Элита

Когда оно настало, Сильвия попросила нас перечислить то, что для нас жизненно важно. Я указала семью, музыку и последней, как будто это слово просто требовало вывести себя на бумаге, справедливость.
— Я задала вам этот вопрос, потому что королева Иллеа обыкновенно возглавляет какой-либо комитет, организацию, действующую на благо государства. Королева Эмберли, к примеру, учредила программу, обучающую людей заботиться о душевно или физически нездоровых родственниках. Многие из них оказываются на улицах, потому что их семьи не в состоянии ухаживать за ними, благодаря чему численность Восьмерок неконтролируемо возрастает. Статистика за последние десять лет доказала, что ее программа помогла снизить эти цифры, что благотворно влияет на безопасность населения в целом.
— Мы что, тоже должны будем придумать какую-нибудь похожую программу? — опасливо спросила Элиза.
— Да, это будет вашим очередным проектом. Через две недели вы должны будете представить свою идею в «Вестях столицы» и рассказать, как вы можете претворить ее в жизнь.
Натали негромко пискнула, а Селеста закатила глаза. У Крисс было такое выражение, как будто она уже что- то обдумывала. От этого мгновенного энтузиазма я почувствовала себя не в своей тарелке. Вспомнились слова Максона по поводу предстоящего исключения.
Меня несколько успокаивало знание, что у нас с Крисс небольшое преимущество перед остальными, и все-таки совсем не бояться я не могла.
— Это на самом деле необходимо? — спросила Селеста.
— Я предпочла бы научиться чему-то, что действительно понадобится нам в будущей жизни.
За ее напускной озабоченностью угадывалась то ли тоска, которую заранее наводила на нее эта затея, то ли испуг.
Сильвия была явно потрясена.
— Это еще как вам понадобится! Та, кто станет принцессой, будет курировать благотворительный проект.
Селеста пробурчала что-то себе под нос и принялась крутить в пальцах ручку. Меня бесило, что она рвется в принцессы, не желая при этом принимать никакой ответственности.
Даже из меня получилась бы лучшая принцесса, чем из нее!
Может, у меня и не было ни ее связей, ни самообладания Крисс, но зато мне, по крайней мере, не все равно. А разве это хотя бы чего-то не стоило?
Впервые за долгое время я почувствовала искреннее воодушевление. Вот он, проект, который позволит мне показать то главное, что отличает меня от остальных. Я была исполнена решимости вложить в это дело всю душу и придумать что-то такое, что окажется по-насто- ящему действенным. Может, я все равно проиграю состязание в целом, может, мне вовсе и не хочется побеждать. Но я окажусь так близко к победе, насколько это возможно, и на этом буду считать Отбор для себя законченным.
Все оказалось напрасно. Как я ни старалась, мне в голову не приходило ни одной даже самой завалящей идеи для моего благотворительного проекта. Я думала, читала и снова думала.
Даже просила совета у служанок, но у них тоже не было никаких идей. Я поговорила бы с Аспеном, но он вот уже несколько дней не объявлялся. Вероятно, решил быть сверхосторожным. Но хуже всего то, что Крисс явно была с головой погружена в работу над своей презентацией. Она почти не появлялась в Женском зале, а когда все-таки присутствовала, то читала очередную книгу или усердно что- то конспектировала.
В пятницу утром до меня вдруг дошло, что осталась всего неделя, а у меня еще конь не валялся. В эфире «Вестей» Гаврил Фадей объявил программу следующего выпуска, пояснив, что зрителей ждут несколько коротких сообщений, после чего все остальное время будет посвящено нашим презентациям.
На лбу у меня выступила испарина. Я перехватила взгляд Максона. Он поднял руку и потянул себя за ухо, и я заколебалась, не зная, как быть. С одной стороны, не хотелось соглашаться, но не хотелось и отвергать его. В конце концов я тоже потянула себя за ухо, и он явно вздохнул с облегчением.
В ожидании Максона я не могла найти себе места и принималась то накручивать на палец волосы, то расхаживать туда-сюда по комнате.
