Даром (СИ)
— Скажи как есть, нахрена ты небо коптишь, урод⁈
Урод замирает. Паралич вмиг спадает с меня. Резко поворачиваюсь и от души прикладываю Серого — он как раз встал — доской по башке. Серый валится на землю, как мешок с говном. Забираю оба пистолета.
Кирпич так и стоит, тупо пырясь в пространство. Пахнет мочой — по штанам его растекается мокрое пятно. Это все, что он имеет сообщить о смысле своей тухлой жизни? Не удивлен.
Ствол поменьше — беретту — засовываю в карман, второй навожу на валяющегося на земле Серого. Дезерт игл удобно ложится в руки — в обе, помню о его фирменной отдаче. Палец скользит на спусковой крючок. Пристрелить на месте обоих выродков — что может быть проще. Плевать, что раньше я никого не убивал. Живые люди для них — товар… как только земля носит такую мразь. Любой суд меня оправдает. А если и нет — не важно сейчас, важно только прикончить погань.
Стоп! Думать не хочется, но нужно. Если эти двое не вернутся к машине, что сделает Михас? Поедет куда собирался — или скроется, заляжет на дно? Девчонок оставит в живых или… без свидетелей-то оно спокойнее.
И еще. Они могут сменить машину. Мой маячок окажется бесполезен, если они сменят машину.
Повезло вам, гниды. Пока что — повезло.
Засовываю последний маячок в нарукавный карман куртки замершего Кирпича. Никто никогда не пользуется этими карманами.
Пинаю валяющегося на земле Серого под ребра — просто так, чтобы выпустить пар — и ровной трусцой бегу к выходу из парка. Рукояти пистолетов нелепо торчат из неглубоких карманов толстовки.
В городе перехожу на шаг. Хорошо, на улицах пусто, а то народ перепугал бы… На телефоне восемнадцать пропущенных вызовов от Лехи. Перезваниваю:
— Да живой я, живой, успокойся. Вот же ты нервный, мне даже мама столько не звонит. Слушай, я минут через пять-десять буду в отделении… сейчас соображу… на Лесной, вот. У меня два оттакенных ствола при себе. Дезерт игл и беретта. Трофеи. Ты звякни парням, предупреди, чтоб они меня за террориста с перепугу не приняли. Не хватало только от своих еще пулю схлопотать после всего…
Глава 8
Ловцы снов. Часть 4
— У нас куча хороших новостей, — торжественно объявляет Леха. — И одна, как бы это сказать… не особо, наверно.
— Вот и начни с той, которая не особо.
Мы сидим в моем любимом пабе. Нас тут знают и даже не предлагают меню, а просто спрашивают «вам как обычно?» Мелочь, а приятно.
— Ну уж фиг тебе! — Леха поднимает бокал с пивом. — Я угощаю — я и провозглашаю повестку мероприятия. Новости — закачаешься, я это гарантирую. Позавчера комитетские москвичи накрыли пересылочный центр, и знаешь, сколько там оказалось девиц? Тридцать две. Не считая тех шестнадцати, которые у нас в области. Так что на тебе сорок восемь спасенных жизней, Саня. Спасенных, потому что в рабстве — это, сам понимаешь, не жизнь.
— Ну так уж и на мне… Я же только маячок на машину поставил, а дальше уже без меня управились.
— Ну вот, если б не твой маячок, то не управились бы. Эти твари грамотно шифровались. Я потом маршрут их отследил — нифига бы мы их не вычислили по камерам, они чуть ли не кабаньими тропами на базу свою пробирались. Машину меняли аж дважды в закрытых гаражных комплексах, а вот переодеться помеченный тобой деятель не догадался. Начальство тебе медаль выхлопотало — «За содействие МВД». И денежное вознаграждение за помощь в раскрытии преступлений и задержании преступников. Сумму пока не назову, но сам министр утверждает. Так что прикидывай, куда потратишь миллион-другой.
— Неплохо!
— Да не то слово. Торжественное награждение, все дела. Замминистра приедет, это как минимум.
— Слушай, а можно как-нибудь… без пафоса этого? Медаль в коробочке мне передашь, и займемся своими делами все.
— Да ну тебя, «в коробочке»! Надо, чтобы все прониклись торжественностью момента, важные люди собрались, все в таком духе. Это и мне для продвижения по службе хорошо, и тебе для экспертных контрактов не повредит, знаешь ли. Нетворкинг — слышал о таком? Думаешь, где-нибудь можно без него? И Олю приводи с пацаном, пусть посмотрит, какой уважаемый человек его будущий отчим.
