Вьетнамский кошмар: моментальные снимки

О нет, он меня увидел. Я пропал…
Я втянул голову в плечи, согнул колени, съёжился и попробовал спрятаться за спиной впередистоящего солдата.
Меня здесь нет, Йохансен. Ты ничего не видишь, хи-хи-хи…
Поздно. Он увидел меня, многозначительно закивал, и я заметил, как округлились его глаза : он узнал лицо под трусами.
Блин, зря я не надел резинку на голову!
– Ты, первый в четвёртом ряду, выйти из строя.
Делая шаг, я запутался в шнурках.
Йохансен приказал мне стоять смирно и смотреть на него.
– Брекк, что всё это значит?
– Значит что, сардж? – пожал я плечами.
– Ты одет не по уставу.
– Разве?
– Да.
– Я не заметил.
– У тебя всё в беспорядке : рубаха расстёгнута, на брюках дыра, на голове нижнее бельё, на лице двухдневная щетина. И ты воняешь! Боже, я отсюда чувствую вонь. Ты что, не моешься?
– Моюсь, но…
– Что ещё?
– Это Элмер. Всё это вина Элмера! Если б не он! Он так меня подвёл…
– Что ты сказал?
– Элмер, мой козлик. Простите. Мой бывший козлик. Он убежал. Видите ли, сержант, это он проел дырку в моих брюках и сжевал фуражку. Мою единственную фуражку…
– Господи Боже, да ты никак пьян. Ну-ка ещё раз растолкуй мне, сынок.
– Прошлой ночью я притащил из Сайгона козла, чтоб он жил в казарме и стал нашим питомцем, но он перегрыз верёвку, съел мою одежду и был таков.
– Хочешь, чтоб я поверил в эту брехню?
Я пожал плечами.
– Ну а теперь, что же случилось на самом деле?
– Я же вам сказал. Не верите – взгляните на казарму. Говно повсюду! Оно всё ещё там, и если вы считаете, что я воняю…
– Достаточно!
200 человек – вся штабная рота – переминались с ноги на ногу и давились от смеха.
– Грёбаный Брекк, – сказал кто-то.
– Так это он…
– Всем заткнуться, – прорычал сержант Йохансон. – Если будет смешно, я скажу, где смеяться.
Солдаты притихли.
– А теперь сними с башки эти чёртовы трусы, Брекк!
– Слушаюсь, сержант.
– Я сказал стоять смирно.
– Слушаюсь, сержант.
– Не тебя ли наказали только что?
– Так точно, сержант.
– Всего несколько недель назад?
– Так точно, это был я, сержант.
– И у тебя опять проблемы?
– Похоже, что так…
– Ты мне противен, Брекк.
– Так точно, сержант.
– Таким, как ты, не место в армии США.
– Согласен с вами.
– Заткнись.
– Но меня призвали…
– Я сказал : заткнись!
– Вы же знаете, я сам не рад, что в армии…
– ПРОСТО, БЛЯ, ЗАТКНИСЬ!
– Слушаюсь, сержант.
– Верни трусы на голову и иди в дежурку. Майору Либерти наверняка захочется на тебя взглянуть.
Я надел трусы на голову и пошёл, куда сказано.
– БЕГОМ, СУКИН СЫН!
Скачками я полетел к кабинету майора, путаясь в шнурках.
Придя за мной в дежурку, Йохансен поставил меня по стойке "смирно" лицом в угол.
– Зачем вы заставляете меня смотреть на эту стену, сержант?
– Потому что нет сил видеть твою противную рожу, Брекк!
Я хохотнул.
– ЗАТКНИСЬ, БРЕКК! ЛУЧШЕ ЗАТКНИСЬ!
– Слушаюсь, сержант.
Пришёл майор и поинтересовался у Йохансена, с какой стати я стою навытяжку, пялюсь в угол и одет явно не по форме.
– В таком виде Брекк сегодня появился на утренней поверке, сэр. Совсем недавно он уже получал взыскание. Я думал, вы сами решите разобраться с ним.
– Брекк, зайди.
Хлопнув дверью, майор уселся в мягкое кресло, оглядел меня и улыбнулся.
– Вольно, Брекк, и сними эти трусы с головы, ради бога. Что происходит? Ты же знаешь, что не по форме, что нельзя показываться в таком виде.
Я рассказал, что произошло. Он покачал головой и засмеялся.
– Ты же понимаешь, что я должен тебя наказать?
– Так точно, сэр.
