Из записок районного опера (СИ)
А иначе — нельзя, иначе не работа в угрозыске будет, а сплошное хныканье и самобичевание… Чтобы я за эту нищенскую пародию на зарплату ещё и бочку на себя катил?!. Хо-хо!..
12. ЕСЛИ ПОПАЛСЯ…
Но если опер сработал нечисто, наследил и не смог железно доказать свою непорочность — тогда всё, «суши вёсла, паря!»
Во имя спасения собственной шкуры начальство от любого из нас отречётся аж бегом. Что прогонят со службы без малейшего учёта прошлых заслуг — это автоматом, но ведь и под суд отдадут, падлы!..
Только и останется оперу разрыдаться в своём последнем слове: «Простите меня, граждане судьи, затмение какое-то на меня нашло, сам не пойму, как поднялась у меня рука на гражданина допрашиваемого… Нет мне пощады, разумеется, но всё-таки умоляю — простите Христа ради…»
Но хрен простят, коль напортачил как мог: окурки о «клиента» тушил, ножки стула ему в задний проход засовывал, головешкой об угол сейфа постукивал… Да будь оперу судмедэжксперт даже и братом единокровным, а и то не смог бы всех тех кровоподтёков и порезов не заметить, — на что ж он рассчитывал, гондон?!. Так подвести родное начальство… В тюрьму его, на долгие годы!..
Кстати, некоторые наивняки на суде пытались не каяться, а вину свою перевести на несовершенство Системы, а заодно уж — и собственное начальство изобличить… Дескать, мы — лишь жертвы обстоятельств, мы ради общественного блага старались, и кто ж повинен, что иначе у нас служить Отчизне — не получалось… Да и потом, все прочие опера делают абсолютно то же самое!..
Суд подобные «откровения» выслушивает с угрюмой злобой, — «сука, коль уж попался — имей хоть мужество никого за собою на дно не тащить…», и приговор подобным «обличителям» обычно — на годик-два строже обычного…
…Но подобные накладки бывают раз в сто лет. Мы ж — профессионалы, ядри твою мать, чтоб ни натворили — ещё попробуйте нас ущучить!..
Кстати, знаю простой способ добиться от мента «сознанки» в совершённых преступлениях: надо пытать его точно так же, как и он пытал других. Поверьте, любой из нас расколется быстро!.. Но за чрезвычайно редким исключением, арестованных сотрудников милиции на допросах — не бьют, разве что начальство напрямую прикажет… Но оно на столь противозаконный приказ никогда не решится, а по собственной инициативе ни один опер своего путь и бывшего, но — коллегу в застенках и пальцем не тронет. И ежу понятно: сегодня — с ним такое, а завтра, может быть — и с любым из нас…
Мы не крысы. Своих — не жрём!..
К сменившим ментовский мундир на арестантскую робу отношение коллег презрительно-жалостливое: «Не повезло придурку!»
Отцы-командиры ещё пару месяцев поминают их на оперативках и совещаниях: «…из-за какой-то паршивой кражи, желая выслужиться на её раскрытии!..» И тут же, буквально через минуту: «Почему снижается процент раскрываемости квартирных краж и краж госимущества?! Как это: «не хватает полномочий…»?!. Мозгов у вас не хватает, недоноски, вша халтурная, амбрэ солённое, если через неделю не выдадите на-гора парочку домушников-«серийников», — прогоним в шею, нам бездельники не нужны!..» Вот так и живём, так и работаем…
13. ЕЩЕ ИЗ «ПЫТОЧНОГО»…
Вообще же среди нас, оперов, говорить на «пыточную» тему не то чтоб не принято, а… В общем, не любим мы подобных тем, вот что!..
