Укрощение строптивой

— Тогда ответьте на первый, — сказал Гривз.
Китинг не сразу вспомнил, каким был первый вопрос, наконец проговорил:
— Я решил скрыться с глаз долой до субботы и назначенного часа церемонии.
— А-а… ясно. Что ж, это вам почти удалось.
Почти?
— Вы сказали… «почти»? — удивился Китинг. — А какой сегодня день?
— Пятница. Скоро вечер.
— Проклятье! Адам, вы должны были оставить меня там!
— Хм… — Почти бесшумно приблизившись к кровати, герцог протянул другу какую-то бумагу. — Я бы так и сделал, если бы не это.
— Что это? — спросил Китинг.
— Поскольку лампу лучше не зажигать, я вам расскажу. Я поручил кое-кому выяснить некоторые обстоятельства, а именно — где успела побывать леди Балтроу за последние шесть лет.
Китинг нахмурился.
— Как — где?.. Она жила в Мадриде, я же вам говорил.
— Так говорила вам она, а также ваш поверенный. Кстати, на вашем месте я выгнал бы его немедленно. Я решил никому не верить на слово, поэтому все разузнал сам. Так вот, ваша дорогая обуза действительно провела год в Мадриде. А до того снимала дома в Вене, Париже, Риме, Флоренции и Венеции. — Герцог заглянул в бумагу. — Кажется, Италия пришлась ей по душе.
— Но при чем тут все это?.. — пробурчал Китинг. Он не понимал, зачем Гривз завел этот разговор. И даже если Элеонора действительно путешествовала чаще, чем он думал, Гривза все это совершенно не касалось.
— Могу также сообщить вам имена мужчин, которые составляли ей компанию, — продолжил герцог. — Шесть лет назад это был один прусский граф, а сразу после него некий малый, известный нам лишь по имени Жан Пьер, представил ее лорду Эмеро, которого сменил какой-то испанский трубадур, — его присутствие в этом списке кажется столь же невероятным, как и способ, которым я навел о нем справки. А затем… К сожалению, мой осведомитель так и не смог установить, был ли граф Адинольфи до, одновременно или после маркиза Мильоре. Далее…
— У меня от вас разболелась голова, — проворчал Китинг. — И я по-прежнему не понимаю, какой смысл в том, что вы перечисляете места, где она жила, а также ее любовников.
— Я оставлю вам этот список. Допивайте чай. И подумайте хорошенько. — На полпути к двери герцог остановился. — Никто не оказывается настолько слепым, как тот, кто считает, что недостоин быть зрячим.
После ухода Гривза Китинг спустил ноги с кровати и допил чай. На подносе он обнаружил несколько тостов и медленно сжевал их, запивая второй чашкой чая.
До возвращения в Лондон он частенько просыпался в таком же состоянии, но не мог припомнить, чтобы голова у него когда-либо болела так же, как сегодня. Впрочем, на этот раз он беспробудно пил почти двое суток. А обычно ему приходилось оправляться после одного-единственного вечера, посвященного пьянству.
Наконец он поднялся и, отыскав шейный платок, туго обвязал им голову. Потом взял список Гривза и, осторожно раздвинув шторы на несколько дюймов, принялся читать.
Очевидно, Элеоноре жилось на его деньги не так уж плохо: она не только побывала в перечисленных Гривзом городах, но и жила на самых респектабельных улицах, в широко известных особняках.
К тому же каждые несколько месяцев она меняла любовников — с того самого момента, как покинула Лондон. Но, с другой стороны, Элеонора ведь вообще не любила оставаться в одиночестве…
Посылая ей деньги, Китинг думал не столько о ее удобствах, сколько о нянях, учителях и всем необходимом для мальчика. А она, оказывается, за последние шесть лет успела побывать чуть ли не на каждом светском приеме континента.
Через некоторое время Китинг полностью раздвинул шторы и стал перечитывать список заново, уже гораздо внимательнее. Потом, выругавшись сквозь зубы, поспешно натянул сапоги и бросился вниз. После чего приказал, чтобы немедленно оседлали Увальня. Элеоноре Ховард придется ответить на ряд вопросов, черт бы ее побрал!
  
Глава 21
 
Камилла водила вилкой по тарелке. То ли еда с недавних пор утратила вкус, то ли взвинченные нервы лишили ее аппетита.
 
