Не надо печалиться, вся жизнь впереди! (сборник)

  
Хиппи
 
 
 
Мы —
 
   хиппи.
 
Не путайте с «Хеппи».
 
Не путайте
 
   с нищими.
 
Денег
 
   не суйте…
 
Не спят
 
полицейские кепи
 
в заботах
 
   о нашем рассудке.
 
Ничьи мы.
 
Не ваши,
 
   не наши.
 
Ничьи мы.
 
Как мокрые ветры.
 
Прически —
 
   по виду
 
      монашьи.
 
Но мы не монахи!
 
Хотите —
 
   проверьте.
 
Ничьи мы.
 
Как пыль на дороге.
 
Как шорох прибоя,
 
   картавы.
 
Нас греют
 
девчонки-дотроги,
 
покорные,
 
   будто гитары.
 
Потейте!
 
Бумагу марайте.
 
За теплое горло
 
   берите знакомо.
 
Плевать нам
 
на ваши
 
морали!
 
Продажные
 
   ваши
 
      законы!
 
Плевать нам
 
   на то, что встречаете
 
      бранно!
 
На то, что шагаете
 
мимо.
 
И если вы —
 
   мир,
 
то тогда мы —
 
   приправа
 
для этого пресного
 
мира!..
 
Мы, как в драгоценностях, —
 
   в росах.
 
Мы молимся водам
 
   и травам.
 
Босые —
 
средь ваших «роллс-ройсов».
 
Назло вам.
 
   На смех вам.
 
      На страх вам.
 
Сдавила
 
бетонная бездна.
 
Асфальт отутюженный
 
   высох…
 
Мы —
 
   вызов.
 
А может быть, —
 
   бегство.
 
А может быть, сразу —
 
   и бегство.
 
И вызов.
 
 
  
Парни с поднятыми воротниками
 
 
 
Парни
 
   с поднятыми воротниками,
 
в куртках кожаных,
 
в брюках-джинсах.
 
Ох, какими словами
 
   вас ругают!
 
И все время удивляются:
 
   живы?!
 
О проблеме вашей
 
спорят журнальчики —
 
предлагают убеждать,
 
   разъяснять…
 
Ничего про это дело
 
   вы
 
      не знаете.
 
Да и в общем-то
 
не хотите
 
знать…
 
 
 
Равнодушно
 
   меняются
 
      столицы —
 
я немало повидал их, —
 
и везде,
 
посреди любой столицы
 
   вы
 
      стоите
 
будто памятник
 
обманутой мечте.
 
Манекенами
 
   к витринам приникшие,
 
каждый вечер —
 
проверяй по часам —
 
вы уже примелькались всем,
 
   как нищие.
 
Что
 
подать вам?
 
Я не знаю сам.
 
Завлекают вас
 
   ковбоями и твистами, —
 
вам давно уже
 
поднадоел твист.
 
Вы
 
покуриваете
 
и посвистываете,
 
независимый делаете вид.
 
Может,
 
   девочек ждете?
 
Да навряд ли!
 
Вон их сколько —
 
   целые стада.
 
Ходят около —
 
юные,
 
нарядные…
 
Так чего ж вы ожидаете тогда?!.
 
 
 
Я не знаю – почему,
 
но мне
 
кажется:
 
вы попали
 
   в нечестную
 
      игру.
 
Вам история назначила —
 
каждому —
 
по свиданию
 
   на этом углу.
 
Обещала показать
 
   самое гордое —
 
мир
 
без позолоченного зла!
 
Наврала,
 
наговорила
 
   с три короба.
 
А на эти свиданья
 
не пришла…
 
Идиотская,
 
   неумная шутка!
 
Но история
 
думает
 
свое…
 
 
 
И с тех пор
 
неторопливо и жутко
 
все вы ждете,
 
все ждете
 
      ее.
 
Вдруг покажется,
 
   вдруг покается,
 
вдруг избавит
 
   от запойной тоски!..
 
Вы стоите на углу,
 
покачиваясь,
 
вызывающе подняв воротники…
 
А она проходит мимо —
 
история, —
 
раздавая
 
   трехгрошовые истины…
 
 
 
Вы постойте,
 
   парни.
 
Постойте!
 
Может быть,
 
   чего-нибудь
 
      и выстоите.
 
 
  
Гинзберг
  
 (из статьи «Западнее Атлантики») 
 
…Мне сказали:
– Сегодня поедем на вечер поэзии… Будет интересно… Сам Аллен Гинзберг обещал выступить…
– А где это? – спросил я. – В каком помещении?…
– Не знаю… – ответил переводчик. – У меня есть только адрес… В семь часов надо быть там…
Табличка с номером нужного нам дома была привинчена к церковной ограде. Сама церковь – затемненная, уходящая ввысь, – по моему разумению, наверняка не подходила для того, чтобы в ней мог состояться вечер поэзии. Тем более, если будет выступать Аллен Гинзберг («Лохматый битник…», «Неистовая немытость…», «Поэт протеста и порока…» – это еще самые мягкие эпитеты, которыми награждают Гинзберга американские литературные обозреватели)… Переводчик тоже растерялся. Он вертел в руках бумажку с адресом и явно не знал, как нам быть дальше… По тротуару зацокали каблуки. Стайка девиц вынырнула из-за угла и направилась к большим церковным воротам, около которых стояли мы…