Избранные произведения. Дадзай Осаму
Наш герой принял странное решение. Он перерыл весь стенной шкаф. Ему было известно, что где-то там в углу валяется весьма объемистая, страниц в тысячу рукопись, которую он в полном экстазе настрочил лет десять тому назад. Он извлек эту рукопись и стал ее читать. Иногда он краснел. За два дня ему удалось прочесть всю рукопись от корки до корки, еще один день он просидел в глубокой задумчивости. Из всей рукописи ему показался заслуживающим внимания только один рассказ — «Письма». В нем было двадцать шесть страниц, это была история человека, который, оказываясь в жизненном тупике, каждый раз получал письмо без обратного адреса и без имени отправителя, эти письма стали для него спасением и оградили от многих несчастий. Возможно, этот рассказ привлек внимание нашего героя потому, что он и сам был не прочь получить подобное письмецо. И он решил переделать этот рассказ и выдать его за новый.
Прежде всего следовало переписать места, связанные с профессией главного героя. А как же! Герой-то ведь был молодым писателем. Решено было внести в сюжет следующие поправки. Новый рассказ будет начинаться с того, что герой мечтает стать знаменитым писателем, но терпит неудачу. Как раз в этот момент приходит первое письмо. Потом герой решает сделаться революционером, но и это ему не удается. И тут приходит второе письмо. Он становится служащим, его раздирают сомнения в возможности семейного счастья, и тут он получает третье письмо. А что, нельзя же лишать его надежд на будущее! Более того, героя следует по возможности избавить от литературною душка. Как только им овладеют революционные идеи, он должен забыть само слово «литература». Что касается писем или там телеграмм, то они должны быть такими, чтобы их хотелось получить самому автору, окажись он в подобной ситуации. Причем писать их надо с удовольствием, иначе ничего хорошего не получится. Писать, делая вид, будто тебя они совершенно не интересуют, и не боясь показаться слишком сентиментальным. Нашему герою вспомнилась вдруг поэма «Герман и Доротея». Отгоняя резкими взмахами головы диковинные виденья, которые подступали к нему со всех сторон, он сел за письменный стол. «Ах, если бы бумага была еще меньшего формата», — подумал он. «Ах, если б я мог писать легко и бездумно, когда сам не ведаешь, что творишь», — подумал он. Назвал он рассказ «Письма, принесенные ветром». Начало он переписал полностью. Вот оно:
Кому не хотелось бы получить письмо? Представьте, что, содрогаясь от рыданий, вы стоите на распутье своей жизни, и вдруг неведомо откуда подует ветер, и на ваш стол порхающей бабочкой опустится листок бумаги, внезапно высветив лежащий перед вами путь… Найдите мне человека, который был бы недоволен, получив такое письмо. Мне везет. Уже трижды ветер приносил мне подобные послания, трижды сердце в моей груди загоралось робкой надеждой. Одно пришло в первый день того года, когда мне исполнилось девятнадцать. Второе — ранней весной моего двадцатипятилетия. Последнее, третье, прошлой зимой. О радость, которую испытывает человек, слушая о счастье, выпавшем на долю другого, странная радость, в которой зависть мешается с сочувствием… Узнай ее и ты! Начну с того письма, которое пришло в первый день года моего девятнадцатилетия…
Дописав до этого места, наш герой ненадолго отложил ручку. Вроде бы достаточно многозначительно. Пожалуй, в таком духе и следует продолжать. И вообще о литературном произведении трудно сказать что-нибудь определенное, пока оно существует только у тебя в голове. Обязательно надо начать писать. С чувством повторяя это самому себе, наш герой пришел в чрезвычайно хорошее расположение духа. Нашел! Наконец нашел!