– Тогда, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, одолжи у кого-нибудь брюки и фуражку, пока твои вещи не вернулись из прачечной. Надень хоть каску, если не найдёшь нормальный головной убор. Но ходить в армейских трусах на голове нельзя.
– Сержант Йохансен сказал, что моё лицо похоже на мою…
– Это не оправдание.
– Так точно, сэр.
– Мне бы запустить в тебя книгой…
– Так точно, сэр.
– Да ведь толку не будет.
– Никак нет, сэр.
– На следующей неделе опять всё повторится.
 
– Так точно, сэр. Возможно, сэр…
– Как насчёт драить мой кабинет ещё две недели? Ты уже мастак в этом деле…
– Слушаюсь, сэр.
– Тогда проваливай отсюда, пока я не передумал!
– Слушаюсь, СЭР!
ГЛАВА 18. "ИНДЕЙЦЫ И КОВБОИ".
"Грохочут пушки, во все стороны летят ошмётки тел, слышны стоны жертв и вой погибающих за родину – это Человечество в поисках счастья".
– Шарль Бодлер, французский поэт
Я думал, хуже не бывает, но когда летел всего в нескольких дюймах от
Нагорья, то понял, что моё появление на передовой было ошибкой. Самой большой, страшной и, наверное, последней ошибкой. Чего мне здесь надо? Что ожидает меня в джунглях? Что, если Зверь обитает здесь и он голоден? Что, если эта гнусная и зловещая местность – последняя обитель? Что, если я не вернусь? Я к этому не готов. Я слишком молод, чтобы погибать! О Боже, я не гожусь для этого дерьма! Я не готов, не готов…
Тут один из стрелков хлопнул меня по плечу и показал на просвет в джунглях прямо по курсу : красный дым поднимался вверх, отмечая зону высадки – точку моего десантирования. Я посмотрел вниз, но никого не увидел.
Вдруг вертолёт тряхнуло.
Горячая зона! Нас обстреливают с земли!
Перед дорогой я напихал в рюкзак сухих пайков на 4 дня, повесил на плечо винтовку и отправился на вертолётную площадку, упирающуюся прямо в джунгли.
Садилось солнце. В долине курился туман. Низко, над буйной ярко-зелёной растительностью гор, висели тучи. Что-то жуткое витало в воздухе, и мне было не по себе.
В шесть часов я забрался на борт "Хьюи", и пилот повёл машину над самыми верхушками деревьев.
Такой полёт изматывает. Лётчик скользит всего в нескольких дюймах от уровня леса, и пролетающая мимо земля сливается в один сплошной поток. Мелькают только какие-то тени. Смысл такого полёта в том, чтобы уберечься от обстрела с земли. Не успел ещё противник услышать или увидеть вертолёт, того уже и след простыл. Если б он летел выше, косые могли бы заметить его приближение и сбить одним метким выстрелом.
Самые классные вертолётчики набирались опыта во Вьетнаме. Не раз они рисковали и спасли немало жизней. Они сажали своих птиц почти везде, зачастую на волосок от гибели, облетали контуры леса, словно на "русских горках", летали так, что твоё очко морщилось от страха, а ты сам ссался потом целыми днями.
Ты можешь это забыть, но твоё очко – никогда…
Особенно, если ты побывал на борту "Хьюи", попавшего под обстрел. После такого обычно появляется стойкая боязнь вертолётов и не проходит до конца службы.
Бойцы открыли пулемётный огонь по дальней границе леса. Я же чувствовал себя в западне. Снизу ко мне приближались джунгли. Там, внизу, был хаос. Меня охватила полная беспомощность. Шум и скорость сбивали с толку. Боже, ведь меня могут кокнуть ещё до того, как я выберусь из этой штуки! Бежать – некуда. Спрятаться – негде. Во мне закипала слепая ярость, но сделать ничего нельзя, пока нога не ступит на землю. Господи, мне не следовало здесь появляться!
– НУЖНО ПРЫГАТЬ! – крикнул кто-то из солдат.
Я кивнул, вставил обойму в винтовку и присел на корточки на краю вертушки, ботинками почти касаясь лыжного шасси.
– ДАВАЙ!
Мышцы напряглись. Я слышал, как бьётся моё сердце и кровь пульсирует в артериях, словно кто-то сплёвывает её сквозь зубы. Я уже почти вывалился, и моё тело вовсю качало адреналин. Я превратился в прекрасную мишень. Вот оно, твою мать, сейчас меня шлёпнут…
Вертолёт нырнул и коснулся верхушек слоновой травы. Я схватил в одну руку каску, в другую – винтовку и прыгнул.