Безрассудная (ЛП)

Да, я действительно сошел с ума.
— Сэр!
Я опускаю руки и медленно перевожу взгляд на Имперца, который отважился крикнуть мне. Он прочищает горло, вероятно, сожалея об этом решении. — Мне кажется, я что-то видел, Ваше Высочество.
Он указывает на пылающую крышу, дым смещается, когда сквозь пламя пробирается фигура. Фигура с серебряными волосами.
Значит, она здесь.
Я не могу решить, испытываю ли я облегчение или нет.
— Приведите ее ко мне, — раздается мой приказ, и Имперцы не теряют ни секунды. И, судя по всему, она тоже. Я едва успеваю заметить ее, как она спрыгивает с края разваливающейся крыши на соседнюю, и ноги у нее подкашиваются, как только она обретает опору.
Имперцы бегут вниз по улице, Брауни и Щиты становятся совершенно бесполезными, когда она прыгает с крыши на крышу. Не удивляясь их некомпетентности, я запускаю руку в волосы и провожу ею по лицу.
Я подбрасываю в руке нож, который выдернул из стены, и устремляюсь вниз по улице, быстро догоняя своих Имперцев. Я чувствую, как каждая из их сил гудит под моей кожей, умоляя высвободиться. Но их способности бесполезны для меня, пока я не смогу свалить ее на землю, и я жалею, что не взял с собой Теле, который мог бы отправить ее на улицу раньше меня одной лишь силой мысли.
Она сможет оставаться на крышах, только если будет в состоянии прыгать между ними. И именно поэтому легким движением запястья я посылаю нож в ее сторону.
Я наблюдаю, как он достигает цели, пронзая ее бедро в прыжке. Ее крик боли заставляет меня вздрогнуть — действие, столь же досадное, сколь и непривычное для меня.
Она сильно ударяется о плоскую крышу, перекатываясь в слабой попытке смягчить падение. Я наблюдаю, как она, шатаясь, поднимается на ноги, по ее ноге струится кровь. С такого расстояния черты ее лица расплываются, и я почти могу притвориться, что она просто какая-то фигура, хромающая к краю крыши.
Но она не дура. Она знает, что не сможет прыгнуть.
Мой взгляд переключается на Имперцев, таращащихся на нее. — Я должен все делать за вас? — Мой голос холоден. — Идите и возьмите ее.
Но потом мой взгляд снова устремляется на крышу. Пусто.
Глупо было думать, что она сделает это легко.
— Найдите ее, — рявкаю я, стискивая зубы от множества проклятий. Имперцы расходятся в разные стороны и бегут по улицам, которые, как я убедился, будут практически пустыми именно по этой причине. Способность вора сливаться с толпой настораживает, позволяя ему затеряться в хаосе, затеряться в толпе. И она бы так и поступила, если бы я не очистил Лут на день.
Я шагаю по улице, заглядывая в соседние переулки, отходящие от нее. Приглушенные крики доносятся до меня, отражаясь от ветхих домов и магазинов. Я молча продолжаю поиски, но ноги подкашиваются, когда я замечаю фигуру, скорчившуюся в конце тенистого переулка.
Мое тело напрягается. Я поворачиваюсь к силуэту, каждый шаг осторожнее предыдущего. Но вскоре узнавание заставляет меня ускорить шаг. Я приседаю рядом с Имперцем, блуждая взглядом по его некогда белому мундиру, теперь пропитанному кровью. Алый цвет просачивается из метательного ножа, глубоко вонзенного в его грудь, и сочится по складкам мундира.
Она — злобная маленькая штучка.
Мои пальцы лежат на его горле, проверяя пульс, хотя я знаю, что не почувствую его привычного биения. Я вздыхаю, опуская голову на руки. Все мое тело отяжелело от усталости, отягощенное моими заботами.
Однажды я похоронил того, кто пытался убить ее.
Просто потому, что знал: она бы этого хотела. Я нес мертвое тело Сэйди через темный лес во время первого Испытания, потому что знал, что Пэйдин разваливается на части, когда я оставил ее крутить кольцо на большом пальце. Если бы это зависело от меня, я бы никогда не похоронил тело того, кто пытался ее убить. Но я не думал о себе, когда делал это.