Принц, по своему обыкновению, постучался и, не дожидаясь ответа, вошел. Я поднялась ему навстречу, чувствуя, что должна держаться несколько более формально, чем обычно. Я понимала, что веду себя глупо, но ничего поделать с собой не могла.
— Ну, как ты? — спросил он, подойдя ко мне.
— Честно? Нервничаю.
— Это потому, что я такой неотразимый красавец?
Я рассмеялась при виде сочувственной мины, которую он состроил.
— Да, на такую ослепительную красоту просто больно смотреть, — в тон ему ответила я. — Вообще-то, это, главным образом, из-за благотворительного проекта.
— А-а, — протянул он, усаживаясь за моим столом. — Можешь прорепетировать свою презентацию передо мной. Как Крисс.
Эта новость совершенно выбила из колеи. Ну разумеется, у нее все уже было готово!
— У меня вообще нет никаких мыслей по этому поводу, — призналась я, усаживаясь напротив него.
— А-а. Да, могу себе представить, как это неприятно.
Я метнула на него взгляд, говоривший о том, что он и понятия не имеет насколько.
— Что для тебя важно? Это должно быть что-то такое, что по-настоящему тебе небезразлично, что-то, чего остальные могут не видеть. — Максон откинулся на спинку стула и положил ладонь на стол.
Как он может относиться к этому с такой легкостью? Неужели не видит, что я на грани срыва?
— Я всю неделю ломаю себе голову, но так ни до чего и не додумалась.
Он негромко рассмеялся:
— Вот уж никогда не подумал бы, что у тебя это вызовет такие затруднения. Ты в своей жизни видела больше тягот, чем остальные четверо, вместе взятые.
— Вот именно, но я никогда не знала, как что-то изменить. В этом-то и беда. — Я принялась разглядывать столешницу, воскресив в памяти жизнь в Каролине во всех ее подробностях. — Все это так и стоит у меня перед глазами. Семерки, калечащиеся на своей работе и внезапно оказывающиеся в статусе Восьмерок, потому что не могут больше трудиться. Девушки, прохаживающиеся по улицам перед наступлением комендантского часа, готовые пойти с одиноким мужчиной практически за любую плату. Дети, которые растут, не имея ничего в достатке: ни еды, ни тепла, ни любви, потому что их родители гробятся на работе. Я отлично помню самые худшие свои дни. Но предложить что-то реальное, что положило бы всему этому конец? — Я покачала головой. — Что я могу придумать?
Я взглянула на Максона, надеясь найти в его глазах ответ. Его там не было.
— Все так. — Он умолк.
Я подумала обо всем, что только что высказала, и о его ответе. Означал ли он, что Максону известно о планах Грегори больше, чем я думала? Или что он чувствовал себя виноватым, потому что у него было все, когда у других не было ничего?
Он вздохнул:
— Это совсем не то, о чем я надеялся с тобой сегодня поговорить.
— А о чем ты хотел поговорить?
Максон посмотрел на меня снизу вверх, как будто я была не в своем уме:
— О тебе, разумеется.
— О чем именно? — Я заправила волосы за уши.
Он изменил положение, подавшись на стуле вперед, так что мы оказались чуть ближе друг к другу, как будто он хотел открыть мне какой-то секрет.
— Я думал, после того, как ты увидела, что с Марли все в порядке, все изменится. Я был уверен, что у тебя получится относиться ко мне по-прежнему. Но ничего не вышло. Даже сегодня ты согласилась со мной встретиться, но держишься отчужденно.
Значит, он все-таки заметил. Я погладила пальцами столешницу, не глядя ему в глаза.
— Дело не в тебе. Дело в статусе. — Я пожала плечами. — Мне казалось, ты это понимаешь.
— Но после того как Марли…
Я вскинула голову:
— После этого произошло еще много всего. Иногда я понимаю, что означает быть принцессой, а в следующую минуту уже думаю, что ничего не понимаю. Со мной все совсем не так, как с другими девушками. Я принадлежу к самой низшей касте из всех, а Элиза, возможно, и была до Отбора Четверкой, но ее семья очень отличается от большинства Четверок. Им столько всего принадлежит, что я удивлена, почему они до сих пор не купили более высокое положение. А ты вырос во дворце. Для меня это серьезная перемена.