Ледяные крылья

Эгорд поднимает лицо. Небо продолжает беспощадно лить молнии, сквозь облака, из глубины, где ночью рождаются звезды.
Над Леарит тучи сизого дыма, крики уже глухие, словно умирает привидение, но боли в них не меньше, оголенные сухожилия, жилы и мясо лопаются, чернеют, сыплется и разлетается прах, оголяет кости...
Молнии стихли.
Но грохот въелся в уши, под черепом до сих пор гремит с просторным эхом, глас небесной ярости в голове утихает с неохотой.
Эгорд подползает к тому, что осталось от Леарит.
Поднять глаза мужества не хватает...
Глаза слезятся от запаха паленой плоти, земля черная, горячая, там, где били молнии, дымятся ямки, на траве язычки пламени, раскаленные камешки мерцают оранжевым.
Со стороны богини вновь мерцает свет.
Эгорд голову поднимает, в обзор вплывает прожженная до костей рука. Обугленная надкостница белеет, зарастает новыми мышцами, целебное сияние вокруг кисти медленно, но верно насыщается, слой за слоем наращивает живую ткань. Наконец, появляются островки новорожденной кожи.
Доспехи Леарит накалены докрасна, словно только что вынуты из кузнечного горна, богиня стремительно излечивается в коконе сочного света. Пленки сухожилий, красная влажная плоть, вены, артерии, капилляры – все скрывается под новой кожей, чистой, как лепестки вишни.
Эгорд подкрадывается, берет ладонь Леарит, его лицо попадает под застывший взгляд богини.
Ее бриллиантовые глаза оживают. Теперь она смотрит не сквозь, а на него.
– Боги наказывают...
– За что?! – дрогнул голос Эгорда.
Леарит слабо улыбается.
– За то, что спасла... тебя.
– Спасла?
Корабль... Черная сфера...
– Так это ты увела меня с корабля?
Леарит проводит пальцами по его щеке.
Эгорд берет богиню на руки, несет к крепости.
Леарит обнимает его шею, голова богини лежит у него на плече, веки опущены. Опаленные волосы растут, напитываются белым светом. Сила крыльев тоже восстанавливается, но сейчас крылья ни к чему, их мощь копится под доспехами. Те все еще раскаленные, мерцают красным, но Эгорд покрывает свои доспехи ледяной коркой, от контакта со сталью Леарит корка тут же испаряется, но нарастает снова, остужает, за Эгордом вдоль горного склона тянется пухлая паровая гусеница, уползает в небо...
Зал на пятом этаже.
После битвы с Хафалом Эгорд заштопал пробитый потолок льдом, наложил паутину чар. Теперь зал утопает в дневном свете, лед окрашивает веера и бутоны лучей в цвета радуги, рассаживает их в даже самые темные уголки.
Воин-маг пересекает зал до широкого треугольного фонтана, брызги шипят успокаивающе, рядом серебристый треугольный стол, Эгорд укладывает богиню на один из диванов в золотой обивке.
Опускается на колено, пальцы сплетаются с пальцами девушки в замок.
– Как ты, Леарит?
Ресницы богини мягко опускаются, поднимаются, бриллиантовые грани в глазах играют разноцветными бликами.
– В порядке.
– Что сделать для тебя?
– Продолжай следовать цели.
– Это ради всего мира. Но что сделать для тебя?
– Я богиня. Благо мира – мое благо.
Эгорд рассматривает переливы глаз внимательно. Показалось, мелькнул какой-то особый блеск – и будто не было ничего. Богиня словно подмигнула так, чтобы боги не заметили, не подслушали... Или в самом деле показалось?
– Делай мир лучше, Эгорд, и мне будет хорошо.
Воин-маг кивнул.
Ближе к ночи возвращается в комнату, где ждет Наяда... То есть, Жемина.
Она тут же бросается на шею, но обтекает нежно, как теплая морская волна с пеной. Эгорд укоряет себя: в течение дня почти не вспоминал о Наяде. То есть, о Жемине. Как же трудно привыкнуть! Но Эгорд зол на богов за то, что сделали с Леарит... Непослушная голова! Сейчас перед ним не Леарит, а Жемина, надо думать о ней. Эгорд ведь считал, она погибла, а она чудом выжила, такая удача бывает раз в сто лет...
– Прости, родная.
Эгорд приподнимает любимую, осторожно кружит у двери.
– День выдался суматошный, надо было успевать все. Я свинья, ни разу не зашел...
