Из записок районного опера (СИ)
Система сразу же от тебя отречётся, попадись ты… Всем плевать, что ради державы ты зверствовал… Державе надобно было, чтобы — аккуратно, не попадаясь, а ты — з а с в е т и л с я!..
10. СМЕРТЬ ПОД ПЫТКАМИ
Самое вонючее — когда во время допроса «клиент» от нечеловеческой боли вдруг возьмёт да и загнётся. Приведённый (или приглашённый) на беседу к оперуполномоченному и внезапно скончавшийся во время разговора гражданин — всегда смотрится паршиво.
Родичи почившего сразу же бьют во все колокола, прокуратура морщится, оравой наезжают проверяльщики, и хотя из той же они кодлы, и прекрасно понимают, что действовал опер так круто не по собственной разнузданности, а исключительно во имя фундаментальных интересов государства, но — «надо же и меру знать!»
А теперь получается, что во имя тех же интересов кого-то должны назвать козлом отпущения, и кому ж теперь им быть, как не оперу-олуху?!. Конечно, и тут можно что-нибудь придумать, и если придумано — умело, то наше шибзнутое государство, так и быть, сделает вид, что верит ооперским оправданиям. «В принципе парень ты нормальный, старлей, не повезло только тебе чуток…»
Скажем, кто снимает побои у потерпевших?.. Тоже — свой, не чужой Системе человек, судмеэксперт. Он многое может — при желании, или если начальство ему прикажет… Приводят к нему избитого до черноты в РОВД человека, а он словно волшебные очки надел — в упор ничего не замечает, кроме следов перенесённой в раннем детстве оспы… Да и с теми, кто и вовсе откинулся, тоже можно как-то… скомбинировать.
Несколько лет назад в… соседнем… да, в соседнем РОВД был случай… На адресе в собственной постели, утром, нашли мёртвую женщину, с некими нечёткими багровыми следами на горле. Судмедэксперт о причинах смерти высказался двусмысленно, а спавший в соседней комнате супруг покойной, 56-летний военный отставник, будто бы — «ничего не слышал»…
Сперва тлела мыслёнка спихнуть всё на несчастный случай, чтоб не омрачать показатели г л у х а р ё м, но прокуратура сказала: «Ша!», и пришлось разрабатывать версию убийства…
Разумеется, первым заподозрили вдовца. Не смотрелся он так чтоб уж очень безутешным, да и соседи подсказали, что жили супруги как кошка с собакой. Он любил заложить за воротник, и регулярно демонстрировал на весь подъезд, «кто в доме хозяин», она же втихую погуливала то с тем, то с этим, и хоть осторожничала, зная характер мужа, но он всё равно чувствовал, кипятился, опять-таки — пил… В общем-то, нормальная житейская ситуация, во многих семьях — такое, но только там умеют обходиться без убийств, а у нас налицо — ж м у р!..
Идентифицировать отпечатки пальцев на шее не удалось, (снять отпечатки пальцев с шеи вообще — практически невозможно), и тогда взялись опера за мужа… Двое суток допрашивали, сперва уговаривая по-хорошему «во всём сознаться и облегчить свою участь», но светил ему минимум «червонец», поэтому «облегчаться» он не спешил, всё начисто отрицал, — и что пил, и что ревновал, и что убивал… Тогда-то и стали его увечить, валяли как хотели, мучили по-всякому…
И на исходе третьих суток, дёргаясь на полу от ударов ногами, схватился он вдруг за сердце, прохрипел: «Ой, плохо мне! Вызовите «скорую»!..» Орлы наши, стоя над ним, лишь засмеялись: «Ты чё, дядя, окосел?.. «Скорую» ему вызывай… Может, тебе ещё и билет на Багамы купить?!. К о л и с ь на мокруху, подпиши «чистосердечные», тогда врача и вызовем…» По сути, правильно они ему базарили, но не стал он к о л о т ь с я, продолжал стонать: «Ой, плохо мне совсем!.. Дайте лекарства какого-нибудь!..» И хрипит при этом, горлом булькает, симулянт чёртов, словно и впрямь окочуриться задумал… А у хлопцев на столе — учётная карточка из районной поликлиники, взяли на всякий пожарный, — там ясно сказано: «Здоров как буйвол!» Так чего ж он выкаблучивается, сучяра?!. Двинул его кто-то ногой в бок от души, мол: кончай придуриваться, иди на сотрудничество с органами! «Воды-ы-ы…» — прошептал он задушено, и примолк… Полежал маленько, пока опера в коридоре перекуривали, новых сил набираясь, потом вернулись они в кабинет, стали его на стул усаживать, для продолжения дружеской беседы, а он уж того… захолодал!.. Военный человек, майор в отставке — загнулся от простенького инфаркта!.. И хоть били бы сильно, а то ведь так… парочка пинков и затрещин…
