Взаперти (СИ)

И Крис гладит еще. Дрочит в ровном, жестком темпе, смотрит на свою руку, в которой сейчас зажат аккуратный член Тома, глаз не отводит. То, как то появляется то исчезает между пальцами головка, заводит донельзя, и Хемсворт чувствует, как у него у самого болезненно стоит.
К черту! Почему он должен терпеть?
Резко дернуть вниз молнию, высвободить свой член, зажать их обоих — себя и Тома — в кулаке и надрачивать так, чтобы до сорванного дыхания, чтобы до рвущегося из горла крика, до прокушенной ладони.
- Быстрее! – командует Хиддлстон и цепляется за плечи, тяжело дышит в ухо, целует сладкое местечко за ним. Так, как Крису нравится.
- Жестче!
И Крис убыстряется, распаленный желанием и тем, что Том в его руках такой… такой…
- Я сейчас! Сейчас! Да!..
Они оба выплескивают удовольствие одновременно, и Хиддлстон практически валится на Криса, и тот, поддерживая Тома, медленно съезжает вниз по стене.
- Посиди! – велит он Томасу и поднимается, чтобы в душевой найти что-нибудь, чем можно вытереть сперму.
Вымыв руки и наскоро смочив теплой водой полотенце, Крис осторожно обтирает Тома: грудь, забрызганную капельками семени, живот и пах, опавший член, который, едва только к нему прикасаешься, начинает увеличиваться, и Хемсворт стремиться как можно быстрее закончить омовение, потому что второй заход Хиддлстон просто не выдержит. Он сидит, прислонившись спиной к стене и блаженно закрыв глаза, а на губах его играет шальная, безрассудная улыбка.
- Я бы хотел видеть твое лицо, – наконец произносит он, позволяя Крису натянуть на себя штаны, – как его искажает страсть. Должно быть, это чертовски возбуждающее зрелище.
- Еще увидишь, – обещает ему Крис, но оба они не очень-то верят в это обещание.
До кровати Хемсворт несет Тома на руках — тот совсем ослаб после пережитого оргазма, да к тому же и правда слишком долго сегодня провел на ногах — его самый непослушный и самый важный пациент. Хиддлстон не очень-то и сопротивляется, разве что поначалу пытается брыкаться и шипит «я тебе не девчонка», но Крис велит ему заткнуться, и тот послушно умолкает, уютно устроившись в кольце крепких рук Хемсворта.
В голове у Криса пусто. Как после хорошей выпивки. Или после хорошей драки. Легко и пусто. Ему кажется, что только тяжесть тела Тома сейчас удерживает его от того, чтобы не приподняться и не взлететь, словно наполненный гелием шар.
Том в его руках сонный и теплый, глаза его все также прикрыты, а дыхание щекочет шею. И поэтому вместо того, чтобы просто уложить его в кровать, Крис делает круг по палате — просто потому, что ему нравится ощущать Тома вот так, нравится, когда он такой доверчивый и такой спокойный.
Наконец он опускает Хиддлстона на постель, и сразу становится холодно. Крис спешит застегнуть рубашку и надеть пиджак.
- Спокойной ночи! – шепчет он в приоткрытые губы Тома и вместо ответа чувствует, как те раскрываются, позволяют языку Криса проникнуть внутрь.
Вновь становится жарко, жилы скручивает желание, хочется послать к черту все свое благоразумие и взять такого Тома — разморенного и податливого. И Хемсворт сжимает в кулаке всю свою решимость, чтобы оторваться от нежных губ.
- Спокойной ночи, – шепчет Томас, когда Крис прерывает поцелуй.
И уже на выходе из палаты до уха Хемсворта доносится тихое:
- Мне было хорошо...
- Здравствуй, Роберт! – Мансур привстал с кресла, приветствуя Дауни, и протянул ему руку.
- Сколько лет, сколько зим... -тот ответил на рукопожатие и расположился в кресле напротив.
Они встретились все в том же The Dorchester, где ранее араб встречался с Хиддлстоном-старшим. В отличие от своего шефа, начальник службы безопасности Ройал Фармс не испытывал дискомфорта при встрече с арабом. Он прекрасно знал, кто перед ним. И прекрасно знал, что несмотря на то, какие бы страшилки не ходили о Джамеле Мансуре в определенных кругах, тот все же имел определенное чувство справедливости, свое собственное, разумеется. И на взгляд обывателя, возможно, весьма специфическое. Но тем не менее, Роберт Дауни был уверен — что бы ни случилось, Мансур никогда не посмеет навредить ему. Тому человеку, который однажды спас его жизнь.
 