– Ничего, милый.
Жемина отлипает от его плеча, заглядывает в лицо, по щеке Эгорда проскальзывает ручка, легкая, чистая, как медуза, порой кажется такой же полупрозрачной.
– Главное, что вернулся. Живой и невредимый.
Эгорд опускает.
– Скучала?
– Немного. Но меня развлекал твой забавный друг, кажется, Томатис...
– Тиморис.
– Да, он самый. Малость назойливый, от него разило выпивкой, но...
Эгорд усмехнулся.
– Это он умеет.
Бедный Тиморис. Свалилось же отцовское бремя...
Личико Жемины, как всегда, уплывающее из памяти, становится встревоженным.
– Эгорд, мы теперь будем вместе всегда?
– Конечно, любимая!
Жемина расцветает.
– Как настоящая семья?
Эгорд улыбается.
– Будешь хранить домашний очаг, а я буду защищать крепость, пропадать в делах острова. Настоящая семья.
– Только прошу, Эгорд, пропадай реже. А то этот самый... как его...
– Тиморис.
– Вот-вот… замучает болтовней до смерти.
Эгорд вновь усмехнулся.
– Постараюсь.
Сумеречный пейзаж за окнами темнеет, горизонт истлевает, просыпаются ночные насекомые и птицы. Океан мерно дышит, на волнах начинает поблескивать лунный свет, воздух темно-синий, чистый, тяжелый, как вода, а когда луна прячется за шторами туч, воздух кажется густым, можно есть ложками...
Под пение океана и шушуканье островной живности Эгорд и Жемина говорят о том, как сильно друг друга любят, на языке тел. Хорошо, что воздух прохладный, даже такого воздуха влюбленным хватает едва. Эгорд задыхается, Жемина обнимает бедрами, вдыхает жадно после каждого стона, громче и громче, крики становятся похожими на крики Леарит, когда ее били молнии. Почему-то это пугает Эгорда лишь слегка, а затем словно вырастают крылья, открываются свежие силы. Лишь бы Жемина и дальше стонала как Леарит... Леарит... Леарит!..
====== ЧАСТЬ 3. Глава 14 ======
По лаборатории витает экзотический терпкий запах. Светлый Орден вновь приятно удивил тем, что обнаружилось в запасах. В ящике с пищевыми продуктами Эгорд нашел мешочек, внутри крупные бурые зерна. Вышивка гласит, что зерна нужно измельчить, две чайные ложки залить кружкой воды и довести до кипения. Рекомендуется добавить сахар. Странный напиток называется «кофе».
Эгорд восседает в кресле, сапоги закинуты на край стола крест-накрест, рука периодически подносит к губам кружку черного горячего зелья, ноздри втягивают ароматный пар, другая упирается локтем в мягкий подлокотник, указательный палец повернут так, что Око Асимиры раскрывает световой зонт перед глазами.
Воин-маг наблюдает за тюрьмой...
Невидимая ледяная стрекоза с «окольцом» вместо глаз справляется со шпионской задачей. Полет бесшумен, маленькое создание способно висеть как люстра, а может выписывать витки, даже не составляет труда сложить крылья и прошмыгнуть между прутьями.
Под боком у Велиры ютятся мерцающие пещерные грибы и фляжка с водой, Эгорд принес ранним утром. Пленница еще спит, но уже слабо ворочается, на лице цвета кофе, разбавленного молоком – кстати, надо будет попробовать, – гримаса раздражения.
Понять можно: воздух то и дело сотрясают удары по камню, иногда их разнообразят удары по металлу и треск электричества…
Хафал занят излюбленным делом – лупит во все стороны. До этого наблюдал за Велирой, облизывался. Пытался разбудить рычанием, мол, поднимай задницу, ты... и дальше следовали оскорбления. Но тщетно. Наконец, не выдержал – начал крушить без разбора, надо же куда-то деть бурлящую в крови силу.
По камере разбросаны осколки фляжки, воду демон выхлебал, наверное, когда Эгорд еще спал. Грибов нет. Видимо, тоже употреблены по назначению. Отсюда и силы.
Наконец, сон Велиры дает трещину.
Бывшая предводительница пиратов приподнимает туловище на руках, голова встряхивается, как у сердитой пантеры, что прогоняет мух, черная грива хлещет по доспехам на плечах и спине, локоны свисают до пола, веки опущены, белые зубки стиснуты в оскал, на лице черная сеть упругих злых морщин.