Поэзия Латинской Америки

  
ПОРФИРИО БАРБА ХАКОБ [136]
 
Перевод Т. Глушковой
   
Человек
 
 
 
Вы, в чьем сердце не было скорби по господу богу,
 
а на руках — крови убийства,
 
те, чей разум не потрясен был Вселенной,
 
кто не слышит, как червь трусости
 
неустанно подтачивает нашу душу,
 
кто не знавал ни высочайшей хвалы,
 
ни неизбывного позора;
 
 
 
вы, кто был счастлив в самую меру —
 
без ослепительных озарений, негаданных, ежечасно возможных,
 
кто не задумывался о призрачности Пространства и Времени
 
и полагает, что жизнь ограничена очевидным:
 
закон, брак, любовь и ребенок;
 
кто колосья крадет у разгневанной пашни
 
и невозмутимо разламывает хлеб вымытыми руками;
 
 
 
кто произносит: «светает», —
 
не замирая перед волшебным ирисом зари;
 
кто не сподобился стать просто-напросто нищим
 
или добыть хлеб и кров своими трудами
 
среди разоренья, трущоб, нищеты;
 
кто в бедности не умел отсчитывать дни,
 
не рассуждая, а лишь терпеливо страдая;
 
 
 
те, кто не бился от ужаса
 
в страшных тисках, железных объятиях
 
страсти,
 
те, чья душа не сгорала в темном и чадной огне, —
 
сумрачная, немая,
 
сосуд позора, светильник безмерной жертвенности, —
 
те не постигли страдальческой сути
 
этого имени: ЧЕЛОВЕК.
 
 
  
Сердце
 
 
 
О, цветущее сердце мое, погоди!
 
Красный маяк, зажженный в моей груди,
 
пурпурный сгусток, темная роза страсти,
 
ты, мое сердце, станешь когда-нибудь старым.
 
Твой ритм волны,
 
дуновения ветра в апрельских садах,
 
твой аромат весны,
 
детский порыв, печали любви будут развеяны в прах
 
времени мягкой рукой —
 
не вечно тебе колотиться,
 
и бросят тебя в тюремный покой,
 
опустелый ларец, мертвая птица.
 
Песни твоей трепетанье,
 
жадное пламя, что плоть мою яростно жжет,
 
гнева и слез накипанье —
 
все, растаяв, уйдет.
 
Ты, цветущее сердце мое, погоди, —
 
красный маяк, зажженный в моей груди,
 
пурпурный сгусток, темная роза страсти…
 
О, мое сердце!..
 
О, мое сердце!..
 
 
  
Песнь глубинной жизни
 
 
Человек — это нечто тщетное,
 
изменчивое и колеблющееся.
 
Монтень
 
 
 
Дни бывают, когда так легки, так легки мы,
 
будто ветер, что плещет в зеленом древесном уборе,
 
будто нам в небесах улыбается ласково Слава, —
 
жизнь ясна и распахнута, словно лазурное море.
 
 
 
Дня бывают, когда так щедры, так щедры мы,
 
будто пашня в апреле, что дышит податливо страстью:
 
разум смело парит над безмерным простором вселенной,
 
а в душе — озаренье, и мудрость, и гордое счастье.
 
 
 
Дни бывают, когда мы столь глухи, столь глухи,
 
точно камня нутро, будто сами мы в камень одеты:
 
ночь в безмолвье проносит над нами огни смоляные,
 
за Добро и за Зло почернелые сыплет монеты.
 
 
 
Дни бывают, когда мы бездумны, бездумны
 
(вод сапфирная синь! Детство в сумерках, синих и зыбких!):
 
и строка из стихов, и лесная летящая птица,
 
даже горесть — и та предстает нам достойной улыбки.
 
 
 
Дни бывают, когда в нас — желанье, желанье,
 
так что лучшая женщина вряд ли насытить нас может:
 
миг прошел, как, лаская ей грудь, мы ее обнимали,
 
но округлость плода — и мы снова в пылающей дрожи.
 
 
 
Дни бывают, когда так мрачны, так мрачны мы,
 
будто сосны в ночи, будто стоны лесов темнокрылых.
 
Изнывает душа — мировой ей не выплакать скорби,
 
сам господь в эту пору утешить нас был бы не в силах.
 
 
 
И бывает еще… день… единый… единый…
 
Якорь поднят! Заря красновато забрезжит…
 
О земля! Налетают гремучие ветры
 
в день, когда на земле нас никто нипочем не удержит!
 
 
  
ЛУИС КАРЛОС ЛОПЕС [137]
  
Перевод О. Савича
   
Моему родному городу
 
 
Печальный град, вчера — царица моря.
 
Х.-М. де Эредиа
 
 
 
Ты был для предков — золотая манна
 
и все забыл, мой город грязно-белый.
 
Где времена креста, меча, обмана?
 
Когда погас светильник закоптелый?
 
 
 
Эпоха авантюрного романа
 
окончилась. На рейде каравеллы
 
не выплывут из зыбкого тумана,
 
и не в горшки льют масло маслоделы.
 
 
 
Во времена колониальной были
 
твои сыны едва ли походили
 
на воробьев, трещащих без запинки.
 
 
 
Сегодня в затхлости нечистоплотной
 
внушаешь ту же нежность безотчетно,
 
как стоптанные, старые ботинки.
 
 
  
Провинциальные девицы
 
 
Приди, Сусанна, я хочу твоей любовью насладиться…
 
Легар
 
 
 
Провинциальные девицы,
 
не выйдя замуж, год за годом тонут
 
в романах-фельетонах,
 
следя за жизнью из окна, с балкона…
 
 
 
Провинциальные девицы
 
всегда с иголкой и наперстком рядом
 
ничем не заняты. Вот разве на ночь
 
пьют кофе с молоком и мармеладом.
 
 
 
Провинциальные девицы,
 
когда на час решатся дом покинуть,
 
уходят в церковь спозаранку
 
домашнею походкой, как гусыни.
 
 
 
Провинциальные девицы,
 
и перезревшие, и прочее такое,
 
поют с утра до ночи;
 
«Приди, Сусанна, и побудь со мною…»
 
 
 
О, бедные девицы!
 
Так бесполезны, бледнолицы,
 
так целомудренны, что даже дьявол шепчет,
 
скрестивши руки: «Бедные девицы!»