Забытые смертью

— Ему не хибары, — дворцы расписывать надо! — выдохнула на пороге.
Прохоренко волновался в последний день перед открытием зала. Как отнесутся к его работе, как воспримут ее и оценят не только колхозники, но и свои ребята, преподаватели?
Они не поверили своим глазам. Зал столовой словно вырос вверх и вширь. Куда девалось чувство придавленности? Не стало казенных панелей темно-зеленого цвета. Исчезла густо-синяя филенка. Нарядные, но строгие колонны по углам поднялись к потолку и создали впечатление неограниченного пространства, легкости, воздушности зала. Изящные зеркала на стенах до неузнаваемости изменили помещение. Сложная роспись потолка поражала воображение. Он был расписан под купол — светлый, устремленный ввысь.
На потолке уже не мотались грязные, засиженные мухами лампочки. Проводка была спрятана. Лишь над столиками горели небольшие светильники-фонарики.
В зале была заменена мебель. На каждом столике — маленькие букеты осенних цветов в скромных низких вазах. Плетеные стулья не раздражали, они словно ставили окончательную точку в оформлении зала.
— Да ты великолепный дизайнер, — не скрыли своего восприятия преподаватели, согласившись, что эту практическую работу надо учесть при зачете.
Володька тогда получил хорошие деньги и приглашение оформить в колхозе детский сад, клуб, школу.
— Золотые руки у тебя! Вот такого бы нам в колхоз, — вздохнул председатель, понимая, что никогда ни один художник, да еще молодой парень, не останется жить в глухой деревне.
Володька уже открыл рот, чтобы отказаться, но в это время увидел девушку. Она не вошла, она впорхнула в правление колхоза.
Володька не мог оторвать от нее взгляда. Такой красивой не видел никогда. Ему она показалась сотканной из синевы неба и солнечных лучей.
Прохоренко онемел. Он не слушал председателя, мечтавшего заполучить парня на следующее лето. Он смотрел на ту, что появилась здесь и отняла его сердце.
Председатель, заметив, обрадовался, представил:
— Моя дочь! Аленка! Тоже в городе учится. На агронома. Первый курс! Но ничего! Свой специалист будет! Доморощенный! Она на врача хотела учиться! Но колхозу агроном нужен! Переубедили! Тоже приехала помогать родному хозяйству! — говорил человек и, подтолкнув дочь к Володьке, потребовал: — Познакомься!
Володька был вне себя от радости. Он держал ее ладонь в своей руке и никак не хотел отпускать.
Аленка засмущалась. Впервые вот так открыто ей без слов сказал о своих чувствах человек. Да еще в присутствии отца…
— Это он столовую сделал! Видала? Настоящая палата лордов! Ну, утру нынче нос нашим соседям! Они на ногах не устоят. У них новый коровник, инкубатор! А у меня — столовая-дворец! — мечтал председатель, как наивный ребенок.
— Так это вы? — изумилась Аленка и уже не выдергивала руку из его ладони.
Они незаметно разговорились.
Володька слушал нежный, голос девушки, любовался ею откровенно. И через час пообещал председателю колхоза приехать в деревню на все лето. При этом он вопросительно глянул на Аленку. Она опустила глаза, но яркий румянец выдал. Понравился ей парень. Едва отец отошел, пригласила вечером в клуб. А председатель, услышавший краем уха, предложил зайти на чай к ним домой после работы. Когда Володька согласился, отправил дочь — приготовиться к вечеру. И заговорил по душам, будто знал парня много лет:
— Одна у меня Аленка. Понимаешь? Нет больше детей! Ради нее живу и дышу. Вот отпустил в город учиться, а душа каждый день болит. Боюсь я за нее. Ты там рядом. Пригляди, стань ей братом. На каникулы заглядывай. Дом у нас просторный. Места хватит.
О Володьке он уже знал все от любопытного словоохотливого повара столовой. Он каждый день нахваливал художника, восторгался парнем.
Его трудолюбием, трезвостью, скромностью.
Михаил Иванович встретил Володьку на крыльце правления колхоза и повел домой, рассуждая об искусстве с видом знатока и большого ценителя. Не преминул сказать, что приезжавшие сегодня в деревню районные руководители, увидев столовую, остолбенели от неожиданности. Глазам не верили, что все это сделано в той же избе. Вот только с желанием и фантазией.
