Забытые смертью

Здесь, на одинокой скамейке, он признался ей в любви… Она ничего не ответила, видно, не решилась или помешал девичий стыд и природная скромность.
В своем институте у Аленки было много поклонников. Деревенские парни не раз грозили Володьке наломать бока, свернуть шею, требовали, чтобы отстал от Аленки, не ухаживал за нею.
Володька однажды еле вырвался из рук подвыпившей своры. Но, придя на следующий день со своими однокурсниками, разогнал деревенских ребят, пригрозив выпереть из города всех до единого. Без дипломов, с позором до конца жизни.
Эти стычки с переменным успехом продолжались до конца весны, до самых каникул, пока не пришло время разъехаться по домам на лето.
Съездив домой на неделю, Володька рассказал своим об Алене. И домашние, поняв, отпустили парня на лето.
Михаил Иванович встретил его как родственника. Определил на квартиру к заведующей птицефермой. И на следующий день они договорились об оформлении детского сада.
Михаил Иванович сам предложил цену за работу, попросив сделать помещения веселыми, солнечными. Через две недели он любовался игровой комнатой, спальней, улыбчивой столовой, — в каждой комнате оставил Володька заряд фантазии, чистую смешинку и часть своей души.
Первым ценителем его работы была, конечно, Аленка. Она восторгалась выдумкой, чистотой каждого узора, рисунка. Хвалила парня, называя его талантищем, гением.
Потом он привел в порядок клуб. Здесь ему взялась помогать деревенская молодежь. Отмыла, выскоблила, оштукатурила стены, перебрала полы. И пока художник работал внутри, парни и девчата вечерами оштукатурили, побелили дом, перекрыли крышу. И даже площадку перед клубом выровняли, заасфальтировали дорожку, посадили цветы. А позади расчистили и сделали волейбольную площадку, смастерили и скамейки для влюбленных и болельщиков.
Каждый из них время от времени заглядывал в клуб понаблюдать за работой художника. Он начинал ее в семь утра, заканчивал затемно.
Аленка приходила, когда парень, умывшись и подготовив инструмент к следующему утру, закрывал клуб на замок.
Тогда они, взявшись за руки, уходили за село, гуляли по саду, по берегу мелкого теплого озера.
Деревенские ребята относились к Володьке с уважением. Понимая, что такое, как ему, дается не всякому. А их Самих любой конь заменит. И завидовала деревенская простота умелым рукам приезжего. Ведь для них старается. И несли ему в клуб кто каравай хлеба, крынку молока, кусок сала или банку сметаны.
«Пусть сытым будет. На полный живот, глядишь, веселее клуб получится. Нехай не отвлекается. Да не обижается на невнимание», — думали сельчане, ставя на стол вареники с вишней, галушки со шкварками.
Появились у Володьки и вздыхательницы. Колхозные девчата. Те, кому не хватило в своем селе парней. Они приходили к клубу в сумерках. Нарядные. На головах — венки из ромашек. Садились па скамейки и, пошептавшись, заглянув в окно, убедившись, что работает парубок, затягивали песни. Володька любил эти песни. Именно их пели в его семье — в доме Прохоренко.
Голоса у девчат были красивые. И парень иногда невольно выглядывал в окно. А они, не видя его, пели о любви, красивой и верной, какой не привелось познать.
Случалось, иная, насмелившись, заходила, звала на скамеечку. Володька отказывался. Но вежливо, не обидив ни одну.
Зато когда приходила Аленка, он обо всем на свете забывал.
Едва он закончил оформлять клуб, как Михаил Иванович заговорил о собственном доме. Уж очень хотелось ему блеснуть перед соседними председателями колхозов. Во всем сумел догнать их Михаил Иванович. Мечталось — удивить диковинкой, сразить наповал. И тут он пустил в ход и лесть, и хитрость.
Ведь до начала занятий в институте оставался всего месяц. Парень не отдыхал ни одного дня и собирался домой. Но… Не смог отказать. И успел. Каждый угол, комнату и прихожую сравнял со сказкой.
Особо старался в Аленкиной комнате. Даже камин сделал. Чеканные двери смастерил. Не только гости — хозяева робели, не узнавали дом.