— Уверена, ты будешь счастлива узнать, что завтрашнюю церемонию посетят лорд и леди Кларксон, — сообщила ей мать. Приближающаяся свадьба дочери никак не отразилась на аппетите леди Монтшир. — Вместе с твоей дорогой подругой Амелией.
— Моей дорогой подругой, которая осыпала меня оскорблениями при каждой встрече весь последний год, — уточнила Камилла. — Что ж, очень мило.
— Довольно об этом, — буркнул лорд Монтшир. — Тебе следовало бы радоваться и благодарить судьбу. Или по крайней мере воздержаться от дерзостей.
Камилла невольно вздохнула. Если вдуматься, она сама виновата в том, что согласилась пообедать с родными. Конечно, ей очень хотелось воссоединиться с родителями и сестрами, но, увы, видимо, прежними их отношения уже не будут никогда.
— Как же я рада, что ты все-таки выходишь за лорда Фентона! — щебетала Джоанна. — Представить себе не могу, что кто-нибудь согласился бы взять меня в жены, зная, что дочери в семье Прайс так пренебрежительно относятся к своему долгу.
— А я надеюсь, что ты найдешь мужчину, который полюбит тебя, а ты полюбишь его, — сказала Камилла младшей из сестер. — Тогда у тебя не будет ни причин, ни желания сбежать из-под венца.
Джоанна откашлялась.
— А я кое-что слышала про одного из твоих друзей, — с хитроватой усмешкой заявила она.
Камилла насторожилась.
— Про кого же?
— Про Чертова Блэквуда. Я слышала, что леди Балтроу вернулась в Лондон вскоре после него и что они продолжили с того, на чем остановились, когда он убил ее мужа.
— Это ложь!
— О, Камилла!.. — взглянула на нее с укоризной мать. — Пожалуйста, успокойся. А ты, Джоанна… Как тебе известно, мы не говорим за столом о тех, кто нарушает приличия.
Камилла снова вздохнула. Видимо, двери Прайс-Хауса закрылись для Китинга навсегда. Не беда, конечно. Ведь и она сама больше не будет жить здесь. Можно будет принимать его и в новом доме — независимо от того, пожелает его видеть маркиз или нет. Правда, Камилла сомневалась, что Китинг хотя бы раз нанесет визит им с супругом.
Но по крайней мере он жив. В записке Гривза, которую она получила ранее тем же днем, говорилось, что герцог нашел Китинга и теперь пытался привести в чувство. Камилла встревожилась, узнав, что он снова начал пить, но поскольку у нее самой иногда возникало желание глотнуть виски, она понимала, как трудно ему было устоять перед искушением. Она лишь надеялась, что к прежнему образу жизни он не вернется. Он заслуживал счастья и просто обязан был простить себя за ошибку, совершенную шесть лет назад.
В сущности, она могла бы объяснить ему это в письме. Вряд ли он решительно воспротивится переписке. И даже если ей запретят видеть его и слышать его голос, возможность читать о том, что он думает и чувствует, тоже немало.
— Хорошо еще, что свадебное платье тебе по-прежнему впору, — продолжила мать, словно стремилась отогнать любые неприятности, пресекая разговоры о них. — Ты и без того обошлась нам недешево.
Камилла нахмурилась.
— Почему? Вы что, раздавали деньги гостям, чтобы они согласились явиться на свадьбу?
— Вздор! Все и так были готовы прийти.
— А я слышала, что в «Уайте» заключают пари — сбежишь ты на этот раз или нет, — прошептала Мария. — И кто-то даже поставил сто фунтов на то, что к концу церемонии в церкви тебя уже не будет…
— Я все слышу, Мария! — резко перебил отец. — Довольно!
— А кто же это такой? — тихонько спросила Камилла.
— Говорят, лорд Брэм Джонс. Я слышала, что пари он никогда не проигрывает.
Камилла не знала, в какой мере рассказанное Марией правда, а в какой — стремление приукрасить слухи. Но, как ни странно, в душе ее проснулась надежда. Приятно, что хоть кто-то считает, что она вправе сбежать от этой беспросветной скуки. Вот если бы лорд Брэм Джонс еще и объяснил, что ей делать после побега…
— Я просто имела в виду, что ты стоила нам потерянных друзей и репутации, — повысив голос и слегка покраснев, пояснила мать.