Мы же в целом — нормальные люди, и никому из нас (за исключением разве что врождённых садистов) превращать человека в измордованное животное — не в радость, но просто служба у нас такая…
Не ты — так другой, но всё равно кто-то должен и этим заниматься… А некоторые, наиболее жалостливые, — и не бьют никогда. Если возникнет потребность в физическом воздействии на «клиента» — идут к кому-либо из более склонных к подобному коллег и просят: «Юрка, поработай-ка с тем гопником, а я тебе за это потом одно раскрытие в следующем месяце уступлю!..»,или: «Семёныч, с меня пара пива, если сейчас той потаскушке фитилей наставишь…» Отлучаешься на часок, твои кореша отрабатывают заказ на совесть, потом ты возвращаешься, «сочувствуешь» избитому в твоё отсутствие, («да как же они посмели?!»), тот видит, каким добреньким смотришься ты на фоне своих злобных коллег, и от острого нежелания вновь попасть в их безжалостные руки — начинает колоться…
Некоторые принципиально не бьют женщин. Либо — всех, либо, скажем — только беременных (вот я, к примеру, никогда беременных женщин не бью)… У других рука не поднимается на стариков (всё какой-то давно усопший родной дедушка вспоминается). Третий скорее удавится, чем изобьёт инвалида, а то и просто хорошего человека (хорошие люди тоже, между прочим, совершают преступление!), да мало ли…
Иногда случаются совершенно особые ситуации, скажем — доставили на допрос моего школьного приятеля. Не стану же я лучшему дружбану детства яишню тисками зажимать, а по ходу дела выясняется, что — не мешало бы… И опять-таки, ищу того, кто мог бы меня в этом заменить!..
Можно и вовсе без побоев обходиться. Некоторые виртуозы морально кого угодно так отпрессуют, что и кулаками размахивать не придётся… Всё-таки к физической боли человеческий организм потихонечку приспосабливается, и за каким-то её порогом включаются защитные механизмы. Тогда боль перестает восприниматься, она как бы испытывается кем-то иным, не тобою, и организм перестает на неё реагировать… Моральные же пытки задевают человека глубже и вернее, психика не в состоянии выдержать их нестерпимой тяжести, при умелой организации процесса и достаточно большого запаса времени у допрашивающего «клиент» либо колется, либо сходит с ума. Поведение последних обычно возмущает опера до глубины души: «Поехал крышей, а таки не раскололся, гнида»!..»
Вот ещё некоторые достойные упоминания нюансы.
Пытать «клиента», согласно неписанным традициям, можешь только ты, либо же если и кто-то другой, то — только по твоей просьбе. Никто иной из присутствующих в кабинете его и пальцем не тронет, это — твой человек, ты его привёл и с ним работаешь, только ты и в ответе за всё, что с ним приключится. Случись что — дрючить будут только тебя, он — твой целиком и полностью на всё то время, что находится у тебя в производстве…Но и лавры победителя в случае успеха достанутся тоже только тебе, ну ещё и — твоему непосредственному начальнику, разумеется…
По этой же причине никто из коллег не имеет морального права тебя останавливать, хватать за рукав с гневными воплями типа: «Товарищ старший лейтенант, как вам не стыдно?! Вы же причиняете боль живому человеку!» Или, более натуральней: «Федька, ты чё, окосел?! Забьёшь же его как мамонта!..» Никто, повторяю — НИКТО — не сунет свой длинный нос в твои манипуляции с объектом. Раз ты повалил его на пол, и с разгону бухаешь по грудной клетке тяжеленными сапожищами, то, стало быть, так и надо ему, погань какая-нибудь. С некоторыми можно — только так, иного разговора они не понимают…
Немножечко только мешают душераздирающие вопли твоего голосистого собеседника, аж по ушам слушателей бьёт… Тут набегаешься за день, напашешься, изнервничаешься, и без того стрессов — через край, а теперь и педрюгу этого невольно слушай…
Опять же, слюна во все стороны брызгает, кровь летит каплями, попадёт на чей-нибудь свежевыглаженный пиджачок или свежепостиранную рубашку — придётся гладить и отстирывать по новому, денег на стиральный порошок не напасёшься, да и супруга замучит дурацкими вопросами, не кровь ли трахнутой тобою девственницы оросила только вчера отстиранную ею сорочку?!.
Так что если видят коллеги, что ты уж совсем увлёкся выбиванием пыли из малопочтенного гражданина задержанного, и в ближайшие час-два кончать не планируешь, то они как-то сразу, всем скопом, исчезают — рассасываются по окрестным пивнушкам и забегаловкам, дабы отдохнуть душою от текучки буден, дав тебе время в гордом одиночестве увлечённо и страстно выпытывать у «клиента» вечные тайны мирового бытия и информацию о том, не он ли случайно грабанул на прошлой неделе коммерческий киоск в Соколином переулке…