Сто суток войны
Читая в архиве автобиографию генерал-лейтенанта Ивана Никитича Руссиянова, написанную после войны, которую он окончил, командуя корпусом, я наткнулся на такие строки:
«В окружении с войсками был шесть раз, в боях при отходе от Минска, 1941 г., в боях при отходе от города Лебедянь — 1942 г., в боях под Павлоградом — Кировоградом. Выходил с войсками и группами, с документами и в полной генеральской форме».
Из автобиографии видно, что Руссиянов родился 28 августа (по старому стилю) 1900 года в деревне Шупли, Кошинской волости, Смоленского уезда, что он с 1916 года работал поденным рабочим, в 1919 году был призван в Красную Армию, в ноябре 1921 года, по окончании гражданской войны, в неделю «Красного курсанта» поступил в пехотную школу комсостава, а в мае 1941 года, перед самой войной, окончил курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Академии Генерального штаба.
В этом же деле я увидел две фотографии Руссиянова. Одна — парадная, предвоенная, может быть, сделанная по случаю присвоения генеральского звания: новенькие генеральские петлицы, новенький китель, аккуратный пробор, щеголеватый, подтянутый, моложавый, моложе своих лет.
И вторая фотография, сразу со всей остротой напомнившая мне того человека в грузовике — пыльный китель, выцветшие генеральские петлицы, постаревшее не на год, а на целых десять лет, усталое, но сильное лицо. Кто его знает, может, эта фотография была сделана сразу же тогда, после выхода из окружения, первого из шести. На этой фотографии не только лицо человека, но и лицо самой войны, такой, какой она была и какой я ее помню в июле 1941 года.
Две фотографии, одна и та же форма — и два разных человека: один только еще готовящийся воевать, а другой — переживший трагедию первых дней войны, нахлебавшийся всяческого горя, сделавший все, что от него зависело… Другой, совсем другой человек…
Я хочу подробнее остановиться на судьбе 100-й дивизии, потому что история ее типична для целого ряда наших воинских частей, достойно вышедших из того тяжелейшего положения, в котором они оказались.
Вспоминая начало войны, вряд ли стоит из соображений патриотизма прибегать к тому искусственному уравниванию, которым грешат некоторые наши — в особенности написанные в более давние времена — сочинения, где отстаивался тезис о повсеместном героизме и о том, что по сути дела все наши части и все люди при всех обстоятельствах вели себя одинаково героически. Свои герои были, конечно, всюду, во всех частях. Но говорить, что все части и повсюду действовали в начале войны одинаково героически, — вряд ли правильно. Были разные дивизии, по-разному подготовленные и руководимые, и война застала их в разном состоянии и в разных обстоятельствах; да и по ходу войны они попадали в далеко не равные положения.
Скажем, 172-я дивизия, к судьбе которой я еще вернусь, почти целиком легла в боях за Могилев, сражаясь с примерной стойкостью, долго и упорно, приковав к себе значительные силы немцев и тем самым выиграв время и сослужив большую службу нашим войскам, закреплявшимся на новых рубежах обороны.
53-я дивизия, о которой я уже писал, оказавшись как раз на направлении сокрушительного главного удара немцев Шклов — Горки — Смоленск, была разбита и рассеяна, но, собрав потом большую часть своего личного состава, впоследствии сумела завоевать добрую славу и дошла до Вены.
У 100-й дивизии была третья, своя, особенная и во многих отношениях замечательная судьба.
Перед войной дивизия дислоцировалась в Минске и на третий день войны, когда ей пришлось вступить в бой, начала свои боевые действия далеко не в полном составе. До комплекта не хватало трех тысяч человек, сорока процентов транспорта, а ее разведывательный батальон не имел ни одного танка и всего несколько бронемашин. Несмотря на это, в боях в районе Минска дивизия сначала разбила 25-й немецкий полк 7-й танковой дивизии, причем командир этого полка, полковник Ротенбург, был убит, а штабные документы полка захвачены. Потом дивизия сильно растрепала части 82-го мотострелкового полка немцев, кстати, в этих боях впервые использовав против немецких танков бутылки и стеклянные солдатские фляжки с бензином.