Тут ребята малость струхнули. «Злоупотребление служебным положением», «фальсификация материалов дела», «доведение человека до смерти»… Светило им от 5 до 10 лет!.. Посоветовались они, потом подхватили бедолагу под руки, под видом пьяного (голова на грудь свесилась, глаза закрыты, руки-ноги висят) выволокли в райотделовский дворик, и на скамеечку в скверике бережно опустили. Потом, выждав часок — вызвали «скорую»…
Смотрелась картинка так: приглашённый в РОВД побеседовать о покойной супруге отставник, после недолгого дружеского разговора, вышел во двор, тут разнервничался (видимо, по новой переживая кончину любимой!), присел на скамейку передохнуть — и окочурился. Нормальная смерть от естественных причин, не имеющая никакого отношения к недавнему допросу и, разумеется, к самим допрашивающим… Врач «Скорой» и судмедэксперт поставили одинаковый диагноз: «Инфаркт миокарда», труп отдали родичам на захоронение, а дело о кончине женщины закрыли «в связи с отсутствием подозреваемых». Позднее всё тот же судмедэксперт в частной беседе с одним из оперов высказал предположение, что умерла майорша тоже естественной смертью, от внезапного приступа астмы, а отпечатки на горле могли образоваться, когда она в агонии хваталась за горло, пытаясь вдохнуть воздух… Раньше бы, коновал, свои догадки высказывал!..
Ещё некоторое время мандражили опера, боясь, что найдётся у гикнувшегося отставника влиятельный однополчанин, и потребует пере-расследования, но — обошлось. Так история эта благополучно в архивах и затаилась…
11. ПРАВО НА ОШИБКУ
Бесспорно, в той ситуации наши товарищи лопухнулись, не учли пристрастия экс-майора к гремучей пиво-водочной смеси, за короткое время «посадившей» его сердишко, да и потом не сумели вовремя сориентироваться в изменившейся обстановке… Шаблонов у нас быть не должно, на десять симулирующих во время пыток приступ какой-либо болячки всегда приходится один, действительно захворавший. В принципе мы стараемся мучить, не замучивая, — в лучшем случае покойник уж не даст нужных нам показаний, в худшем — за него придётся отвечать…
Но и в нашей работе случаются проколы, — а у кого их нет?.. Возьми любого из врачей-хирургов, к примеру, за 35–40 лет медпрактики стольких пациентов спровадил на тот свет исключительно по собственной небрежности и недосмотру, что впору на местном кладбище отдельный участок открывать. — ну и что?.. Продолжают спокойно работать люди, не спиваются в безутешном горе, не сюсюкают плаксиво: «Ой, а ещё я в 1979-м году одной студентке-красавице с бодуна вместо аппендикса печень удалил… Спасибо дружку-патологоанатому, — написал в заключении, что запущенным раком печени девица страдала… Мне до сих пор так неудобно, так стыдно!..»
Профи над своими просчётами не стенают, и волосы на голове не рвут. Что случилось — то случилось. Всё проанализировано, усвоено уроком на будущее, в остальном — забыто. Дальше в подобных ситуациях не прокалывайся — вот и вся мораль!..
Как ни крути, а на допросах в милиции люди нынче умирают редко. Свое дело опера — знают…
Да и кто умирает-то?.. Шваль в основном, а не люди. Гнилушки разные, нарики, растлители, мокрушники с гопниками, прочая мразь… Не — жалеть таких, а радоваться надо за тех мирных людей, кто в будущем мог стать жертвой их преступных деяний, но теперь уж, благодаря оперской ретивости, — не станет… Оно конечно, в принципе от побоев может умереть и невиновный… Но никто из оперов такой дешёвой мысли до своего сознания не допустит. «Раз откинулся — значит, тем самым подтвердил свою виновность, и точка!..»