Свет новых звёзд (СИ)

 — Нет вопросов! — виртуально щёлкнул каблуками Саша. — Торт только забери и в холодильник пока поставь. Это «Наполеон», как ты любишь.
 «Я люблю? — недоумевал Лён, относя картонную коробку с тортом. — Нет, я действительно люблю, но откуда он знает?» И не постеснялся повторить этот вопрос Саше, когда тот пришёл на кухню.
 — Это же элементарно, — с шерлокхолмсовским видом объяснил Саша. — В прошлый раз ты съел целых два куска, хотя обычно сладким не увлекаешься. Значит, «Наполеон» тебе нравится.
 — Логично, — признал Лён. — Ты насчёт ужина подумал?
 — Подумал, и я пас. Перебил аппетит пиццей на работе.
 Лён заварил чай и занялся тортом.
 — Вы работаете по субботам?
 Саша помрачнел.
 — Да, если это конец года. Такое ощущение, будто в декабре всем подгорает делать заказы, плюс ещё и руководству нужно мильон отчётов написать. Я в последние дни выходил из офиса в девять вечера, когда охрана начинала нас выгонять. Это сегодня, блин горелый, выходной, поэтому разошлись пораньше.
 — Сочувствую, — Лён поставил перед ним кружку с чаем и блюдце с большим куском торта. — Завтра хотя бы отдыхаешь?
 — Какой там, — Саша уныло потыкал ложкой в золотистый «наполеоновский» бок. — На полдня минимум ехать придётся.
 — Надеюсь, вам оплачивают этот трудовой подвиг?
 — Оплачивают. Но лично я предпочёл бы деньгам нормированный рабочий день.
 — Переработки бывают везде, — мягко заметил Лён.
 — Да, я понимаю. Просто когда задумываешь одно, а вместо этого получается какая-то хрень... А, ладно. Забей. Просто я устал, — и Саша сделал большой глоток из кружки.
 Дальше они чаёвничали в тишине, нарушаемой только позвякиванием посуды да утробным ворчанием холодильника. Лён то и дело бросал на Сашу короткие взгляды и видел, что его постепенно отпускает. Уходило напряжение из плеч и спины, убегали тени с лица, разглаживались усталые морщинки в уголках глаз. И когда в чайнике закончился чай, а от торта остались два несчастных кусочка, к Саше вернулось его обычное хорошее настроение. Что, кстати говоря, заметил и он сам.
 — Знаешь, — После чаепития Саша по традиции занялся мытьём скопившейся в раковине посуды, — я каждый день думал: вот сегодня, наконец, закончу раньше и поеду к тебе подзаряжать батарейки. И каждый день не складывалось.
 Душу Лёна омыло тёплой волной полузабытого чувства. «Я что, счастлив?» — изумился он, а с губ само собой сорвалось: — Ты можешь приезжать в любое время, хоть днём, хоть ночью, без предупреждений и прочих правил хорошего тона. Я буду только рад.
 Саша повернулся к нему от мойки, взгляды их встретились — и это было, словно две струны вдруг зазвучали в унисон, рождая глубокий, удивительный по силе и чистоте аккорд.
 В который почти сразу диссонансом вплелось треньканье мобильника.
 — Напоминалка, — сказал Лён, с трудом пряча разочарование оттого, что волшебство закончилось так быстро.
 — О чём? — голос вернувшегося к посуде Саши звучал естественно, однако пунцовые кончики ушей выдавали его с головой.
 — О том, что пора наркоманить.
 Из стоявшей на холодильнике батареи баночек с таблетками Лён выбрал три — вечерняя доза пилюль была ощутимо меньше утренней. Поэтому если утром сомнительное удовольствие приёма лекарств растягивалось на два подхода, то сейчас он обошёлся одним глотком тёплой кипячёной воды. Затем по привычке взял тюбик «Ацикловира», но тут же положил обратно — не при госте же стриптиз устраивать. К несчастью, именно в этот момент Саша закрыл воду и обернулся к Лёну.