Литературное произведение должно возникать без всякого насилия со стороны автора. В конце концов я ведь не студент, который отвечает на поставленный экзаменатором вопрос. Ладно. Буду, беспечно напевая, потихоньку-полегоньку продвигать этот рассказ. А на сегодня довольно и этого. Украдкой перечитав написанное, наш герой засунул рукопись в шкаф и начал натягивать на себя университетскую форму. В последнее время он совсем не появлялся в университете, но тем не менее раза два в неделю надевал форму и торопливо выходил из дома. Они с женой снимали две небольшие комнатушки на втором этаже в доме одного чиновника, вот он время от времени и разыгрывал эту комедию, чтобы не уронить себя в глазах хозяев. Была у него такая вполне прозаическая черта — заботиться о собственной репутации. Похоже, что он пытался соблюдать внешние приличия и перед женой. И она, скорее всего, верила, что он действительно идет в университет. Согласно ранее выдвинутому допущению, его жена была дурно воспитана и, как следствие, совершенно необразована. Скорее всего, он не упускал случая изменить ей, оправдывая себя именно ее необразованностью. Но в целом я бы назвал его скорее любящим мужем. Во всяком случае он заботился о спокойствии жены и ради этого спокойствия часто угощал ее небылицами. К примеру, рассказывал ей о том, какое блистательное будущее их ожидает.
В тот день наш герой тоже ушел из дома и отправился к приятелю, жившему неподалеку. Приятель этот жил один, он был художником и увлекался европейской живописью. Кажется, они учились вместе в школе. Приятель был из богатой семьи и жил, ничем себя не обременяя. Предметом его особой гордости были собственные брови, которыми он шевелил все время, пока с кем-то разговаривал. Да вы, наверное, и сами знаете таких типов. Именно к этому приятелю и пришел наш герой. Раньше он его недолюбливал. Правда, он не испытывал симпатии и к другим своим друзьям, но этого недолюбливал больше, чем кого бы то ни было, возможно, из-за его особого умения раздражать окружающих. И тем не менее он пришел именно к этому приятелю, так велико было его желание побыстрее поделиться с кем-нибудь своей радостью. Его согревало предчувствие счастья, а в такие минуты человек обычно бывает великодушным. Художник оказался дома. Сев напротив него, наш герой с места в карьер заговорил о своем рассказе. Мол, вот что я задумал написать, надеюсь, что, если все пойдет гладко, мне удастся найти издателя, начинается же рассказ так… И он, краснея, прочел наизусть несколько только что сочиненных фраз. Была у него такая слабость, он любил читать свои произведения вслух. Художник, по обыкновению своему подвигав бровями, пренебрежительно бросил: «Недурственно!» Этого было вполне довольно, но, к сожалению, он этим не ограничился, а начал нести всякий не относящийся к делу вздор. Что-то о глумлении над богами нигилистов, о неуважении к героизму маленького человека и — что уж совсем понять было невозможно — о геометрическом построении идеи. Наш герой предпочел бы, чтобы приятель просто сказал: «Недурно, вот бы и мне получить такое письмецо». Он ведь и выбрал такой романтический сюжет в надежде забыть о детальном разборе содержания, о выявлении всяких там литературных достоинств и недостатков. И когда этот нечуткий художник стал произносить глубокомысленные газетные фразы типа «геометрическое построение идеи», он сразу подумал: «Берегись! Если, проявив малодушие, ты позволишь втянуть себя в это критическое жонглирование, тебе так и не удастся дописать свой рассказ. Берегись!» И поспешно ретировался.
Возвращаться домой ему не хотелось, и он зашел к букинисту. А по дороге продолжал размышлять над рассказом. Надо постараться написать хорошие письма. Пусть первое будет в форме открытки. Скажем, от девушки. Текст может быть совсем коротким, но проникновенным. Может быть, начать так: «Я уверена, что не делаю ничего дурного, поэтому нарочно пишу на открытке»? Поскольку герой получает эту открытку в первый день года, то в конце может быть приписано мелким почерком: «Совсем забыла. Поздравляю Вас с Новым годом!» Или это слишком глупо?
Словно во сне, он брел по улицам. Дважды его едва не сбила машина.
Второе послание герой пусть получит в камере, куда его бросят за участие в революционном движении, к которому он примкнул, отдавая дань моде. «Поступив в университет, он разочаровался в литературе…» Впрочем, от такого начала, пожалуй, лучше воздержаться. Достаточно упомянуть, что герой рассказа еще раньше, еще до получения первого письма получил психическую травму — ему так и не удалось стать знаменитым литератором. И вот наш писатель начал выстраивать в уме текст, относящийся к тому времени.