Безрассудная (ЛП)

— Проверьте книжные шкафы в кабинете. За одним из них должен быть потайной ход, — сухо командует Энфорсер, в голосе которого звучит скука.
И снова я чувствую, что напрягаюсь. Должно быть, кто-то из членов Сопротивления признался в этом маленьком секрете после того, как он выпытал его у них. Мой пульс учащается при мысли о схватке после последнего Испытания в Чаше, когда Обыкновенные, Фаталы и Имперцы сошлись в кровавой битве.
Кровавой битве, исход которой мне до сих пор неизвестен.
Шаги Имперцев становятся все более отдаленными, звуки их поисков смягчаются по мере того, как они спускаются по лестнице и входят в комнату внизу.
Тишина.
И все же я знаю, что он все еще в этой комнате. Нас разделяет всего несколько футов. Я практически ощущаю его присутствие, как ощущала жар его тела на своем, жар его серого взгляда, когда он смотрел на меня.
Скрипит половица. Он близко. Меня трясет от злости, месть бурлит в моей крови и отчаянно хочется выплеснуть ее. Хорошо, что я не вижу его лица, потому что, если бы мне сейчас попалась на глаза одна из его дурацких ямочек, я бы не смогла удержаться от попытки содрать ее с его лица.
Но вместо этого я выравниваю дыхание, понимая, что если я буду драться с ним сейчас, моей ярости не хватит, чтобы победить его. А я намерена победить, когда наконец встречусь с Энфорсером.
— Думаю, как ты представляла себе мое лицо, когда бросала нож. — Его голос тихий, задумчивый, он все больше напоминает того парня, которого я знала. Воспоминания о нем наводняют мой разум, заставляя сердце бешено колотиться. — Не так ли, Пэйдин? — И вот оно. В голосе Энфорсера снова появляется острота, стирающая Кая и оставляющая командира.
Сердце бьется о грудную клетку.
Он не должен знать, что я здесь. Как он мог…?
Звук лезвия, вырвавшегося из расколовшегося дерева, говорит о том, что он выдернул мой нож из стены. Я слышу знакомый щелкающий звук и практически представляю, как он бездумно вертит оружие в руках.
— Скажи мне, дорогая, ты часто думаешь обо мне? — Его голос звучит так, словно его губы прижались к моему уху. Я вздрагиваю, прекрасно понимая, каково это.
Если он знает, что я здесь, то почему он не…?
— Неужели я преследую твои сны, терзаю твои мысли, как ты мои?
Мое дыхание сбивается.
Значит, он не знает, что я здесь, это точно.
Его признание говорило мне об этом.
Как Обыкновенную, прошедшую подготовку Экстрасенса, мой отец научил меня разбираться в людях, собирать информацию и наблюдения за считанные секунды.
И у меня было гораздо больше, чем несколько секунд, чтобы прочитать Кая Азера.
Я видела его сквозь множество масок и фасадов, разглядела парня, скрывающегося под ними, и стала узнавать его, заботиться о нем. И, несмотря на все предательство, которое сейчас между нами, я знаю, что он не стал бы объявлять о том, что видит меня во сне, если бы знал, что я впитываю каждое слово.
Я слышу юмор в его голосе, когда он вздыхает. — Где ты, Маленький Экстрасенс?
Его прозвище просто смехотворно, ведь он и все остальные жители королевства теперь знают, что я — не кто иная, как я. Что угодно, только не Элитная.
Ничего, кроме Обыкновенной.
Сажа щиплет нос, и мне приходится зажимать его рукой, чтобы сдержать чих, напоминая о моих долгих ночах, когда я воровала в магазинах Лута, а потом сбегала через тесные дымоходы.
В тесноте. В ловушке. В удушье.
Мой взгляд мечется по кирпичам, окружающим меня в темноте. Пространство такое маленькое, такое душное, что я легко могу запаниковать.
Успокойся.
Клаустрофобия выбирает самые неудачные моменты, чтобы вырваться на поверхность и напомнить мне о моей беспомощности.
Дыши.
Дышу. Глубоко. Рука, все еще зажатая над моим носом, слабо пахнет металлом — острым и сильным, жалящим нос.
Кровью.