Нет, ни копейки в уплату не взял. Он рисовал сердцем. Такое деньгами не измерить. И Михаил Иванович ходил по собственному дому, обескураженный и восхищенный. Он потерял уверенность в себе, чувствуя собственное ничтожество перед красотой дома.
 
Он растерялся, узнав, что Володька отказывается от денег. Попытался настоять, но что-то понял и умолк.
Аленка в благодарность расцеловала парня. И тот готов был взяться за сарай, лишь бы девчонка целовала его каждый день. Но пришло время занятий, и Володька вернулся в город.
Шло время. Теперь уже и Михаил Иванович, и родители Володи знали, что не за горами свадьба. К ней готовились загодя. Родители уже познакомились. И ждали, когда дети закончат учебу.
На факультете все знали, что Аленка — невеста Прохоренко. Не мог с этим смириться лишь один — долговязый, худой парень, влюбленный в Аленку с первого курса. Он слал ей записки, ставил цветы перед нею в аудитории, ждал, когда она обратит внимание. Не дождавшись, плелся следом за Володькой и Аленой в кино или в парк. Сидел неподалеку хмурой тенью, подсматривал, подслушивал, мерз и умирал от злобы и зависти.
Вначале Володьку злил непрошеный соглядатай. Он несколько раз порывался избить его. Но Аленка, смеясь, останавливала:
— Зачем его колотить? Он и так несчастный. Пусть ходит, коль сил и времени девать некуда.
Парень тот слышал насмешки в свой адрес, но не уходил, продолжал сопровождать.
Вздыхатель Аленки начинал громко кашлять и сморкаться, когда влюбленные, целуясь, замирали. Он по-собачьи чихал, когда слышал слова о любви.
Аленка вначале стыдилась его присутствия, а потом привыкла, смирилась и даже удивлялась, когда его не оказывалось поблизости. Он знал о них все.
— Кто он? — спросил как-то девушку Володя.
— Не знаю. Учится на агронома. Вместе со мной. Зовут его Тарасом. А больше о нем мне и знать не нужно. Писал он любовные записки, я их рвала. На глазах. Выбрасывала цветы в окно, какие дарил. Но это не остановило. И ладно! Пусть ходит. Так смешнее! — ответила, пожав плечами, девушка.
Владимир постепенно свыкся с тенью за плечами. И последний студенческий выпускной бал не насторожил.
Аленка пригласила Тараса на белый вальс, шутя сказав Володе, что сторожей иногда тоже надо поощрять…
Володька ничего не заметил. Ни перемены в настроении Аленки, ни злорадной ухмылки Тараса.
Аленка уже не смеялась. Она сникла, поскучнела. Села в стороне, смотрела на веселившихся однокурсников. Владимир подумал, что грустно ей расставаться с ними, институтом. Эти минуты случилось пережить и ему, двумя днями раньше. Но тоска быстро прошла.
В кармане Володьки уже лежал диплом. Оставалось получить распределение на работу.
Прохоренко радовался, что теперь они станут самостоятельными людьми…
В тот день Аленка не пошла гулять с Володькой, а сразу вернулась в общежитие. Лишь по пути понял парень: что-то случилось с девушкой. Но сама она ничего не сказала ему.
На следующий день они получили распределения. Аленка не радовалась. Она пришла хмурая, на поздравления едва отвечала. И с мольбой смотрела на отца. Михаил Иванович был взволнован, часто курил. И с тревогой смотрел на дочь.
Дочь направляли на работу не в пригородный колхоз, а в отдаленную глухую деревню, забытую людьми и Богом.
Михаил Иванович обошел и объездил всех своих влиятельных друзей. Он просил, требовал, умолял. Но ничего не помогло. Над Аленкой будто злой рок повис. И по распределению она три года должна была жить в отрыве от всех.
Володьку распределили на работу в Киев.
Прохоренко только теперь понял свой промах. Им следовало расписаться за полгода до окончания институтов. Но он не мог нарушить требования своей семьи. Сначала диплом, а уж потом женитьба.
— Какая роспись? О чем ты говоришь теперь? Опоздал! Как жить будем? Что за семья? Друг от друга за сотни километров! И это не на день! На целых три года! Вечность! А все Тарас! Это он! — заплакала Аленка.