Киваю. Тут Леха прав. Оля-то и так все про мою работу понимает, а вот в Федином возрасте лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— И это еще не все, — Леха подмигивает и достает из кармана розовый конверт. — Меня тут твоя поклонница упросила письмецо передать. Бумажное, как в каменном веке — девушкам в реабилитационном центре телефонов пока не выдали. Эта Зоя там звезда — она единственная из всех тебя, общего спасителя, лично видела.
С сожалением отставляю пиво и распечатываю конверт. Просматриваю старательно выведенные строчки, окруженные несметным множеством сердечек. Да, нехило расколбасило девушку… «навсегда в моем сердце… думаю о тебе по ночам… целую тысячу раз… надеюсь на скорую встречу… навеки твоя, Зоя». Забавно, пока я был в образе побитого жизнью бомжа, она в мою сторону и не смотрела, вешалась на этого придурка Джона. Зато теперь задним числом влюбилась без памяти, ну конечно.
— Я что, должен ей отвечать? Я ж не специалист по посттравматическим расстройствам…
— Дело твое. Но выпустят же ее когда-нибудь, а найти тебя — вопрос техники.
— Ладно, черт с ней, отвечу. У тебя есть бумага?
— Чтоб у опера да не было бумаги? На, держи.
Вывожу на оборотной стороне бланка протокола обыска жилого помещения:
«Дорогая Зоя! Рад, что ты жива и здорова. К сожалению, повидаться у нас с тобой не получится — завтра я уезжаю на три года в срочную командировку в город Верхние Пупки. Желаю тебе не шарахаться больше по сквотам, а поступить в техникум, найти работу и начать нормальную жизнь. Главное в жизни — прилежная учеба, добросовестный труд и не лениться делать зарядку по утрам. А если что-то беспокоит, хорошо помогает прохладный душ». Чуть подумав, добавляю: «Всем своим пяти деткам я каждый день говорю то же самое». Ложь, как говорится, во спасение.
Возвращаю бланк Лехе:
— Вот, надеюсь, это охладит немного пылкое девичье сердечко…
— Ок, буду завтра в реабилитационном центре — передам.
— Да, кстати. Раз уж ты будешь в этом центре… Как там Алина Михайлова? Когда ее уже домой отпустят? Мне отец ее звонил вчера, а я не знаю даже, что ему сказать.
— Михайлова… — Леха отводит глаза. — А вот это та самая новость, которая не особо, Сань. Короче, нету этой Михайловой среди потерпевших. Ни у нас, ни в пересыльном центре. Там одну партию девушек уже из страны вывезли, интерпол сейчас этим занимается. Но они границу пересекли до того, как Михайлова пропала.
И награда, и премии, и даже спасенные жизни — все как-то резко перестает радовать.
— Так что же, Алину… убили?
— Очень маловероятно. Там два трупа, но они опознаны. Точно не Михайлова. А эти мрази знаешь с каким энтузиазмом друг друга сдают, наперегонки просто. Каждый надеется от вышки отмазаться через сотрудничество со следствием… зря, конечно, но этого мы им пока не говорим. Поэтому если бы Михайлову убили, мы бы уже знали. Но ни обвиняемые, ни потерпевшие — никто ее не вспомнил. Зуб даю, ее там попросту не было. С ней произошло что-то другое.
* * *
Есть у меня пунктик — всегда езжу по правилам. От отца это перенял, он еще говорил «не торопись, а то успеешь». Если стоит знак «шестьдесят», я и буду ехать шестьдесят, ни километром быстрее. Если кому-то это неудобно — его проблемы, и пусть хоть обгудится.
Ярко-красная тойота сзади меня сперва протяжно сигналит и моргает фарами, потом резко перестраивается и обгоняет по встречке и разделительной полосе, а, опередив, резко бьёт по тормозам. Тоже бью, но поздновато — все-таки въезжаю тойоте в корму. Удар несильный — вряд ли кто-то пострадал, разве что бамперы. Его задний и мой передний, да и то ещё смотреть надо.
Ну здравствуйте, дорожные разборки. Водитель тойоты вылезает на разделительную. Это мордатый амбал в короткой кожаной куртке. С детства таких не выношу. Тоже выхожу.