Дамиано Де Лука (ЛП)

А эмоциональная дистанция включала в себя преодоление мук жизни в мире, где Винсента Романо больше не существовало. Честно говоря, этот мир меня пугал. Он и Маман были самыми чистыми частями моей жизни в мире мафии.
Не будь слабой.
Ты — Витали.
Витали не испытывают страха.
Я почти ощутила призрачный укус отцовской ладони, ударившей меня по лицу. Чувство, которое всегда сопровождало эти слова.
Впервые за сегодняшний день я сосредоточилась на ощущении взгляда Дамиана на своей спине. Это было лучше, чем боль от потери Винсента. Когда я была младше, мама брала меня с собой в город, и мы почти каждый раз ужинали вдвоем с Винсентом. У меня не сразу возникли подозрения, почему эти ужины остаются такими секретными. Городские машины без опознавательных знаков с тонированными стеклами. Подмена машин. Неизвестные места проведения ужинов. Частные столовые.
Если бы я могла на что-то поспорить, то только на то, что Маман и Винсент были влюблены. Может, у них и не было физической связи, но эмоциональная, без сомнения, была. Это должно было меня расстроить. В конце концов, неверность папы выводила меня из себя.
Но мама была другой. Она была родителем, который любил и защищал меня, и каждая частичка меня должна была делать то же самое для нее. Именно поэтому, когда Маман попросила меня представлять фамилию Витали на похоронах Винсента, я согласилась. Она не могла прийти, не вызвав подозрений, а Винсент был моим вторым отцом во всех отношениях, кроме женитьбы на моей маме. Я была уверена, что он тоже стал бы им, если бы мой отец не был Витали.
— Кто твой отец?
Надо же, она и вправду ни о чем не догадывается.
Я проигнорировала ее вопрос. Мой взгляд переместился на Люси, и я надеялась, что она увидит в нем печаль. Это было самое искреннее, что я могла предложить.
— Я сожалею о твоей потере.
Она покачала головой, ее движения были пылкими и решительными для человека в состоянии опьянения.
— Не стоит. Он жил и умер на своих условиях. Это больше, чем многие из нас могут надеяться.
Ее слова неожиданно резанули меня. Ничто в моей жизни нельзя было назвать "на своих условиях". Если бы это было так, я бы стояла рядом с Дамиано, а не в нескольких рядах от него, и моя кожа горела бы от того, как его глаза не отрывались от моего тела. Умыться. Сгореть. Почесаться. Мне хотелось сделать все три действия, чем дольше он смотрел на меня.
Как он мог выдержать мой взгляд после того, как я его бросила?
Я видела, что в ближайшем будущем все пойдет кувырком, и у меня созрел импульсивный план, чтобы остановить это. Я подняла руку и сделала вид, что почесываю зуд на локте, следя за тем, чтобы солнце отражалось от огромного бриллианта на моем обручальном пальце. Он блестел так, что я знала, что он находится в двух рядах сзади.
Краем глаза я заметила, как Дамиан отвел взгляд.
Мое сердце сжалось.
Несчастье струилось по моим венам.
И, черт возьми, я не могла объяснить, почему я сделала то, что только что сделала.
Ничто в этом не напоминало жизнь на собственных условиях.
  
ГЛАВА 8
 
Не говорите мне об обмане; ложь остается ложью,
будь она ложью для глаз или ложью для ушей.
Сэмюэл Джонсон
ДАМИАНО ДЕ ЛУКА
Слово "импульсивный" никогда не подходило для моего описания. Я сверг своего отца с престола, тщательно спланировав все и прибегнув к посторонней помощи. На это ушли годы и больше терпения, чем есть у большинства, но я сделал это, и сделал хорошо.
Поэтому моя реакция на присутствие Рен привела меня в замешательство. Всю церковную церемонию я провел, сверля взглядом ее затылок, в то время как должен был сосредоточиться на тайне Арианы Де Лука.
Погребение на кладбище было посвящено изучению всего, что изменилось с тех пор, как Рен уехала. Развитые изгибы. Провокационный нрав. Всезнающий наклон губ вверх. Это проклятое кольцо на пальце.
К тому времени, как Романо упокоили Винсента, плохие решения вырвались на передний план моего сознания. Я стоял на вершине холма, справа от меня уходила Ариана, а слева Рен садилась в машину.
 
