Поэзия Латинской Америки
Часть 16 из 124 Информация о книге
Старый холостяк
Перевод П. Грушко
Вечерняя мгла несмелов слепой альков натекла,где зеркало запотело,подрагивая оробелостуденой глубью стекла.Баул на ветхой подставе,белая стынет постель,на кнопках, красных от ржави,в плюшевой синей оправестаренькая акварель.На вешалке пугалом длиннымчернеет распятый фрак,пахнущий нафталином.Чернильница в духе старинном,над нею медный Бальзак.А ветер, беспечней птицы,влетает в тесный приюти паутину в глазницыцелует — словно ресницына старой ширме живут.Там ласточек вьется стая,незримым стрекозам вслед,меж розовых туч витая,таинственно выплетаяна шелке прощальный привет.И в этом алькове сонном,в кресле, которому век,подбитом ветхим кретоном,у печи с огнем, заметеннымзолою, сидит человек.Смотрит в пространство пустое,трубку жует в тишине,чувствуя в хмуром покоесмерти соседство слепоев мертвых часах на стене!Волшебство
Перевод М. Донского
Тих вечер. Ни одна не кружит птица.Морская гладь — расплавленный сапфир.С небес на умиротворенный мирЛазурное сияние струится.Простерлись в синеватой дымке дюны…И спорит с общею голубизнойЛишь белый парус, — слившийся с волной,Восходит он, как полумесяц юный.Настолько наше счастье совершенно,Что к горлу вдруг подкатывает ком…И море плачет горестно о том,Что солоно оно, что неизменно.Х.-М. Блонес. «Играющие гаучо». Конец XIX в.
ЭВАРИСТО КАРРИЕГО [54]
Перевод Н. Горской
Дорога к нашему дому
Ты стала родной нам, дорога,как вещь домашнего обихода;и все здесь родное: над тротуаромвысоких деревьев своды,веселое буйство мальчишек,и лица друзей старинных,и шепотокбесконечных историй интимных,блуждающих по кварталу,и монотонные стоны шарманки усталой,которые нравятся нашей соседке,большеглазой, печальной.Мы любим тебянавечно и изначально,дорога к нашему дому. Ей-богу,мы любим тебя, дорога!Здесь всенам тревожит память!Кажется, каждый каменьв своих тайниках скрываетшелест шагов знакомых,которых с годамимы не услышиму нашего дома.Дорога, для насты, словно лицо дорогое,которое мы целовалинесчетное множество раз.Видишь, как мы сроднились с тобою!Ежевечерне, без перемены, —мы видим на улице той жевсе те же привычные сцены…И девушка та же, — скромна и тиха,—стареющая постепеннов ожидании жениха…Порою нежданные встречи:незнакомцы, приветливо или строго,глядят на прохожих с порога.И расставанья бывают тоже —кто-то тихо уходитна новое место иль в бездорожье,покинув тебя, дорога.Уходят люди —соседи, которых больше не будет!И мы — даже страшно подумать —однажды уйдем, кто знает — куда,тихонько уйдем, без шума,уйдем, как они — навсегда.Ты вернулась, шарманка
Ты вернулась, шарманка. Ты снова запела,вызывая улыбки, рыдая,устало выдыхая… Слепец престарелыйвсе сидел на пороге, тебя поджидая.Он слушает молча. И смутным наплывом —в уголках его памяти где-то —возникают года, когда был он счастливыми глава его полнились светом,вспоминает невесту, о чем-то жалеет —неповторимыни радость, ни грусть… И он тихо светлеет,упиваясь напевом старинным.Что волнует его, что тревожит?..Ты вернулась, шарманка. И вновь — как обычно —тебя слушает каждый прохожиймеланхолично.Ты неспешно шагаешь по улице нашей,озаренная зимней луною белесой,и мотив тараторишь — извечный, домашний.На углу задержавшись, поешь безголосопростодушную песню, напев безыскусный, —что соседке-портнихе по вкусу.А затем ты на вальс переходишь с налета,наполняется улица грустной тревогой,отворяются двери, и кто-тосмотрит в зимнюю лунность с порога.В этой нежной мелодии, в зыбкости легкойсколько образов милых, далеких!А когда ты ушла в молчаньена ночную легло мостовую,то слепые глаза — как печально! —уронили слезинку живую.