С тех пор, как они закончили обучение в Эбби Колледж, прошло почти сорок лет, но оба они помнили тот день — второй день рождения Джамеля Мансура.
Говорят, что хорошо плавающий араб — это араб, которому вшили жабры. Джамель плавать не умел никогда, да и где бы ему было научиться? На второй год обучения в колледже их отправили на лето в спортивный лагерь на берегу Ривер Мол. Зачем Джамель полез в воду — он позже сам говорил, что как раз-таки для того, чтобы выучиться этому нехитрому, на его взгляд, занятию — плаванию. Да только в холодной воде его ногу тут же свело судорогой — от страха и боли он только и мог, что орать да бить руками по воде, из-за чего только быстрее выбивался из сил. Крики однокашника услышал юный Роберт Дауни. Прибежав на призыв о помощи, он увидел, как черные кудри Джамеля скрылись под водой. Не теряя ни секунды, Роб бросился в холодную воду. Течение было сильным, и ему пришлось побороться, чтобы вытащить товарища на берег. Мансур не дышал, и Роберт неумело пытался сделать ему искусственное дыхание и уже отчаялся, потому что мальчик по-прежнему лежал неподвижно, и через посиневшие губы дыхание все не вырывалось. Напуганный до полусмерти, мокрый и замерзший, Дауни отчаянно звал на помощь, и наконец один из воспитателей услышал его. К счастью, для Джамеля было еще не слишком поздно. В отличие от юного Роберта, воспитатель знал науку оказания первой помощи на отлично. Мансура, который наконец-то смог дышать, и Дауни, которому грозило воспаление легких, доставили в ближайшую больницу, и поправлялись они, лежа на соседних койках. Нет, они не сделались друзьями. Но и из виду друг друга не теряли. Дауни врагу бы не пожелал враждовать с Мансуром. А тот, в свою очередь, жалел, что не может назвать Дауни своим другом. Но так уж сложилась жизнь.
- Как сам? Как Захра? – поинтересовался Роберт, присаживаясь за столик и подзывая официанта.
- А что со мной будет? – усмехнулся его собеседник, и тот в ответ неопределенно развел руками, как бы показывая, что при такой жизни, которую вел Джамель Мансур, случиться может все что угодно.
- А Захра… – нахмурился араб, – ненавидит меня.
- Почему не возьмешь себе вторую жену? – поинтересовался Роберт.
- Чтобы она тоже ненавидела меня? – пожал плечами Джамель.
Оба помолчали. Роб знал причину, по которой жена ненавидела Джамеля. Смерть ребенка может еще больше привязать супругов друг к другу, а может наоборот — оттолкнуть на разные полюса.
- Она сейчас в Вене? С сыном?
- В Париже. С сыном, – подтвердил Мансур и, когда принесли кофе, решил сменить тему:
- Мне сказали, что ты хотел встретиться. Так какое у тебя ко мне дело?
- А почему я не могу просто так встретиться с бывшим одноклассником? – издалека начал Роберт.
- Потому что ты слишком умен, чтобы скармливать мне сейчас всю эту хрень, Роб. Кстати, слышал о том, что случилось в Мумбаи. Шутка ли — накрыть подпольную лабораторию по производству супер-оружия или чего там…
- Тебя интересует это оружие, Джамель? – глядя прямо в глаза собеседнику, спросил Дауни.
- Велик Аллах! – тонко улыбнулся араб. – Мы в мирном Лондоне, Роберт, мирно беседуем… Имам проповедует мир…
- Брось, Мансур! – поморщился Дауни. – Мы оба знаем, что ты вспоминаешь о своей религии только тогда, когда тебя в грубой форме заставляют сделать это. Сейчас мы действительно беседуем мирно. И я прямо спросил тебя — ты интересовался покупкой сыворотки?
 
- Пожалуй, из всех людей на Земле только ты один можешь безнаказанно задать мне такой вопрос, – с восхищением в голосе произнес Джамель.
- И только одному мне ты можешь честно на этот вопрос ответить, – спокойно сказал Дауни.
- А почему бы тебе не ответить сначала на мой вопрос, Роб? – опять попытался увести неприятный разговор в сторону араб.