Смерть знакома мне, как друг, так и враг, и слишком часто встречается в моей жизни. Но для нее смерть — это опустошение, независимо от жертвы.
Я представляю, как в этот момент она крутит кольцо на большом пальце, кусает внутреннюю сторону щеки, заставляя себя бежать от человека, которого только что убила, а не копать ему могилу, как, я знаю, ей отчаянно хочется.
 
— Она бы похоронила тебя, если бы не была так занята, убегая от меня, знаешь ли, — бормочу я телу рядом со мной, подтверждая, что я действительно сошел с ума. Я снимаю белую маску Имперца с его лица, чтобы лучше видеть его остекленевшие карие глаза, а затем смыкаю его веки. — Так что самое меньшее, что я могу сделать, — это похоронить тебя ради нее.
Я никогда не задумывался о том, что станет с телами моих солдат. И вот я здесь, тащу человека на плече из-за девушки, которая презирает смерть. Я кряхчу под весом Имперца, недоумевая, какого черта я вообще об этом беспокоюсь.
Что она со мной сделала?
Его обмякшее тело раскачивается на моем плече с каждым моим шагом.
Будет ли ее могила следующей, которую я выкопаю?
Глава 3
Пэйдин
Я удивлена, что он не слышит, как колотится мое сердце, не чувствует моего горящего взгляда, который следит за ним.
Я сдвигаюсь с места, живот скользит по шершавой крыше, когда я выглядываю из-за края. Боль пронзает ногу, привлекая мое внимание к неумело перевязанной ране на бедре. Я прикусываю язык, сдерживая крик вместе с чередой цветистых ругательств. Наспех оторванный подол моей запасной рубашки уже приобрел отвратительный пунцовый оттенок на ране, заставляя меня переключить внимание на фигуру внизу, не в силах вынести ее вида.
Но я не могу вынести и его вида. Я уже знаю, как бы он отреагировал, если бы я сказала ему это прямо в его ухмыляющееся лицо: «Ты ужасная лгунья, Грей».
Мои глаза закатываются при этой мысли, а затем пробегаются по нему, задерживаясь на его беспорядочных черных волнах, спадающих на лоб. Он приседает рядом с Имперцем, которого я наградила ударом ножа в грудь, его профиль мрачен, серые глаза скользят по лицу мужчины. Затем он опускает голову на руки, выглядя в равной степени разочарованным и усталым.
Меня охватывает ярость, но я заставляю себя сосредоточиться на нем, а не на крови, расплывающейся по белому мундиру Имперца.
Я сглатываю, внезапно почувствовав тошноту при этой мысли. Слезы навернулись мне на глаза, когда я всадила клинок в грудь мужчины, затуманив зрение, когда его тело рухнуло на землю.
Мне очень жаль. Мне очень, очень жаль.
Не знаю, услышал ли он мои умоляющие извинения, не знаю, увидел ли он печаль в моих глазах, прежде чем я затащила себя на крышу магазина, когда звук шагов эхом отразился от стен.
Я отгоняю воспоминания и слезы, и вместо этого сосредоточиваюсь на Энфорсере в нескольких футах от меня.
Я могу убить его. Прямо здесь, прямо сейчас.
Внезапно между моими испачканными пальцами и дрожащей рукой оказывается зажат еще один метательный нож.
— Обещай мне, что останешься в живых достаточно долго, чтобы вонзить нож мне в спину?
Его слова, сказанные мне после того первого бала, эхом отдаются в моей голове.
Я могу выполнить это обещание.
Судя по тому, как он стоит, его спина — именно то место, куда я могла бы вонзить этот клинок. Эфес кинжала запотевает в моей ладони, но я крепко сжимаю его.
Сделай это.
В горле внезапно возникает комок, который я яростно пытаюсь проглотить. Мальчишка подо мной убил моего отца, убил десятки Обыкновенных во имя короля. И я — его следующая цель.
Ненавижу свои колебания.
Сделай. Это.
Я поднимаю руку, пальцы дрожат вокруг ножа. Движение заставляет мое клеймо гореть, растягивая кожу и выгравированное на ней напоминание.
О — Обыкновенная.
Он вдруг смещается, поднимает маску Имперца и закрывает его невидящие глаза с нежностью, которая не свойственна Энфорсеру, — нежностью, которую я хотела бы не видеть.