень любимая женщина. И я успокоился. У меня была женщина, которая мне очень нравилась, я сделал почти хорошую картину, мне казалось, что у меня наконец то началась нормальная жизнь, как у всех.
ТЮРЬМА
Я не могу объяснить, когда и почему у меня появляется ощущение опасности. Вначале возникает беспокойство от взгляда, от недоговоренности. Я шел по студии, встретил начальника особого отдела; чем занимается этот отдел, я не знал, но с начальником все вели себя почтительно, и я поздоровался почтительно. Он мне ответил, пауза длилась десятые доли секунды, в эти доли секунды он меня идентифицировал и, вероятно, прокрутил в памяти все, что ему обо мне известно. Раньше паузы не было. Значит, совсем недавно у него спрашивали про меня, или он изучал мои документы.
Потом, анализируя случившееся, я понял, что Организация уже проанализировала все возможные варианты про меня и выбрала сравнительно новый. Бывший киноактер Рональд Рейган довольно успешно выиграл президентские выборы в Америке, я только становился более или менее известным актером, а теперь и режиссером.
Я не думаю, что аналитики Организации копировали американский опыт. Путь наверх одинаков во всех странах. Большинство американских президентов проходили через должности губернаторов или через сенат. Наши генеральные секретари редко миновали должности секретарей обкомов, практически секретарь обкома выполнял функции губернатора штата.
Может быть, аналитики Организации решили: а почему бы не попробовать популярного актера на работе в Совете Министров или Верховном Совете? Известный по фильмам актер вполне может стать Председателем Президиума Верховного Совета (тогда еще Брежнев не совмещал должность Председателя Президиума и Генерального секретаря) и будет вручать ордена и принимать верительные грамоты у вновь назначенных иностранных послов. Кроме меня, наверное, было выделено еще несколько благонадежных актеров, которые уже сотрудничали с Организацией. И пришло время самой тщательной моей проверки.
Меня арестовали на следующий день после встречи с начальником особого отдела.
В мой кабинет на студии зашел молодой, примерно моих лет, мужчина, поздоровался, улыбнулся, сел без приглашения напротив меня и протянул красное удостоверение с надписью «МВД СССР». Из него я узнал, что он майор.
— Предупредите второго режиссера, что уезжаете в командировку, — сказал майор.
— На сколько? — спросил я.
— Недели на две.
— Я не могу на две, — сказал я, понимая абсурдность своего утверждения.
— Может быть, мы управимся и раньше, — пообещал майор.
Я понимал, что я уже арестован, но никак в это не мог поверить.
— Мне надо буквально на пять минут к директору студии, возникли кое-какие проблемы с фильмом.
— Не надо впутывать директора студии, — сказал майор. — Сейчас мы выйдем, спустимся вниз, сядем в машину и выедем со студии.
— Куда? — спросил я.
— На Петровку.
Значит, мною будет заниматься или Уголовный розыск, или Отдел борьбы с хищением социалистической собственности, так называемый ОБХСС. Я не сомневался, что разбираются с покупкой игровых автомашин, которые не были разбиты. В фильме, который я снимал, в катастрофу попала не «Волга», а кузов «Волги» на колесах с двумя канистрами бензина для взрыва. По сути, сгорел покрашенный кузов автомобиля, а подержанную «Волгу», которую приобрели для съемок автокатастрофы за треть стоимости, продали мне. Я знал, что участвую в незаконной финансовой операции, но так поступали практически все, потому что «Волг» для продажи населению выпускалось мало, приходилось ждать годами даже самым заслуженным и народным. К тому же машина стоила дорого. Постановочных за год работы над фильмом хватало на «Жигули», а «Волга» стоила на треть больше. Я не устоял перед соблазном. С тех нор как я научился управлять автомобилем, я мечтал купить машину, но не мог, потому что для этого надо было записаться в очередь на покупку, а очереди создавались только на предприятиях.
Мы вышли из кабинета, и я увидел, что невдалеке стоит явно не студийный крепкий парень в коричневом костюме с коричневым галстуком. Так продуманно стандартно студийные не одевались. Еще один, уже в темном костюме, блокировал подход к лифту.
Майор сел впереди, я сзади, подпираемый парнями. Уже в машине на моих руках защелкнули наручники.
В тюрьме у меня забрали часы, деньга, студийное удостоверение, ремень, шнурки от ботинок, срезали пуговицы, теперь я должен был постоянно поддерживать брюки.
При осмотре влезли пальцами в рот, заставили присесть — спрятанное в прямой кишке выпало бы.
В камере на двенадцать нар было четырнадцать человек. Одиннадцать, которые сидели уже более полугода, имели постоянные места на нарах, и трое: я, старик и совсем молодой парень — делили одно место на троих, спали по очереди.