В течение первых четырех суток боев, упорно контратакуя немцев и даже кое-где продвинувшись вперед, дивизия начала отход только на пятый день, по приказу. Расчищая себе путь в двенадцатидневных боях, дивизия упорно вырывалась из кольца. Остатки разных ее частей были сведены в полк и именно в таком качестве с боем вышли из окружения.
Но этим история не кончилась. Другие части дивизии, отрезанные друг от друга немцами, в последующие дни тоже ‘с боями вырывались из кольца на разных участках фронта: В Итоге к утру 21 июля, на вторые сутки после того, как дивизия вышла на отдых и стада формироваться, в ее частях было, судя по документам, уже около сорока процентов рядового, около шестидесяти процентов начальствующего состава и тридцать процентов материальной части. Уже на третий день отдыха и переформирования, Как это явствует из приказа командующего 24-й армией, один из полков дивизии — 355-й — был вновь брошен в бой, а вскоре в бои вступила и вся дивизия.
В «Журнале боевых действий» 100-й дивизии за 20 июля есть любопытная запись: «Маршал Советского Союза тов. Тимошенко… в районе Дорогобужа встретил лейтенанта тов. Хабарова. Узнав от него, из какой части, сказал, что „сотая дивизия хорошо дралась, толково воюет, и если будет время — заедет посмотреть, как она сейчас устроилась. Передайте бойцам и командирам привет“». Отзыв Тимошенко отражал общее мнение о действиях 100-й дивизии, которое уже успело сложиться к тому времени на Западном фронте. Вскоре она была отмечена в приказе Ставки и переименована в Первую Гвардейскую.
Дивизия, а потом сформированный на ее базе 1-й Гвардейский мехкорпус был в боях до самого конца войны. Дрались у Сталинграда, отвоевывали Донбасс, воевали под Будапештом, Секешфехерваром, Шопроном…
В начале войны 100-я дивизия входила во 2-й стрелковый корпус генерала Ермакова. В дополнение к уже сказанному приведу несколько страниц из «Журнала боевых действий 2-го стрелкового корпуса». Записи в этом журнале производились ежедневно с 28 июня 1941 года, то есть с первого дня вступления частей корпуса в бои; таких подлинных журналов боевых действий сохранилось за первые дни боев очень мало. Выводы и итоги, записанные в «Журнал» к концу первого месяца войны, свидетельствуют о большой правдивости и трезвости в оценке и собственных действий, и действий противника. Вот что в них сказано:
«…Бои за Минск на участке 2-го корпуса носили ожесточенный динамичный характер. Противник, пользуясь превосходством в подвижных частях, стремился наносить удары во фланг и в тыл частям корпуса. Пехота 100-й и 161-й стрелковой дивизии показала высокую стойкость. Когда танкам противника удалось прорваться через позиции нашей пехоты, последняя обрушивалась на пехоту противника, нанося ей огромнейшие потери.
Противотанковая артиллерия, не имея практики, в первый день боя с танками противника понесла значительные потери. 100-я дивизия за 27-е и 28-е потеряла до 45 орудий, главным образом противотанковых. Скорострельность противотанковой артиллерии оказалась недостаточной для борьбы с подвижными немецкими танками.
Потери от авиационных бомбардировок, пулеметного обстрела с воздуха, несмотря на низкие высоты и абсолютное господство противника, оказались очень незначительными. Однако они имели большое моральное воздействие.
Противнику в этих боях нанесены большие поражения…
100-я дивизия уничтожила 101 танк, 13 бронемашин, 61 мотоцикл, в том числе 8 взято исправных, 4 легковые машины, 20 грузовиков, 19 орудий ПТО, 4 орудия среднего калибра, минометы и другое боевое имущество.
161-й стрелковой дивизией, по неполным данным, уничтожено 36 танков, 22 мотоцикла, 15 автомашин, 1 легковая автомашина, 4 орудия, бронемашина, 2 самолета.
Корпусными частями, главным образом 151-м корпусным артполком, уничтожено 10 танков, 7 автомашин, 6 мотоциклов, 4 самолета, подбито 8 орудий среднего калибра…