Сыновья
Попросил одного старателя, уходившего в Ленскую тайгу, присмотреть для покупки участки с ценным песочком.
– Приценись. Узнай, кто владеет землями. Надёжные ли люди? Чтобы не надули нас. А то заарендуем, а там песок уже два раза перемыт. Понял?
– Понял, Александр Киприянович! Артель свою сколотим из балаганцев или возьмём фартовых бог весть откуда?
– Это – потом! Но брать будем только своих, тобой проверенных. Надо чтобы отличались терпением и дотошностью старатели, а не были пустомелями и пьяницами. Да не воровитыми. Бывает, руки золотые, а рыло поганое и горло мишурное. От таких – избави, Бог!
Зимой читал книги. Брал у священника и учителя местной школы. Они с осторожностью и заметным страхом поначалу общались с ссыльным купцом. Но, почувствовав ум, начитанность и практическую сметку, раскрепостились и часто обменивались визитами, скрашивая провинциальное одиночество. Долгими зимними вечерами играли в карты и шахматы, пили чай, по праздникам – водку. Александр Киприянович взял в экономки Анастасию. Была она миловидна, строга к своему телу, как бывают строги засидевшиеся девицы после двадцати пяти лет. Анастасия приходила рано, когда хозяин ещё спал, разжигала печь и готовила завтрак. После, если он уходил подышать свежим воздухом, убирала в зале и спальне, ходила на рынок за свежей свининой, молоком, картошкой, сметаной. Рыбу и яйца приносила соседка по дому. Раз в неделю Настя топила баню, загодя замачивала в квасе веники для подружившейся троицы. Они любили париться, валятся в снегу и снова кряхтеть на полке, пока не изойдут потом. В бане, на сыром полке, вели неспешные беседы о превратностях российской жизни. Александр Киприянович, несмотря на крутой нрав, ладил с экономкой, то ли оттого, что она была молода и красива, то ли оттого, что просто соскучился по женщинам, которыми был обделён в кочевой жизни. Тундра надолго лишали женской ласки, домашнего тепла и огрубляла его, и так уже твердокаменную душу. А теперь, став одиноким не по своей воле, он пытался восполнить эту нехватку божественной гармонии в первую очередь при помощи чернобровой Анастасии. Он нередко приходил на кухню, садился и наблюдал, как сноровисто экономка управляется с делами. Она, чувствуя взгляд, проникающий в душу, рдела, начинала суетиться. И чтобы избавиться от назойливости, шла якобы за овощами в чулан или к кадке за водой, или к горящей печке. Александр Киприянович, насытившись глазами этой, никем не тронутой красотой, возвращался в залу, набивал трубку и долго раздумывал, попыхивая табаком. Перед глазами возникал образ строгой Елизаветы Никифоровны, как всегда, грозящей пальцем: не смей! И он, с сожалением, гасил в себе желание. Дважды в неделю ходил на торжище, приценялся и имел полное знание летних, осенних и зимних цен на товары и огородину. Из-за того, что Балаганск находился рядом с Сибирским трактом, сюда приезжали торговать купцы из Енисейска, Иркутска, Кяхты. Сотников с затаённой улыбкой посматривал на собратьев-купцов, особенно на больших ярмарках. Целые обозы с китайскими товарами заполняли ярмарочную площадь, зазывая покупателей из ближайших городов и сёл приобрести, что душа пожелает! Рядом с торговыми балаганами развёрнуты скоморошьи, сапожные, святочные! За ними – качели, карусели, столы с баранками и кипящими самоварами. Целую неделю идут торги. И пока не опустеют обозы, никто не отправляется в обратный путь. Затем купцы итожили торжища, намечали время следующей ярмарки, какие товары они привезут друг другу. В накладе не оставался никто, но больше всего – сами балаганцы. Ведь только гостей на ярмарках побывает в несколько раз больше, чем самих хозяев! Их берут на постой, потчуют, помогают гужевыми перевозками, сбывают на прокорм лошадям и сено, и картошку, и овёс, и муку. После каждой ярмарки у хозяев кошели тужатся от денег.