Правильным решением — очевидным решением — было бы повернуть направо. Преследовать Ариану и добиваться ответов. Поставить организацию Де Лука выше своего непреклонного сердца.
Я не принял правильного решения.
Свернув налево, я сделал пять длинных шагов к городской машине Рен и скользнул на заднее сиденье рядом с ней. Перегородка откинулась, и мне в лицо направили пистолет. Я проигнорировал его, устремив взгляд на сирену, которая где-то на заднем сиденье заменила девушку в трениках и с неаккуратным пучком.
Она не сводила глаз с ряда надгробий за окном.
— Да?
— Отзови свою собачку, принцесса.
Ее водитель навел пистолет.
Губы Рен изогнулись.
— Это что, смена ролей? Ты нашел новую изюминку? Ты играешь Витали, а я — покорного Де Лука?
Горечь подрывала ее классическую красоту и ничего не давала мне. Ее оскорбление прошло мимо меня, пока я рассматривал скрытое под ее фасадом волнение. Я не сделал ничего плохого. Все эти годы назад она была той, кто слишком остро реагировал. Она была той, кто угрожал мне. Она была той, кто ушел.
Она не заслуживала ни капли моего сочувствия.
Но я все равно испытывал искушение дать ей его.
Я наклонился вперед, и ее пёсик взмахнул пистолетом. Я повернул голову и прижал его к дулу глушителя.
— Если ты собираешься направить на меня оружие, используй его. — Передняя часть прицела уперлась в мой лоб, и от его пальца, лежащего на спусковом крючке, повеяло запахом пыли.
Он отступил на миллиметр, и я нырнул влево, в бок Рен, воспользовавшись возможностью снять оружие. Пистолет выстрелил, и пуля пробила окно рядом со мной, прежде чем я выхватил его из его хватки.
Его глаза расширились, когда я выпустил магазин, и он упал мне на колени.
— Мисс Витали.
Мисс?
— Все в порядке, Сэмфорд. — Она встретила мой взгляд, когда он повернулся лицом вперед. — Это займет всего несколько минут. — Ее взгляд переместился на разбитое окно. — Серьезно?
— Необученные собаки — худшие, не так ли? — Я не отрывал взгляда от Сэмфорда через зеркало заднего вида, даже когда периферийное зрение уловило Романо, Камерино, Андретти и солдат Росси, приближающихся к машине с оружием наготове.
— У меня нет на это времени. — Ее слова были ледяными, но она прильнула ко мне, сама того не осознавая, и я понял, что она все еще хочет меня. По крайней мере, это не изменилось. Это напомнило мне о том, что было раньше. Еще до того, как мы полюбили друг друга. Когда мы ненавидели друг друга, но все равно чувствовали похоть, которая никогда не оставляла нас в покое.
— Лучше где-то, чем здесь? — Я встретился с ней взглядом, пытаясь понять, что в ее глазах застыло. — Почему ты здесь, принцесса?
— Рыцарь. Или Рената. Не принцесса.
Я никогда не понимал, почему это прозвище так ее беспокоит. Это, в свою очередь, беспокоило меня. Тогда я хотел разгадать все тайны Ренаты Витали. Сейчас я бы согласился на извинения, потому что, черт возьми, я их заслужил.
Я разразился смехом.
— Рыцари не убегают, когда становится трудно.
— Это не то, что я сделала.
— Конечно. — Диссоциативной амнезией страдает… сколько? Пять процентов населения? Рен всегда была из тех, кто находится в меньшинстве. — Ты ушла, и это не имело смысла, а теперь ты злишься на меня. Вот что произошло.
Какого черта я делаю?
Разговор о нашем прошлом стоял в конце списка вещей, которые я должен был у нее спросить. По крайней мере, я мог бы оправдаться, спросив, зачем она пришла. Это было нелегко, но такой ответ мог бы пойти на пользу фамилии Де Лука, ради сохранения которой я рисковал всем.
— Дама.
Святость этого прозвища для нас умерла, когда она произнесла его в присутствии своего водителя. Мне было неприятно признавать, что часть меня тоже умерла. Но, черт возьми, это прозвище больше десяти лет оставалось только между нами. И вот теперь она свободно раздавала его, как будто это была конфета, а она была жутким типом за рулем белого фургона.