Сочинения. В 2-х томах
Часть 116 из 147 Информация о книге
* * *Увы, увы, раю прекрасный!..Февраль рассыпал бисер рясный,Когда в Сиговец, златно-бел,Двуликий Сирин прилетел.Он сел на кедровой вершине,Она заплакана поныне,И долго, долго озиралЛесов дремучий перевал.Истаевая, сладко онВоспел: Кирие елейсон!Напружилось лесное недро,И как на блюде, вместе с кедром,В сапфир, черемуху и ленПевец чудесный вознесен.В тот год уснул навеки Павел, —Он сердце в краски переплавил,И написал икону нам:Тысячестолпный дивный храм,И на престоле из смарагда,Как гроздь в точиле винограда,Усекновенная глава.Вдали же никлые березы,И журавлиные обозы,Ромашка и плакун-трава.Еще не гукала сова,И тетерев по талой зорькеКлевал пестрец да ягель горький,Еще медведь на водопоеГляделся в зеркальце лесноеИ прихорашивался втай, —Стоял лопарский сизый май,Когда на рыбьем перегоне,В лучах озерных, легче соний,Как в чаше запоны опал,Олеха старцев увидал. —Их было двое светлых братий,Один Зосим, другой Савватий,В перстах златые копей…Стал огнен парус у ладьи,И невода многоочиты,Когда сиянием повиты.В нее вошли озер Отцы.«Мы покидаем Соловцы,О, человече Алексие!Вези нас в горнюю Россию,Где Богородица и СпасЧертог украсили для нас!»Не стало резчика Олехи…Едва забрезжили сполохи,Пошла гагара на утек,Заржал в коклюшках горбунок,Как будто годовалый волкПрокрался в лен и нежный шелк.Лампадка теплилась в светелке,И за мудреною иголкойПриснился Проне смертный сон:Сиговец змием полонен,И нет подойника, ушата,Где б не гнездилися змеята.На бабьих шеях, люто злы,Шипят змеиные узлы,Повсюду посвисты и жала,И на погосте кровью алойЗаплакал глиняный Христос…Отколе взялся Алконост,Что хитро вырезан Алешей, —«Я за тобою по пороше!Летим, сестрица, налегкеК льняной и шелковой реке!»Не стало кружевницы Прони…С коклюшек ускакали кони,Лишь златогривый горбунок,За печкой выискав клубок,Его брыкает в сутеменки…А в горенке по самогонкеТальянка гиблая орет —Хозяев новых обиход.* * *Степенный свекор с СиливерстомСрубили келью за погостом,Где храм о двадцати главах,В нем Спас в глазуревых лаптях.Который месяц точит глина,Как иней ягодный крушина,Из голубой поливы глазКровавый бисер и топаз.Чудно, болезно мужичьюЗа жизнь суровую свою,Как землянику в кузовок,Сбирать слезинки с Божьих щек!Так жили братья. Всякий день,Едва раскинет сутеменьСвой чум у таежных полян,В лесную келью, сквозь туман,Сорока грамотку носила:Была она четверокрыла,И, полюбив налимье сало,У свекра в бороде искала.Уж не один полет воочьюСильверст за пазухой сорочьейХудые вести находил, —Писал их столпник, старец Нил:Он на прибрежии ОнегаПостроил столп из льда и снега,Покрыл его дерном, берестой,И тридцать лет стоит невестойПустынных чаек, облаковИ серых беличьих лесов; —Их немота роила были,Что белки столпника кормили.Он по мирскому стольный князь,Как чешуей озерный язь,Так ослеплял служилым златомЛюбимец царские палаты.Но сгибло всё: Нил на столпе —Свеча на таежной тропе,В свое дупло, как хризопраз,Его укрыл звериный Спас!* * *Однажды птица прилетелаПонурою, отяжелелой,И не клевала творожку.Сильверст желанную строкуУ ней под крылышком сыскал:«Готовьтесь к смерти», Нил писал.Ударили в било поспешно…И как опалый цвет черешни,На новоселье двух смертейСлетелись выводки гусей;Тетерева и куропатки,Свистя крылами, без оглядки,На звон завихрились из пущ…И молвил свекор: «Всемогущ,Кто плачет кровию за тварь!Отменно знатной будет гарь;Недаром лоси ломят роги,Медведи, кинувши берлоги,С котятами рябая рысь,Вкруг нашей церкви собрались…Простите, детушки, убогих!Мы в невозвратные дорогиОдели новое рядно…Глядят в небесное окноНа нас Аввакум, Феодосий…Мы вас, болезные, не бросим,С докукою пойдем ко Власу,Чтоб дал лебедушкам атласуА рыси выбойки рябой!..Живите ладно меж собой:Вы, лоси, не бодайтесь больно,Медведихе-княгине стольнойОт нас в особицу поклон —Ей на помин овса суслон,Стоит он миленький в сторонке…Тетеркам пестрым по иконке, —На них кровоточивый Спас, —Пускай помолятся за нас!»«Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко»Воспела в горести великойНа человечьем языкеВся тварь, вблизи и вдалеке.