Памела или награжденная добродетель

Я лежала на полу до девяти часовъ, пока она вышедъ говорила, изволь итти сударыня къ нашему господину, я не могу, говорю ей на ногахъ стоять, какъ мнѣ итти. Изрядно она отвѣчала, я пришлю господина Кольбранта, онъ васъ на рукахъ донесетъ.
Я испугаясь сего, собравъ всѣ мои силы, встала и пошла за нею въ нижнія покои, въ которыхъ господинъ мой былъ трясучись, какъ листъ отъ сильнова вѣтру, вошедъ въ залу, увидѣла новова лакея вмѣсто Ивана, которой у господина моего стоялъ за стуломъ: ибо онъ въ то время ужиналъ, и которой увидя меня тотчасъ вонъ вышелъ, (не забыть бы сказать между дѣла и то, что у господина нашего и кучеръ былъ новой, знать, что и Робертъ также выгнанъ.) Я хотѣлъ говорилъ онъ, когда я вошла, сажать васъ за столъ съ собою когда гостей нѣтъ, но вижу, что не можешь забыть подлой своей природы, и предпочитаешь рабовъ господину, теперь служижъ мнѣ стоя за стуломъ, а между тѣмъ поговоримъ, ибо я немного время для тебя терять намеренъ.
Много мнѣ чести, государь мой, я отвѣчала, что бы служить вамъ, а природу мою я во вѣкъ не забуду, и ставъ за стуломъ принуждена была на оной облакотится, не имѣя силы на ногахъ стоять. Налѣй мнѣ рюмку Бургонскова вина; я взявъ бутылку на силу держала, и трясущимися руками лила вино все мимо. Госпожа Жевкесъ видя сіе, сама налила, а я обѣими руками взявъ подносъ насилу держала. Онъ принявъ рюмку сказалъ, стой за мною. Вы сказываете госпожа Жевкесъ, что она не ѣстъ и не спитъ почти ни чево и всегда плачетъ? Такъ государь мой, она отвѣчала, я дивилась, какъ она жива! о говорилъ онъ, это нѣтъ ни чево, етакіе молодыя и упрямые дѣвки слезами и упорствомъ питатся могутъ. Со всѣмъ тѣмъ цвѣтъ лица ее никогда таковъ хорошъ не былъ какъ нынѣ, видно что господинъ Вилліамсъ и не потребныя ихъ вымыслы питали ее со избыткомъ.
Я принуждена была все то слушая молчать, къ томужъ и охоты говорить въ моемъ смятеніи не имѣла.
Вы сказывали, говорилъ онъ, что она вчерась хотѣла бѣжать? Хотя можетъ быть точно намѣренья ее къ тому и не было, она отвѣчала, однако такъ меня испужала, что я отъ страха себя не вспомнила, и весьма радуюсь, что вы приѣхали сами, надѣясь, что свои съ нею намѣреніи скорѣе исполнить не оставите, а васъ увѣряю, что ее не можно устеречь будетъ, уйдетъ она у насъ всеконечно.
Государь мой, я бросясь на землю, и обнявъ ево ноги, говорила! умилосердись надо мною! удостой меня сказать вамъ, какимъ образомъ сія злая женщина меня содержитъ. Но немилосердой господинъ, пресѣкши рѣчь мою отвѣчалъ, я увѣренъ, что она во всемъ должность свою исполняла, чтобъ ты ни говорила на госпожу Жевкесъ, то все ей поможетъ въ разсужденіи ея старанія и прилѣжности, чрезъ которые ты здѣсь сохранена отъ побѣгу, безъ тово бы давно ушла, и погубила человѣка въ такое время, когда ему готовилося на всю жизнь ево счастіе.
Я встала, и воздыхая говорила ему, вижу государь мой, что моя жалоба похожа на ту, которую я читала въ одной книжкѣ, какъ агнецъ приносилъ оправданье имѣя челобитчикомъ волка, а коршуна судьею.
Видитель госпожа Жевкесъ, онъ говорилъ ей, вы волкъ, я коршунъ, а она непорочной агнецъ! я вижу, что вы не знаете, сколь много она начиталась книгъ, и на полнилась разсужденія. Она превеликій имѣетъ разумъ, когда начнетъ простирать похвалу, о своей пустой добродѣтели, другихъ пороча.
О! государь мой, говорила ему злая сія женщина, чтобъ болѣе разсердить, это еще ни чево въ сравненіе тово, какъ она меня величаетъ. Я у ней сводня и прутьямибъ меня выгнать надобно, но не дивлюсь теперь слыша, сто и васъ называетъ коршуномъ.
Моево намѣренія, отвѣчала я называть коршуномъ не было… Но онъ не давъ мнѣ договорить, закричалъ, молчи и не болтай притворщица. И конечно не къ стате Жевкесъ примолвила, повѣрь мнѣ, что такъ называть господина не годится. Добро я отвѣчала, буду молчать, когда мнѣ говорить не позволяютъ, но судія праведный Вышняго разсудитъ насъ не лицемѣрно.
