Двое

***
 Карцер оказался чудовищно низким и тесным. Конвоиры захлопнули дверь, и узники остались одни в затхлой кромешной темноте. — Охренеть, — резюмировал Юрский. — Малыш, ты бы в следующий раз выбирал себе противников в одной весовой категории, что ли. — Думаешь, я не понимал, чем всё может закончиться? — Так ты понимал? — Было хорошо слышно, что только годы выучки позволили секретному агенту удержаться от пассажа о мазохистских наклонностях нового мао. — Конечно. Тебе разве начальство не рассказало, что девиз нынешнего правителя — «Слабоумие и отвага»? — Да вот, позабыло упомянуть, — Йозак как-то сразу остыл. — Ладно, извини. Просто редко в наши дни такое встречаешь. — Слабоумие? — Отвагу. Ох, и заинтриговал ты меня, малыш. Такого мао у нас ещё не бывало. — И не будет, судя по всему, — сердито буркнул Юрский. — Не доживёт он. Что греха таить, извинения и завуалированная похвала были приятны. Однако как на них правильно реагировать — тот ещё вопрос. «Ущербный, асоциальный тип», — устало подумал Юрский и прислонился виском к влажному дереву стенки карцера.
Плеск забортной воды. Темнота. Запах гниющих водорослей. Атмосфера, располагающая к задушевной беседе. — Йозак, скажи, а как ты меня узнал? Мы же не встречались раньше. — Внешность у тебя характерная, величие. — Да ладно! Что, каждый темноглазый в вашем мире непременно оказывается мао? Йозак на миг задумался: говорить? Не стоит? — А ещё твой камушек. — Мой… камушек? — Юрский рефлекторно коснулся ворота рубашки. — Подвеска с гербом фон Винкоттов. Я, видишь ли, в курсе, кто был её предыдущим владельцем. Несложно догадаться, кому командир мог сделать такой подарок. — Командир? — Так и знал, что придётся рассказывать историю целиком. В ту войну я служил сержантом в… скажем так, особом отряде. Нас называли Руттенбергской дивизией, поскольку почти все мы были из местечка Руттенберг. А командовал нами второй сын тогдашней мао, Конрарт Веллер. — Вот оно как, — тихонько пробормотал Юрский. И после короткой паузы не удержался: — Йозак, я понимаю, что это меня не касается, но всё же: какое отношение кулон с гербом фон Винкоттов имеет к Конрарту? «Если тебя это не касается, малыш, то я не знаю, кого оно вообще касается». — Перед войной командир несколько лет обучал фехтованию наследника дома фон Винкотт. Тогда он и познакомился с Сюзанной-Джулией. Подвеска принадлежала ей — фамильная реликвия или что-то в этом роде. Перед битвой за Арнольд — та ещё заварушка была — леди отдала талисман командиру. Ну а он — тебе. — Ясно. «И что же тебе ясно, малыш?» — Йозак, а они… ну, кем они друг другу были? — Друзьями. Видишь ли, Сюзанна-Джулия была помолвлена с другим человеком. Старая договорённость между родителями, однако они, кажется, хорошо друг к другу относились. — Любовный треугольник… — Нет! — резко оборвал его Йозак. — Не было там геометрических фигур. Дружба — да, была. Но не более. Повисла долгая пауза. — А где она сейчас, Сюзанна-Джулия? — наконец спросил Юрский. — Умерла во время войны. Исчерпала всю свою магическую энергию, спасая раненых, а без неё мазоку не живут. — Прости, не стоило спрашивать. — Это старая и грустная история, малыш, — И вообще, пора возвращаться к делам насущным. — Между прочим, наверху отзвонили полуночные склянки. — Серьёзно? Ты что-то слышишь? — Хороший слух — важный инструмент в моём ремесле, — Йозак завозился в темноте. Негромко чиркнула спичка, и карцер осветил робкий огонёк. — Ты чего?.. — опешил Юрский. — Тихо. Пора выбираться отсюда, — секретный агент непонятным образом закрепил лучину на двери и уже увлечённо ковырялся в замке тонкой отмычкой. — Куда выбираться? Акулам на ужин? — По моим расчётам сейчас на траверзе должен быть остров Бандарбия. Если повезёт, то мы сможем добраться до него вплавь. — Если повезёт? Ты бы хоть поинтересовался, умею ли я плавать! — Не умеешь — научишься, малыш, — Замок негромко щёлкнул, и Йозак аккуратно приоткрыл дверь. — Вперёд, и тихо, как мышка!
***
 — Уезжаешь? — Да. — Это низко с твоей стороны: бросить страну в такой момент! — В первую очередь, мой долг — защищать его величество. — Тоже мне, нашёл величество! Слабака и труса! — Вольфрам! — Я не прав? — Да. И ты сам это понимаешь. — Понимаешь, не понимаешь… Короче, передай ему, что если он не вернётся, то я совсем перестану его уважать. — Вольфрам… — А если ты не вернёшься, то я вообще не знаю, что с тобой сделаю! И не смей так улыбаться, понял? — Понял, всё, больше не улыбаюсь. Ты тоже хотел поехать? — Какая тебе разница? Кто-то же должен за вас серьёзным делом заниматься. И да, я приказал отправить на «Стремительный» Вспышку. — Твою лошадь? — Мою. Мало ли, вдруг понадобится быстро передвигаться, а твоя кляча может не унести двоих. Но учти, ты за неё головой отвечаешь! — Хорошо. Спасибо. — Не за что. Я же не виноват, что мама в своё время решилась на мезальянс, а Истинный Король избрал такого мао. — Конечно, не виноват. Удачи тебе на границе! — И тебе… вам удачи. Удачи...
