Всемирный следопыт 1926 № 08

— Я могу поймать это стадо диких слонов, но для охоты мне нужно иметь около десяти больших ручных слонов, — сказал я.
— Я дам восемь старых и хорошо выдрессированных животных с тем условием, чтобы все пойманные взрослые слоны достались мне, молодых же ты можешь взять себе.
Условия были не совсем выгодные, но я должен был согласиться. Иного выхода не было, так как ни у кого, кроме султана, я не мог достать восьми старых ручных слонов, да и к тому же только с его разрешения я мог распоряжаться сотней людей, которые бы вели под моим руководством охоту.
Ручные слоны, с которыми мне предстояло охотиться, были прекрасными взрослыми сильными самцами с большими клыками; ни один из них не был ниже восьми футов.
С тех пор, как они попали в плен, за ними тщательно ухаживали опытные вожаки, и они были хорошо выезжены и очень смирны и послушны. Слоны понимали своих вожаков, а те хорошо знали нрав каждого из своих питомцев.
Но этими слонами никогда не пользовались для охоты на их же собратьев.
Это обстоятельство затрудняло положение и вносило элемент опасности и риска в задуманное мною дело и тем делало его еще интересней и заставляло с нетерпением ожидать начало охоты.
В эти минуты я был рад, что Тренггану не Сиам. В Сиаме все дикие слоны считаются собственностью короля. Только слоны, находящиеся в горах, по необходимости предоставляются в распоряжение горцев.
Что же касается тех, которые бродят по долинам, их едва ли можно назвать дикими. Они находятся под особою охраной правительства. Стадо, численность которого иногда доходит до 400 голов, может свободно переходить с места на место по собственному усмотрению, но за ним постоянно наблюдают, и время от времени его загоняют в загон для осмотра. Каждые два-три года устраивается большая облава: взрослые самцы забираются, а остальных отпускают, чтобы они на воле могли размножаться и подростать.
* * *
На следующий же день после моего разговора с султаном я начал свои приготовления к охоте.
Прежде всего я послал моего слугу-китайца через реку за с'естными припасами: рисом, рыбой и живыми цыплятами, которых дюжина здесь стоит всего один мексиканский доллар.
Затем я собрал все имевшиеся у меня многочисленные смены одежды, которые необходимы в этом жарком и сыром климате. Я взял высокие сапоги и шерстяные обмотки, которые я обыкновенно надевал в джунглях.
Самой важной частью моего багажа была сетка против москитов. Ее я всегда развешивал на ночь над матрасом, на котором спал. Сетка и матрас, набитый хлопком и легко скатывавшийся для переноски, сопровождали меня во время всех моих путешествий.
Было условлено, что вожаки со слонами выйдут только на второй день после того, как выеду я. И поэтому, не ожидая их, закончив к вечеру мои сборы и повесив замок на двери моего дома, в котором почти ничего не осталось, я двинулся в путь.
Мы плыли против быстрого течения, вверх по реке. Нас было в моей круглодонной лодке девять человек: шесть гребцов, рулевой, я и мой слуга китаец Хси-Чу-Ай, исполнявший роли эконома и повара попеременно.
Очаг, на котором Хси-Чу-Ай искусно кипятил чай, состоял из ящика с песком, расположенного на дне лодки. В этот ящик он втыкал две палки, поперек их укреплял третью и к ней подвешивал котелок, под которым разводил огонь. Способ этот был очень примитивный, но он вполне удовлетворял нас всех.
Лодкой управлял с кормы «оранг-камуди», что в переводе означает «человек с рулем». Он направлял лодку широким плоским веслом, которое держал обеими руками. Ему, как занимающему ответственный пост, я платил 25 мексиканских долларов в месяц, тогда как остальным гребцам я платил по 20 долларов. Кроме этого, я всем им давал рис, сушеную рыбу и чай.