Когда же церковь-купинаЗаполыхала до вершины,Настала в дебрях тишина,И затаили плеск осины.Но вот разверзлись купола,И въявь из маковицы главной,На облак белизны купавнойЧестная двоица взошлаЗа нею трудница сорокаС хвостом лазоревым, в тороках…Все трое метятся писцомГорящей птицей и крестом.Не стало деда с Силиверстом…С зарей над сгибнувшим погостомРыдая, солнышко взошло,И по надречью, по-над логом,Оленем сивым, хромоногимЗаковыляло на село.Несло валежником от суши,Глухою хмарой от болот,По горенкам и повалушамСлонялся человечий сброд.И на лугу перед моленной,Сияя славою нетленной,Икон горящая скирда: —В окне Мокробородый Спас,Успение, коровий Влас…Се предреченная звезда,Что в карих сумерках всегдаКукушкой окликала нас!Да молчит всякая плоть человеча:Уснул, аки лев,Великий Сиг!Икон же души, с поля сечи,Как белый гречневый посев,И видимы на долгий миг,Вздымались в горнюю Софию…Нерукотворную РоссиюЯ — песнописец Николай,Свидетельствую, братья, вам.В сороковой полесный май,Когда линяет пестрый дятел,И лось рога на скид отпятил,Я шел по Унженским горам.Плескали лососи в потоках,И меткой лапою с наскокаЛовила выдра лососят.Был яр, одушевлен закат,Когда безвестный перевалПередо мной китом взыграл.Прибоем пихт и пеной кедровКипели плоскогорий недра,И ветер, как крыло орла,Студил мне грудь и жар чела.Оледенелыми губами,Над россомашьими тропами,Я бормотал: «Святая Русь,Тебе и каторжной молюсь!..Ау, мой ангел пестрядинный,Явися хоть на миг единый!»И чудо! Прыснули глазаС козиц моих, как бирюза,Потом, как горные медведи,Сошлись у врат из тяжкой меди.И постучался левый глаз,Как носом в лужицу бекас, —Стена осталась безответной.И око правое — медведьСломало челюсти о медь,Но не откликнулась верея, —Лишь страж, кольчугой пламенея,Сиял на башне самоцветной.Сластолюбивый мой язык,Покинув рта глухие пади,Веприцей ринулся к ограде,Но у столпов, рыча, поник.С нашеста ребер, в свой черед,Вспорхнуло сердце — голубь рябый,Чтобы с воздушного ухабаРазбиться о сапфирный свод.Как прыснуть векше, — голубокВ крови у медного порога!..И растворились на востокВрата запретного чертога.Из мрака всплыли острова,В девичьих бусах заозерья,С морозным Устюгом Москва,Валдай — ямщик в павлиньих перьях,Звенигород, где на стенахКлюют пшено струфокамилы,И Вологда, вся в кружевах,С Переяславлем белокрылым.За ними Новгород и Псков —Зятья в кафтанах атлабасных,Два лебедя на водах ясных —С седою Ладогой Ростов.Изба резная — Кострома,И Киев — тур золоторогийНа цареградские дорогиГлядит с Перунова холма!Упав лицом в кремни и гальки,Заплакал я, как плачут чайкиПеред отплытьем корабля: —«Моя родимая земля,Не сетуй горько о невере,Я затворюсь в глухой пещере,Отрощу бороду до рук, —Узнает изумленный внук,Что дед недаром клад копил,И короб песенный зарыл,Когда дуванили дуван!..Но прошлое, как синь туман:Не мыслит вешний жаворонокКак мертвен снег и ветер звонок.Се предреченная звезда,Что темным бором иногдаСовою окликала нас!..Грызет лесной иконостасОктябрь — поджарая волчица,Тоскуют печи по ковригамИ шарит оторопь по ригамЩепоть кормилицы-мучицы.Ушли из озера налимы,Поедены гужи и пимы,Кора и кожа с хомутов,Не насыщая животов.Покойной Прони в руку сон:Сиговец змием полонен,И синеглазого ВасяткуНапредки посолили в кадку.Ах, синеперый селезень!..Чирикал воробьями день,Когда, как по грибной дозор,Малютку кликнули на двор.За кус говядины с печенкойСосед освежевал мальчонка,И серой солью посолилВдоль птичьих ребрышек и жил.Старуха же с бревна под балкойЗамыла кровушку мочалкой.Опосле, — как лиса в капкане,Излилась лаем на чулане.И страшен был старуший лай,Похожий то на баю-бай,То на сорочье стрекотанье.Ополночь бабкино страданьеВзошло над бедною избойВасяткиною головой.Стеклися мужики и бабы:«Да, те ж вихры и носик рябый!»И вдруг за гиблую винуГромада взвыла на луну.Завыл Парфен, худой Егорка,Им на обглоданных задворкахОткликнулся матерый волк…И народился темный толк:Старух и баб сорокалетокЗахоронить живьем в подклеток,С обрядой, с жалкой плачеейИ с теплою мирской свечей;Над ними избу запалить,Чтоб не достались волку в сыть!