Примѣчайте, онъ говорилъ, госпожа Жевкесъ, богобоязливая, и непорочная невинность, хочетъ молитвами своими свести огнь съ Небеси, и попалить насъ, знаю, что она клясть умѣетъ и притворно набожна, полно безпутная, налей мнѣ рюмку вина.
 
Я въ горькихъ своихъ слезахъ взявъ вино наливала, а господинъ нашъ издѣваясь говорилъ, я думаю она хочетъ смѣшая съ виномъ свои слезы напоить меня, равныя сему издѣвки, продолжались и во все время ево ужина, а отужинавъ, сказалъ мнѣ, великое для васъ счастье, что можете когда хотите лить слезы изъ ясныхъ очей своихъ, не лишая ихъ блистанія и свѣта, конечно кто нибудь сказалъ вамъ, что вы прекраснѣе кажетесь, когда плачете? Видалиль вы госпожа Жевкесъ ково нибудь ее пригожее? И можноль тому дивится, что я такъ велико къ ней имѣю снисхожденіе, посмотри, взявъ меня рукою, а другой держалъ рюмку, какая талія, какая шея, какія руки, и каковъ цвѣтъ въ лицѣ, а лукавства и пронырства ее никто описать не можетъ. По сему и не чему дивится, что бѣдной Вилліамсъ въ нее влюбился, и по тому я ее виню больше, нежели его. Когда онъ меня покинулъ дерать, я ту минуту ушла въ уголъ, и оборотясь лицемъ стала къ стѣнѣ, стараясь всячески удержать себя отъ слезъ, вздыхая непрестанно такъ, что казалось духъ со воздохами изъ меня выходитъ, дивлюсь госпожа Жевкесъ, онъ говорилъ, что вы тогда испужались, какъ ей попалось письмо ваше въ руки, я не боюсь что мои письма читаютъ, у меня нѣтъ тайныхъ переписокъ, и я не открываю тайны, которую знаю, и не подкупаю людей переносить письма. По томъ сказалъ, поди сюда плутовка? Намъ съ тобой во многомъ надобно разчесться, для чево нейдешь когда я кличу? Тфу Памела, какъ не стыдно злая Жевкесъ сказала, не трогается съ мѣста когда господинъ тебѣ повелѣваетъ, можетъ быть онъ проститъ вину твою. По томъ онъ самъ подо шолъ ко мнѣ, видя, что я насилу стояла, и положа мнѣ на шею руку говорилъ, видитель госпожа Жевкесь, ежелибъ она не поманила проклятова Вилліамса, я бы ее простилъ охотно.
Возможноль, государь мой, говорила не достойная Жевкесъ, какъ вы милостивы и легко винныхъ прощать можете, я надѣюсь, что вы примете ее въ свою милость нынѣшней вечеръ, и дадите завтвре узнать свою должность.
Я услышавъ сіе, затрепетала отъ страха, сама съ собою размышляя, можноль больше мерзости имѣть въ сердцѣ, какъ сія злодѣйка. Горесть и презрѣніе къ ней запретили отвѣчать ей, только руки къ Вышнему простирала, и молитву творила, которую частые вздохи непрестанно пресѣкали.
Они слушая сіе, только смѣялись, наконецъ нѣсколько подумавъ господинъ мой говорилъ, нѣтъ, я не могу ее простить, она меня много обезпокоила и обезчестила во всемъ здѣшнемъ округѣ, она всѣхъ людей моихъ Бедфордскихъ перепортила, презрила мою милость, и хотѣла уйти съ неблагодарнымъ священникомъ; но говоря сіе, успѣлъ поцѣловать меня, и хотѣлъ руку положить въ пазуху. Я вырвалась и до того ево не допустила, крича, что скорѣя умру, нежели допущу до такихъ поступокъ. Подумай Памела? Подумай, говорилъ мнѣ угрожая гдѣ ты? И не дурачся больше, ибо можешь быть болѣе несчастна, нежели ты думаешь. Проводи ее госпожа Жевкесъ вверхъ я ей писменно пришлю объясненіе моего намѣренія, подумай Памела о семъ по прилѣжнѣе. И пришли мнѣ на то отвѣтъ завтре по утру, я вамъ кажется довольно даю время на размышленіе, но повѣрь, что послѣ того конецъ будетъ непремѣнно. Пришедъ я въ спальню, погрузилась въ несказанную печаль, и ждала, что отъ нево будетъ, радуюся нѣсколько тому, что еще ночь осталась для спокойствія моего; однако онъ въ вечеру тово не прислалъ. Госпожа Жевкесъ и Нанонъ пришли ко мнѣ начевать, я легла въ платье на постелю, хотя она много за то на меня и ворчала, но я не хотѣла раздѣтся, и спала очень мало, боясь, чтобъ не пустили ево въ спальню.
Господинъ Симонъ Дарнфортъ севодни у господина нашева обѣдать будетъ, и присылалъ поздравить къ нему съ приѣздомъ, слышу, что онъ очень хочетъ меня видѣть, и надѣюсь за мной пришлютъ, чтожъ дѣлать, надобно повиноватся.