Поэзия Латинской Америки

  
Твой секрет
 
 
 
Забыла обо всем… И здесь, на фортепьяно,
 
к которому давно ты охладела,
 
оставила дневник — своей души частицу,
 
записки девушки, болезненной, несмелой.
 
Интимный мир. Я заглянул в него случайно
 
и никому не выдам твоего секрета —
 
поверь, твоим друзьям совсем неинтересно,
 
что именем моим полна тетрадка эта.
 
 
 
Витаешь в облаках… Рассеянно глядишь…
 
Вернись скорей — дневник я положил на место.
 
Оставила мечты вот здесь, на фортепьяно…
 
Забыла обо всем… Наивная!.. Невеста!..
 
 
  
БАЛЬДОМЕРО ФЕРНАНДЕС МОРЕНО [55]
 
Перевод В. Столбова
   
Сорок восемь балконов
 
 
 
Сорок восемь балконов у этого дома,
 
И ка все сорок восемь хоть один бы цветок.
 
Что за люди живут в этих серых хоромах,
 
Ароматы земли не пустив на порог.
 
 
 
Строй равняют балконы мышиного цвета,
 
Камень душу гнетет, зажимает в тиски.
 
Неужели стихов здесь не пишут поэты
 
И не плачут невесты от внезапной тоски.
 
 
 
Проживающим здесь неужели не надо,
 
Чтобы вился жасмин и дышал за стеной
 
И цветок за окном как подобие сада
 
Говорил о природе, хотя бы ручной.
 
 
 
Вам растенья чужды, незнакомы вам птицы,
 
Вам, не знающим песен, любви и стихов.
 
Вас обходят дожди, вам не светят зарницы…
 
…Сорок восемь балконов, и все без цветов.
 
 
  
Человек из пампы [56]
 
 
 
Молча ты пьешь у стойки маленькой пульперии [57],
 
молча стоит у привязи твой неразлучный конь.
 
Черными были виски твои, стали совсем седыми.
 
Знаки судьбы положены на лоб твой, как на ладонь.
 
 
 
Тебе высматривать тучи, выслеживать ливней лавины,
 
с ветром сухим и пыльным вести мужской разговор.
 
Лоб твой похож на поле. Четыре глубоких морщины
 
пересекают, как изгородь, его опаленный простор.
 
 
  
Одной сеньоре бальзаковских лет
 
 
 
Вы храбро вступили, сеньора, в единоборство с годами.
 
В вашей упряжке ходят солнце, воздух, вода.
 
Утром вместо молитвы крутите вы ногами,
 
Овощи, фрукты и овощи — вот и вся ваша еда.
 
 
 
Пускай вам шьет туалеты Рафаэль портняжного дела,
 
Пускай закованы в каучук вы с головы до ног.
 
Снова не станет мраморным уже размякшее тело,
 
Время не пересмотрит сполна отсчитанный срок.
 
 
 
На шею кораллы и жемчуг навесили вы напрасно.
 
Поверьте, они не скроют жалобных ваших морщин.
 
Только одно искусство времени не подвластно,
 
Только оно вашу прелесть векам передаст без седин.
 
 
 
Простые, дешевые краски, пятна тени и света,
 
Суровой рукой художника брошенные на холст.
 
Всего лишь четыре слова, но найденные поэтом…
 
Секрет сохранения юности, как видите, очень прост.
 
 
 
Целуйте меня, сеньора! Не медля, целуйте смело!
 
Я этих слов хозяин, и только за вами дело!
 
 
  
Элегия на смерть Л. Лугонеса
  
 
 
Может быть, птица поет
 
Ветвям могучего дуба.
 
 
 
Может быть, речка журчит
 
Камням замшелым и грубым.
 
 
 
Может быть, плачет ветер
 
Кресту на церковной крыше.
 
 
 
Может быть, мы молчим.
 
Потому что ты нас не слышишь.
 
 
  
ЭНРИКЕ БАНЧС
 
Перевод Н. Горской
   
Хвала ливню
 
 
 
Три молодых девицы
 
в покоях пышных сидели,
 
три прекрасных принцессы
 
в замке за рукодельем.
 
 
 
Меньшую, со взглядом лани,
 
прекраснейшую меж ними,
 
Тростиночкой называли,
 
Тростинка ей дали имя.
 
 
 
— Ай, почему ты печальна?
 
О чем ты вздыхаешь тяжко? —
 
спросил король у Тростинки,
 
и стала плакать бедняжка.
 
 
 
— Сеньор, золотистым шелком
 
девиз я вышила ныне:
 
«Меня госпожа Венера
 
держит я своей твердыне».
 
 
 
Инфанта вновь зарыдала,
 
король разгневался страшно:
 
— Мою негодницу дочку
 
бросьте в сырую башню!
 
 
 
В каменной башне мрачной
 
место девчонке глупой!.. —
 
… Голубка кругом летала —
 
лучник убил голубку…
 
 
 
— Лучник, страж королевский,
 
сделай такую милость,
 
дай мне воды глоточек,
 
в башне я истомилась!
 
 
 
— Да я не смею, инфанта!
 
Коль сделаю то, что просишь,
 
мне голову вмиг отрубят
 
и псам кровожадным бросят.
 
 
 
— Сестрички, мать-королева,
 
возьмите в реке водицы!.. —
 
Но не услышали просьбы
 
ни матушка, ни сестрицы.
 
 
 
Тут ливень внезапно хлынул,
 
ливень из тучи серой,
 
добрый и звонкий ливень —
 
строка в моем романсеро.
 
 
 
Инфанта простерла руки,
 
а лучник колчан подставил…
 
В ладонях вода искрится,
 
в колчане она блистает.