Александр Киприянович вспомнил, как в старину, по рассказам отца, проводились большие ярмарки в Туруханске. Туда съезжались на кочах купцы из «златокипящей Мангазеи», из Енисейска, Томска, Иркутска. Две недели шёл большой торг. Купцы с юга продавали муку, чай, сахар, вино, ситец, шёлк, ружейные припасы, сети, неводы, а купцы-северяне предлагали рухлядь: шкуры песца, соболя, лисы, волка, медведя, росомахи, белую и красную рыбу, вязигу, бивни мамонта и осетровую икру. Десятки парусников, самосплавных барж усеивали берег реки Турухан, ожидая разгрузки, а затем погрузки товаров. Всё это закончилось в семнадцатом веке с упадком Мангазеи. Да и Туруханск потерял значение, как город ярмарок, стоящий на пересечении водных путей с юга и запада. «Жаль, конечно, что ушла в небытие Туруханская ярмарка. Вот возобновить бы её в Дудинском! Иноземцы могли бы ходить к нам Ледовым морем, а с юга – речники с товарами. Уголь есть. Тогда бы Дудинское расцвело не хуже Енисейска, – думал Александр Киприянович, глядя на хмельных ряженых и на расписные торговые балаганы. – Мы бы сделали ярмарку не хуже, чем здесь». И он решил на будущее лето заняться торгом через Кяхту. Бывалые мужики говорили, там и цены намного ниже иркутских, и тракт безопасней: на дороге всегда обозы. Ночью обозники отдыхают у сёл, вытянувшихся по тракту, и выставляют охрану с трёхлинейками. Бояться, что таёжные разбойники отберут товар, не стоит! Для сопровождения особо ценного даже нанимают верховых казаков. Он на счётах прикидывал расходы и доходы, помечал, какие ходовые товары привозить из Кяхты и в каких объёмах, во что обойдётся аренда лошадей с подводами, в чем нуждаются купцы приграничного городка. На расчеты ушел не один вечер и не один месяц. Вникая в торговые дела Иркутской губернии, он читал газеты, отмечал, какие города и сёла снабжает товарами тот или иной торговец, его гильдийность, обеспеченность гужевым извозом, сеть его торговых рядов, лавок и сколько ртов он кормит. И для себя сделал вывод: крупные купцы первой гильдии лишь в Иркутске, в остальных городах – второгильдийцы, третьегильдийцы. Конкуренции особой нет, так как губерния по-прежнему была местом ссылки и каторги царских преступников.
***Елизавета Никифоровна, несмотря на полицейский надзор, продолжала заниматься отправкой товаров в Дудинское из Минусинска, Томска, Красноярска на имя своих приказчиков. Вот о чём доносил енисейский уездный исправник губернатору Михаилу Алексеевичу Плецу 3 мая 1899 года.
«Жена туруханского казака Александра Сотникова – Елизавета в настоящее время по примеру прежних лет поставляет в город Туруханск до 10 тысяч пудов ржаной муки, из них пятьсот пудов закуплено ею шестнадцатого марта у минусинского торговца Солдатова по шестьдесят две копейки за пуд и ныне нагружается на пароход “Барнаул”, имеющий отправиться из Енисейска в Туруханский край около двадцатого мая».
Губернатор посмеивался, читая донесение исправника:
– Вцепились в женщину, как таежные клещи. Она самоедов кормит, а он на ней очередной чин зарабатывает. Ну, бестии эти сыскари! Следят по пустячкам, а настоящих преступников не видят.
***Приказчик Дмитрий Сотников с товаром прибыл из Минусинска пароходом на красноярскую пристань, где его ждала Елизавета Никифоровна. Она передала с ним две сумки с летней одеждой, книжками, конфетами и письма. Одну сумку и письмо просила доставить сыновьям в Енисейск, а вторую и письмо – в Потаповское – её матери и дочери. Она обещала летом приехать и забрать их в Красноярск, если разрешат въезд в Енисейский округ.
Дмитрий Сотников с Елизаветой Никифоровной поднялись с берега в тенистый парк, сели в укромном уголке на скамейку. И приказчик поведал, как беснуются туруханские власти, когда товар идёт от потаповской купчихи.
– Дотошно проверяют каждую связку товаров, ищут бочки с вином, сверяют накладные по каждому виду клади. Конкуренты воспрянули и духом, и телом. Чувствуется, они немало выложили и полит тин, и доносчикам, чтобы подрубить нас под корень. Помощник туруханского отдельного пристава Терентьев и смотритель Дудинского участка Головлёв разъярёнными собаками бросаются на приказчиков, с поводом и без. Следят за каждым шагом и пытаются схватить за горло и меня, и Михаила Степановича Наумова, запрещают ему торговать. А под Александра Киприяновича до сих пор копают. Не все его судебные дела закрыты. Так что, Елизавета, будь осторожна с товаром. Кое-кому надо, чтобы Александр Киприянович не ссылкой, а тюрьмой закончил торговое дело.