Глава 9.1 
Беглецы
— Давай, величие, совсем немного осталось. — Не могу. — Можешь. Раз до берега доплыл, значит и до леса доползти сможешь. Тут шагов двадцать от силы. — Не могу. Я труп, отвяжись от меня уже. Небо на востоке уверенно розовело: вот-вот покажется сверкающий край дневного светила. Волны мягко накатывали на прибрежный песок, а у самой кромки прибоя копошились две тёмные фигуры, создавая разительный контраст с общим предрассветным умиротворением. Наконец, тот, кто был повыше ростом, кое-как поднял своего спутника, и, пошатываясь, они побрели к опушке ещё не проснувшегося леса. Одна большая тень беззвучно поглотила две маленькие, и только неровные цепочки следов на песке напоминали о том, что этим утром на берегу были люди.
Опираясь на видимые ему одному приметы и знаки, Йозак безошибочно довёл собрата по побегу до тенистого ручейка с хрустально-ледяной водой, от которой моментально начинало ломить зубы. Впрочем, Юрского это не остановило — он пил и пил, будто последний раз в жизни. А потом ещё долго, прочувствованно умывался, смывая с кожи высохшую морскую соль. — Господи, сколько счастья! — выдохнул он наконец, вытягиваясь на мягкой траве. Осколки неба, видимые через сплетение ветвей, уже окончательно посветлели. — Согласен, малыш. Мало что настолько пробуждает вкус к жизни, как опасная передряга. Жаль, правда, желудок от неё полнее не становится. — У тебя есть какие-то соображения на этот счёт? — привстал на локте заинтересовавшийся Юрский. — Разносолов не обещаю, однако подножного корма собрать можно. Подожди-ка здесь, пока я метнусь на рекогносцировку. — Угу, — Юрский снова улёгся на землю. Он жив и невредим, рядом с ним надёжный человек, и скоро будет еда. Всё просто чудесно. — Просто чудесно, — повторил он вслух, бездумно сжимая в горсти синий камушек подвески. Да, ещё предстоят нелёгкий выбор и нелёгкое объяснение, но это потом, потом, потом.
Йозак вернулся так же бесшумно, как и уходил. — Держи, величие! — На грудь разомлевшему Юрскому выгрузили немаленькую кучку съестного. От неожиданности тот едва не поймал сердечный приступ. — Блин, не пугай меня так! — Громкий агент — мёртвый агент, — Йозак уже хрустел каким-то фруктом, отдалённо напоминавшим грушу. Юрский с сомнением осмотрел свою порцию: совершенно ничего похожего на нормальную земную еду. Он осторожно надкусил круглое нечто тёмно-фиолетового цвета. Хм, по вкусу — клубника клубникой. Мичурин бы наверняка оценил местную флору. — Вот за что я люблю южные острова, так это за то, что тут можно достать еды совершенно не напрягаясь, — Йозак умудрялся жевать и болтать одновременно. — У нас в Шимароне такой фокус не прошёл бы. — У вас в Шимароне? — Ну да. Родом я оттуда. — Ты же говорил, что ты — полукровка. Я думал, полукровки только в Шин-Макоку живут. — Полукровки, приятель, живут везде, где их родители имели несчастье встретиться. — Почему же сразу несчастье? — Потому что человеческой женщине иметь связь с мазоку — несмываемый позор. А уж если от этой связи рождается дитя, то всё. Мать и ребёнок становятся париями, которых изгоняют в специально отведённые районы. Естественно, далеко не самые плодородные. Помню, мы с мамой целыми днями бились над нашим куском земли, только урожая всё равно никогда не хватало. — Жуть какая, — Юрского отчего-то сильно зацепила безыскусная история. — Отправлять женщин и детей в резервацию. — Ну могло быть и хуже, — философски пожал плечами Йозак. — В Суберере, например, таких как мы ссылают на рудники, где мало кто живёт дольше года. Юрский аккуратно отложил недоеденный плод. — На рудники? — Вода в тихом ручейке гневно вспенилась. — Дольше года? — Земля едва заметно вздрогнула. — Тихо, тихо, величие, — всполошился секретный агент. — Держи себя в руках: нам нельзя привлекать внимание. И потом, что толку от твоего гнева? Шимарон далеко, Суберера ещё дальше. Юрский сердито дёрнул щекой, однако ручеёк уже потихоньку успокаивался. — А как ты оказался в Шин-Макоку? — Возможно, всё не настолько безнадёжно, как показалось чужаку из другого мира. — В тот год, когда умерла мама, в нашу деревню приехал человек, одетый богатым дворянином. Он сказал, что если мы хотим, то можем уйти с ним на новые, более щедрые земли под протекторатом государства мазоку. Обещал всяческую поддержку и достойное обращение. Многие ушли, в том числе и я. — Он не обманул? — Нет. Пока Данхил Веллер был жив, к нам относились, как к равным. А после… после была война. — Веллер? Родственник Конрарта? — Его отец. — Как всё замешано… — Ты ешь, малыш, — доброжелательно посоветовал Йозак глубоко задумавшемуся Юрскому. Тот молча кивнул и принялся за странную штуку, похожую на гибрид банана и арбуза. Но если бы его сейчас спросили о вкусе этого фрукта, то он затруднился бы ответить.