Глава семейства (СИ)
Правая нога теперь действовала как протез: на нее можно было опираться, но бежать было невозможно. Впрочем, идти было недалеко, только до гаража. Холода и боли я в тот момент не чувствовал, накаченный адреналином до самой макушки, но со стороны, думаю, представлял собой более чем жалкое зрелище. Кровавый след, во всяком случае, за мной тянулся отчетливо.
Как я дошел до гаража, как стягивал с трактора скользкий, казавшийся неимоверно тяжелым, брезент, как с молитвами и бранью заводил ржавую колымагу, как, завернувшись все в тот же брезент, вел ее наугад прочь от фермы - я помню, будто это было вовсе и не со мной. Первую неделю своего осмысленного пребывания в больнице я посвятил написанию писем.
Первое было адресовано моему бывшему командиру. В нем я сухо описывал произошедшую со мной историю, и просил добиться отправки на мою бывшую ферму военного патруля. Как я узнал из ответного письма, военный патруль обнаружил на месте моей фермы только груду головешек. От кокона остались лишь обгорелые клочки.
Второе письмо я отправил семье, на чью ферму я ввалился на тракторе, разнеся в щепки курятник. Я отправил им с письмом крупную сумму денег и просьбу писать мне хотя бы раз в год, чтобы я мог удостовериться, что с ними все в порядке. Ответ пришел через три месяца. Хозяин фермы, рыжий Хопкинс, писал, что у них все отлично: младший сын женился, и теперь в семье ожидается прибавление. Трактор он, по его же выражению "довел до ума", и учит старшего внука им управлять.
Именно трактора касалось мое третье письмо. Его адресовал конструктору того самого трактора. Все же этот гроб на воздушной подушке простоял в гараже без присмотра почти полгода, не считая того срока, что был до меня, но все-таки довез меня до людей. Ответ мне пришел совсем из другого города. Оказалось, конструктор давно умер, и письмо переслали его внучке. Она благодарила меня за теплый отзыв о детище ее деда, но, похоже, так и не поняла, что вызвало у меня такую любовь к тривиальному трактору.
С некоторых пор я действительно полюбил технику. Полюбил машины, шум, гул большого города. Я люблю этот город. Потому что его не любят эти твари.
В мою руку лег белый прямоугольный конверт. Просто бумага, без всяких надписей. Только аромат. Аромат спелых поздних яблок. Так пахла Эллис в тот день, когда пришла ко мне в дом. Это был запах атаки. И потому я, ни на секунду не задумываясь, свернул девчонке шею.
Когда Локми заглянул в кабинет, я все еще сжимал в кулаке роскошную гриву ее волос. Тело болталось на сломанной шее, будто тряпичное, пчелиные крылышки вывалились из расстегнутого платья. Лицо у нее было удивленное.
- Еще одна? - Локми смотрел на меня сочувственно.
- Да, - я разжал кулак, и голова девушки со стуком поздоровалась с полом. - У нее волосы рыжие.
- Это принципиально?
- Да. У всех остальных волосы были темными, как у меня или светлыми, как у того бедолаги, что попал в лапы Кларисс.
- Думаешь, они нашли еще кого-то?
- Запросто. Фермеров-одиночек на ничейных землях в избытке.
- Одного не пойму: чего они к тебе привязались? - Локми присел перед телом девушки и задумчиво пощупал прозрачное крыло. - Они ведь город терпеть не могут, но все равно приходят. Это уже которая по счету? Третья?
- Пятая. Две приходили до тебя. Я спрашивал. Только Кларисс способна давать потомство. И они уверены, что дело во мне.
- И что теперь?
- Теперь... - я поднес к лицу конверт. - Теперь звони ребятам. Скажи, я знаю ферму, где живет рыжий старик с семьей. У него целая коробка таких конвертов, - вдохнул сладкий яблочный аромат. - Пора бы уже навестить дочурку...