 — Я мешаю? — верно истолковал он замеченное движение. — Мне, собственно, ехать уже пора...
 — Ничего ты не мешаешь, — перебил Лён и, чтобы придать вранью оттенок правдоподобия, добавил: — Просто зрелище, скажем так, мало эстетическое.
 — Я помню, — кивнул Саша. — Тогда могу просто выйти в другую комнату. Ну, чтобы не смущать.
 Вряд ли он сказал последнюю фразу с умыслом, однако Лёна она задела. Смущать? Его? Ха!
 — В принципе, можешь и здесь оставаться. На твоё усмотрение.
 Лён отвернулся от Саши и начал расстёгивать рубашку. Он ожидал внутреннего протеста, как при врачебном осмотре, но ничего похожего не чувствовал. Словно и в самом деле был на кухне один.
 — Ты знаешь, выглядит намного лучше.
 Лён с сомнением покосился в Сашину сторону, потом опустил взгляд на свой бок. Н-ну, если сравнивать с началом болезни, то да, уже не так страшно. Однако на пляж всё ещё не выйдешь, факт.
 — Приступов больше не было?
 — Нет, — Лён начал наносить мазь. — Я в этом плане тоже удачник: у многих боль переходит в невралгию.
 — Хорошо, что это не твой случай. Может, помочь?
 Вообще, обычно, чтобы намазать все поражённые участки кожи на спине, Лёну приходилось корячиться, используя оконное стекло в качестве зеркала. Вообще, так следовало сделать и сейчас.
 — Помоги, если хочешь. На этой стадии герпес уже не заразен.
 Саша забрал тюбик, в первый раз коснулся каменной от напряжения спины — и Лён вдруг «поплыл». От бережных прикосновений, как круги по воде, расходились волны мурашек. Накладывались одна на другую, интерферировали, смещая приятное ощущение в область солнечного сплетения, а оттуда — всё ниже и ниже.
 — Знаешь, у нас двадцать девятого корпоратив, — К счастью, Саша не замечал, что творилось с его «пациентом». — Сказали, можно приходить с кем-то, и я... Короче, я пригласил Рину. И она согласилась, представляешь?
 На Лёна будто вылили ушат ледяной воды.
 — А что тут представлять? Всё закономерно.
 Процедура была окончена, и Лён поспешно натянул рубашку. Увы, даже застёгнутые от первой до последней пуговицы не помогли ему вернуть хотя бы толику внутреннего спокойствия. И тогда он использовал старый трюк, с помощью которого обычно пережидал боль, — мысленно отделил себя от затопившей душу паники, поставил между собой и нею воображаемое пуленепробиваемое стекло, каким отгораживают преступников в зале суда.
 — Закономерно из-за гопоты? Ну, не знаю. По-моему, с современными девушками история про спасение уже не прокатывает.
 — Прокатывает, прокатывает, можешь мне поверить. Слишком уж у неё глубокие культурные корни.
 Они говорили о чём-то ещё — Лён не фиксировал содержание, слишком занятый поддержанием иллюзии естественности. Однако вопреки всем усилиям Саша заметил неладное, но, видимо, списал это на телесную слабость от болезни. По крайне мере так Лён расшифровал ноту заботы в его прощальном «Отдыхай». К сожалению, стоило двери закрыться за гостем, как Лёна захлестнуло такой волной панического ужаса, что ни о каком отдыхе не могло идти и речи. Примерно так же он себя чувствовал много лет назад, когда смотрел на результаты повторного анализа на ВИЧ, где снова было крупно написано «ПОЛОЖИТЕЛЬНО». И так же, как тогда, понятия не имел, что делать с этой стыдной, уродливой, необратимой правдой о себе. О, если бы она касалась его одного, он бы просто забил — вряд ли вскрывшаяся девиация могла испортить жизнь сильнее, чем клеймо СПИДа. Но правда касалась и Саши тоже — и грозила ему глубокими душевными ранами. А Лён не имел права снова ранить Сашу.