Том 1. Стихотворения

  
Надписи на стихотворениях А.С. Пушкина   * 
   
Подражание («Я видел смерть: она сидела…»)
 
 
 
. . . . . . . . . .
 
Прости, печальный мир, где темная стезя
 
  Над бездной для меня лежала,
 
  Где жизнь меня не утешала,
 
Где я любил, где мне любить нельзя!
 
  Небес лазурная завеса,
 
Любимые холмы, ручья веселый глас,
 
  Ты, утро — вдохновенья час,
 
Вы, тени мирные таинственного леса,
 
  И все — прости в последний раз!
 
 
 
  Ты притворяешься, повеса,
 
Ты знаешь, баловень, дорогу на Парнас.
 
 
  
Выздоровление
 
 
 
. . . . . . . . . .
 
  Приди, меня мертвит любовь!
 
  В молчанье благосклонной ночи
 
Явись, волшебница! Пускай увижу вновь
 
Под грозным кивером твои небесны очи,
 
  И плащ, и пояс боевой,
 
И бранной обувью украшенные ноги…
 
Не медли, поспешай, прелестный воин мой,
 
Приди, я жду тебя: здоровья дар благой
 
  Мне снова ниспослали боги,
 
  А с ним и сладкие тревоги
 
   Любви таинственной и шалости младой.
 
 
 
  По мне же, вид являет мерзкий
 
  В одежде дева офицерской.
 
 
  
Из письма
 
 
 
Есть в России город Луга
 
Петербургского округа.
 
Хуже б не было сего
 
Городишки на примете,
 
Если б не было на свете
 
Новоржева моего.
 
 
 
Город есть еще один,
 
Называется он Мглин,
 
Мил евреям и коровам,
 
Стоит Луги с Новоржевым.
 
 
  
Дориде
 
 
 
Я верю: я любим; для сердца нужно верить.
 
Нет, милая моя не может лицемерить;
 
Все непритворно в ней: желаний томный жар,
 
Стыдливость робкая-харит бесценный дар,
 
Нарядов и речей приятная небрежность
 
И ласковых имен младенческая нежность.
 
 
 
Томительна харит повсюду неизбежность.
 
 
  
Виноград
 
 
 
. . . . . . . . . .
 
Краса моей долины злачной,
 
Отрада осени златой,
 
Продолговатый и прозрачный,
 
Как персты девы молодой.
 
 
 
Мне кажется, тому немалая досада,
 
Чей можно перст сравнить со гроздом винограда.
 
 
  
Желание («Кто видел край, где роскошью природы…»)
 
 
 
. . . . . . . . . .
 
И там, где мирт шумит над тихой урной,
 
Увижу ль вновь, сквозь темные леса,
 
И своды скал, и моря блеск лазурный,
 
И ясные, как радость, небеса?
 
 
 
Утихнут ли волненья жизни бурной?
 
Минувших лет воскреснет ли краса?
 
Приду ли вновь под сладостные тени
 
Душой заснуть на лоне мирной лени?..
 
 
 
Пятьсот рублей я наложил бы пени
 
За урну, лень и миртовы леса.
 
 
На странице, где помещено обращенное к Е. А. Баратынскому четверостишие «Я жду обещанной тетради…» Толстой написал:
 
 
 
  Вакх, Лель, хариты, томны урны,
 
 Проказники, повесы, шалуны,
 
Цевницы, лиры, лень, Авзонии сыны,
 
 Камены, музы, грации лазурны,
 
  Питомцы, баловни луны,
 
Наперсники пиров, любимцы Цитереи
 
 И прочие небрежные лакеи.
 
 
  
Аквилон
 
 
 
Зачем ты, грозный аквилон,
 
Тростник болотный долу клонишь?
 
Зачем на дальний небосклон
 
Ты облако столь гневно гонишь?
 
. . . . . . . . . .
 
Как не наскучило вам всем
 
Пустое спрашивать у бури?
 
Пристали все: зачем, зачем? —
 
Затем, что то — в моей натуре!
 
 
  
Пророк
 
 
 
. . . . . . . . . .
 
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
 
Исполнись волею моей
 
И, обходя моря и земли,
 
Глаголом жги сердца людей!»
 
 
 
Вот эту штуку, пью ли, ем ли,
 
Всегда люблю я, ей-же-ей!
 
 
  
Золото и булат
 
 
 
Все мое, — сказало злато;
 
Все мое, — сказал булат;
 
Все куплю, — сказало злато;
 
Все возьму, — сказал булат.
 
 
 
Ну, так что ж? — сказало злато;
 
Ничего! — сказал булат.
 
Так ступай! — сказало злато;
 
И пойду! — сказал булат.
 
 
  
В.C. Филимонову при получении поэмы его «Дурацкий Колпак»
 
 
 
. . . . . . . . . .
 
Итак, в знак мирного привета,
 
Снимая шляпу, бью челом,
 
Узнав философа-поэта
 
Под осторожным колпаком.
 
 
 
Сей Филимонов, помню это,
 
И в наш ходил когда-то дом:
 
Толстяк, исполненный привета,
 
С румяным ласковым лицом.
 
 
  
Анчар
 
 
 
. . . . . . . . . .
 
А князь тем ядом напитал
 
Свои послушливые стрелы
 
И с ними гибель разослал
 
К соседям в чуждые пределы,
 
 
 
Тургенев, ныне поседелый,
 
Нам это, взвизгивая смело,
 
В задорной юности читал.