Мы ежедневно плыли по реке от утренней зари до восьми часов. Затем палящее солнце загоняло нас на берег, где мы обедали и спали до заката. После заката мы еще плыли шесть часов и только тогда причаливали к берегу, чтобы провести там ночь.
 
Я всегда купался на ночь, и туземцы следовали моему примеру. Все они были искусными пловцами, что вполне понятно, так как, когда малайский ребенок учится ходить, то он вместе с тем учится и плавать, а в первый раз он попадает в реку через полчаса по своем появлении на свет.
Но мой слуга, китаец, наоборот, очень не любил купаться, и всегда его приходилось уговаривать, прежде чем он соглашался войти в быстрое течение реки. Малайцы смеялись над его трусостью и говорили, что у него «цыплячье сердце».
После купанья лодку вытаскивали на прибрежный песок и прикрепляли к дереву или к вбитому в землю колышку. Китаец варил рис и приготовлял чай.
У меня был сахар только для нас двоих, и я часто наблюдал, как гребцы увивались при тусклом свете костра вокруг моего китайца и просили у него сахару, на что он с невозмутимым спокойствием, неизменно отвечал: «Пойди, поешь песку».
Когда ужин кончался, я обычно слышал: «Поколдуйте немножко, сэр». Мальчиком я служил в цирке и научился там многим фокусам, которые очень интересовали малайцев и сильно возвысили меня в их глазах.
Все собирались вокруг меня тесным кружком и криками выражали свой восторг, когда я показывал фокус с картами или монетой.
После этого «представления» мы все отправлялись на краткий ночной отдых.
Малайцы, собираясь в дорогу, всегда укладывают на дно лодки в скатанном виде так называемый «кайянг», нечто вроде ковра, сплетенного из пальмовых веток.
На этом ковре, разостланном на земле, все они укладывались спать, а над собой, на вбитых в землю шестах, развешивали другой кайянг.
Я же спал в лодке на своем матрасе, под сеткой от москитов.
* * *
Три ночи провели мы таким образом, а на четвертый день прибыли в Сунган, в округе реки Тар-пу. На берегу собрались женщины и дети и кричали нам громкие приветствия. Маленькие голые девочки и мальчики бегали вокруг и с любопытством разглядывали нас.
Старейшина деревни вышел нам навстречу и указал, какой дом предназначается для меня и китайца. Это был один из лучших домов в селении. Пол в нем был сделан по европейскому образцу и не имел широких щелей, которые обычно бывают в малайских строениях, установленных на сваях. В эти щели выбрасываются отбросы, которые уничтожаются курами и утками, живущими на земле, под деревянным полом жилища.
Прежде всего, приехав в это селение, я послал четырех человек для сбора индийского тростника, из которого приготовляются очень прочные и крепкие путы и веревки.
Они вернулись с огромными охапками колючих вьющихся растений, из которых некоторые достигали двухсот футов длины.
Тростник был отнесен к реке, где, содрав его внешний, усеянный шипами, покров, принялись за приготовление пут и веревок из его волокон.
Путы, употребляемые при ловле слонов, обычно бывают двух видов: в два кольца, из которых каждое надевается на одну из задних ног слона, подобно ручным кандалам, и в одно кольцо, достаточно широкое, чтобы охватить слона за обе ноги.
Наши два ручных слона умудрились стать по обе стороны старого дикого самца. В это время, он внезапно повернулся…
К путам прикрепляется веревка, которая перебрасывается через плечи и удерживает дикого слона на месте.
Для приготовления таких веревок сырой индийский тростник расщепляется на волокна, которые сплетаются в косу. Туземцы плетут эти косы с необычайной быстротой, и часто толпа детей и даже взрослых собирается вокруг и поощряет плетельщиков одобрительными криками.
К тому времени, как прибыли ручные слоны, — они проложили себе путь береговыми джунглями, — путы и веревки были готовы, и мы могли приступить к охоте.