Я отдергиваю трясущуюся руку от лица и, хотя не вижу багровых пятен на пальцах, практически чувствую, как они прилипают ко мне. Под потрескавшимися ногтями все еще запеклась кровь, и я не знаю, моя она, короля или…
 
Я вдыхаю, пытаясь взять себя в руки. Энфорсер стоит слишком близко ко мне, вышагивая по полу, и дерево стонет под ним с каждым шагом.
Попасться из-за того, что я начала рыдать, было бы так же неловко, как попасться из-за чиха.
И я отказываюсь делать и то, и другое.
В какой-то момент Имперцы вваливаются обратно в комнату подо мной. — Никаких ее следов, Ваше Высочество.
Наступает долгая пауза, прежде чем его высочество вздыхает. — Как я и думал. Вы все бесполезны. — Его следующие слова острее, чем клинок, который он небрежно вертит в руке. — Убирайтесь.
Имперцы не теряют ни секунды, прежде чем броситься к двери и прочь от него. Я их не виню.
Но он все еще здесь, оставляя между нами лишь тишину. Я снова зажимаю нос рукой, и от запаха крови в сочетании с тесным дымоходом у меня кружится голова.
Воспоминания обрушиваются на меня: мое тело в крови, мои крики, когда я пыталась оттереть ее, но лишь испачкала кожу в отвратительный красный цвет. От вида и запаха крови меня тошнило, я думала об отце, истекающем кровью у меня на руках, об Адене, делающей то же самое.
Адене.
Слезы снова застилают мне глаза, заставляя прогнать образ ее безжизненного тела в песчаном карьере. Металлическая вонь крови заполняет мой нос, и я не могу выносить ее запах, смотреть на нее, чувствовать ее…
Дыши.
Тяжелый вздох обрывает мои мысли. Он звучит так же устало, как чувствую себя я. — Хорошо, что тебя здесь нет, — говорит он мягко, тоном, который я никогда не думала услышать от него снова. — Потому что я до сих пор не нашел в себе мужества.
И тут мой дом вспыхивает огнем.
Глава 2
Кай
Пламя лижет мои пятки, пока я неторопливо иду к двери.
Волны жара бьют мне в спину, клубы дыма цепляются за одежду. Я выхожу на улицу в пасмурный полдень, который теперь еще больше загрязняется клубами дыма, поднимающимися в небо.
Мои губы дергаются при виде шока на лицах моих Имперцев, а также разжатых челюстей, которые они пытаются сомкнуть, когда пламя охватывает дом позади меня. Их взгляды медленно перемещаются на меня, успевая дойти до воротника, прежде чем они начинают неловко переминаться на ногах.
Они замирают, когда я с легкостью шагаю к ним.
Они думают, что я сошел с ума.
Стекло разбивается, когда за моей спиной лопается окно, посылая осколки с острыми краями на улицу. Имперцы вздрагивают, закрывая лица. Это зрелище заставляет меня улыбнуться.
Может быть, они правы. Может, я сошел с ума.
Сошел с ума от беспокойства, от ярости, от предательства.
Напряжение, непрерывно скручивающееся в моем теле, кажется единственной константой в моей жизни, что приводит к напряжению плеч и стискиванию челюсти. Пальцы барабанят по кинжалу, лежащему на боку, искушая меня выместить свое разочарование на одном из множества бесполезных Имперцев.
Я обвожу взглядом вихрящуюся сталь на рукояти, и под кончиками пальцев проступает знакомый узор. Как я мог забыть кинжал, который столько раз приставляли к моему горлу?
Как я мог забыть кинжал, который вытащил из разрубленной шеи своего отца?
Прошло пять дней с тех пор, как я увидел рукоять этого самого оружия, торчащую из горла короля. Пять дней я горевал, но не проронил ни слезинки. Пять дней на подготовку, но ни один план не освободит меня от нее. Пять дней, чтобы просто побыть Киттом и Каем — братьями до того, как мы стали королем и Энфорсером.
А теперь ее преимущество закончилось.
Хотя, похоже, она использовала его с умом — воспользовалась моей слабостью, моей трусостью, моими чувствами к ней — и сбежала. Я поворачиваюсь лицом к пламени, наблюдая за красочным хаосом, когда огонь поглощает ее дом в красном, оранжевом, густом черном дыму и…
Серебром.
Я моргаю, щурясь сквозь удушливый дым на рухнувшую крышу. Но там ничего нет, ни намека на мерцание, которое я видел мгновение назад. Я провожу рукой по волосам, а затем прижимаю пятки ладоней к усталым глазам.