 
— Я у них, под настроение, деньжат для колхоза выбил. Обещались поддержать. Сказали: ежели я деревню облагорожу, заграницу на экскурсии к нам возить станут, показывать быт. Так ты уж не подведи! — просил он Прохоренко.
В доме председателя Володьку приняли по-царски. Стол ломился от еды. Парень даже растерялся.
В родном доме он не знал нужды. Умели Прохоренко достойно отметить праздник в своей семье. Но не с таким размахом, от которого в глазах зарябило.
Аленка постаралась от души. Не отстала от матери, полнотелой, энергичной женщины, вышедшей познакомиться лично с человеком, о котором заговорило все село.
Когда Михаил Иванович предложил тост за знакомство, парень отказался от рюмки. Сказав, что не признает спиртное.
— Моралист? — усмехнулся хозяин.
— Я своих взглядов никому не навязываю. Но лично мне хмель вреден. В профессии. Мешает видению. Потому не употребляю, — отказался Вовка наотрез. Хозяин головой качнул сокрушенно, но пить не стал. Разговор за столом сразу стих, стал скучным. И если бы не Аленка, парень поспешил бы убраться из гостей.
Михаил Иванович, посидев немного для приличия, извинился. Ушел, оставив Аленку наедине с Володькой.
Что это был за вечер! Чудесный, незабываемый миг!
Они пели студенческие песни. Шутливые, озорные, насмешливые, и ребята радовались, что вкусы их совпали и они любят одни и те же песни.
Аленка держалась так, будто она целую вечность была знакома с Володькой, а потому вела себя свободно, без кокетства, наигранной застенчивости.
Она угощала его домашним сыром и пельменями, заставила попробовать студень с хреном. Когда хотела положить ему жареных грибов, он отказался со смехом, зная: девчонка не обидится.
Ушел Володька из гостей, когда деревня уже спала. На крыльце поцеловал руку Аленке. Та не отдернула. Согласилась встретиться с парнем на следующий день.
Девчата-однокурсницы теперь подшучивали над Прохоренко. Освободили его от дежурств по кухне, понимая, что это серьезное дело нельзя доверять влюбленным.
Они раньше всех кормили его, следили, чтобы на свидание он ходил в чистых рубашках. Володька знал: они радуются за него. Он никогда не обидел ни одну из них.
— Покажи ее, какая она у тебя? — просили они Володьку и однажды увидели Аленку.
— Красивая, слов нет! Но… Прислушайся к ее голосу. Моя мама — музыкант, она часто говорит,
что характер человека — в его голосе. И я убеждалась — права! Проследи сам. За каждым из нас. Далеко ходить не надо за доказательствами. А потом прислушайся к ней. Но не как к любимой. Постарайся со стороны понаблюдать, услышать. Мне кажется, она тебя не стоит, — предупредила Зинка, староста курса, умнющая, вдумчивая девушка, с которой у всех ребят были очень добрые отношения. Она знала все сердечные секреты, умела заменить старшую сестру, быть другом каждому
С Володькой они стали друзьями с самого первого дня занятий.
— Я не против красивых. В Аленку влюбиться можно. Но нельзя терять головы. Мне кажется, пустоватая девчонка. И примитивна, как мышь в хорошей маске. Не обижайся, но присмотрись к ней повнимательнее…
— А что по голосу услышала?
— Скандальная она. Слышишь, как громко разговаривает? А голос? визгливый, слабый. Как у всех ругливых. Значит, ни интеллекта, ни внутренней культуры нет. Ну и в семье от таких одно горе. Впрочем, смотри сам. Может, я слишком далеко захожу. Но и ты будь настороже. Помни — краса проходит, характер остается навсегда. Он не меняется.
— Зинуля! Если ты так же будешь присматриваться к ребятам, никогда не выйдешь замуж, — рассмеялся тогда Володька, не очень поверив девушке.
— За ошибки потом дорого расплачиваются. Иногда они жизней стоят, — сказала девушка по-взрослому.
Парень запамятовал о предупреждении Зины и продолжал встречаться с Аленкой. Он уже по-настоящему привязался к ней, и каждая минута разлуки казалась ему вечностью. Вернувшись к занятиям в городе, они встречались каждый день по вечерам. Ходили в кино, в парки.