I need a doctor (СИ)
— Наконец-то, лейтенант Аллен, вы почтили медицинский блок своим присутствием.
Проскользнувший в голосе сарказм я не услышать не могла, и только шумно выдохнула, решив никак не реагировать на подколы. Начни я сейчас огрызаться, и кто знает, чем это для меня обернется. МакКой же, явно не ожидая моего ответа на свои слова, направился к медицинскому оборудованию, кивнув мне на одну из коек.
— Присаживайтесь, это займет не две минуты, так что вам придется задержаться.
— Разумеется, придется, — пробормотала я себе под нос, чтобы никто не услышал, а после покорно двинулась к предложенному месту, чувствуя себя в пустом огромном медотсеке в высшей степени неуютно. Увиденная парой мгновений раньше женщина, что-то тихо сказав доктору МакКою, скрылась где-то в коридоре, и я, присев на краешек койки, невольно передернула плечами, оглядываясь по сторонам.
Насколько мне было известно, за две недели нашего полета никаких чрезвычайных ситуаций не происходило, и посещения медотсека экипажем были единичными, как случай с Петровски с альфа-смены, когда мне пришлось его заменить. Сейчас работа медицинской службы была полностью сосредоточена на исследованиях, собранные нами на планете образцы разобрали едва ли не на атомы, судя по тому, что мне удавалось услышать в кают-компании или коридорах от сотрудников других служб, и в этот вечер я, кажется, была единственной посетительницей двенадцатой палубы. Едва слышное попискивание, мигающие дисплеи и шорох приборов, которые перебирал доктор МакКой, заставляли нервно постукивать ногой по полу, и только осознание того, что я сама виновата в сложившейся ситуации, заставляло меня покорно сидеть на месте.
— Итак, лейтенант, не откроете ли мне тайну, каким образом вам удалось пройти на корабль без прохождения обязательного обследования? — кажется, вполне искренне поинтересовался мужчина, приблизившись ко мне с небольшим белым чемоданчиком, а я, мимолетно взглянув в серо-зеленые глаза, решила не юлить.
— Я проходила обследование за три дня до распределения еще в Академии, а в день отлета… — я на мгновение замялась, пытаясь придумать, как сказать это помягче, — не успела. Я знаю, что должна была, но… Я не дружу с докторами.
Прямо перед глазами возник трикодер, и я, невольно подобравшись, настороженно уставилась на прибор, следя за траекторией его движения. Сверяясь с показателями на дисплее, МакКой медленно проводил сканирование, чуть нахмурившись при этом, фиксировал данные на падде, даже не глядя на меня, а у меня внутри все сжалось в тугую пружину. Взгляд неотрывно скользил за трикодером, от тихого попискивания, различимого на грани слышимости, было абсолютно не по себе, а в сознании на мгновение потемнело, когда из его глубин всплыли воспоминания, от которых я искренне хотела избавиться.
— У вас участился пульс, — тут же подметил доктор, а я, перехватив его изучающий взгляд, лишь отвернулась, предпочитая отмолчаться. Трикодер немного отодвинулся от моего лица, позволив перевести дыхание. — Неужели, вы действительно боитесь? Это всего лишь сканер, ничего больше.
— Когда «всего лишь сканер» находится в руках человека, не умеющего с ним толком обращаться, он становится не менее опасен, чем фазер, — отозвалась я, попытавшись приглушить пробившуюся в голос горечь. Судя по тому, как тут же нахмурился МакКой, это мне удалось не слишком хорошо. Несколько мгновений установившуюся между нами тишину прерывало лишь тихое попискивание трикодера, немигающий взгляд доктора сверлил меня с непонятно откуда взявшимся интересом, от которого становилось не по себе, но сбежать я никуда не могла, поэтому оставалось только сидеть на месте и делать вид, что все в порядке.
— Вас что-то гложет, правда? — наконец, подал голос мужчина, и я, резко вскинув голову, уставилась ему в глаза, не сумев подавить злую ухмылку.
— А вы, стало быть, исполняете обязанности и штатного психотерапевта, доктор?
Явно не ожидающих подобного тона МакКой нахмурился, поджав губы и не отводя от меня взгляд, и как-то неуловимо потемнел лицом. Кажется, я, сама того не желая, сумела испортить мужчине начавшее было улучшаться настроение, и эта мысль неприятным комком свернулась в сознании, заставив первой дрогнуть и отвести взгляд. Мгновением позже ненавистный трикодер вновь возник перед моим носом, и я на всякий случай крепко зажмурилась, не желая его видеть.
— Как глава медицинской службы я отвечаю не только за физическое, но и за психологическое состояние экипажа, — от звучания хриплого голоса, раздавшегося совсем рядом, я невольно вздрогнула, вцепившись пальцами в койку, на которой сидела.
С закрытыми глазами проходить обследование оказалось не так страшно, я даже сумела перевести дыхание, выравнивая так обеспокоивший доктора участившийся пульс, и только легкие работали в полную силу, от чего при каждом глубоком вздохе грудь тяжело поднималась и опускалась. Уже знакомый запах щекотал нос, чужое дыхание ерошило волосы, обрамляющие лицо, и лишившись возможности видеть, я буквально чувствовала присутствие рядом теплого тела. Мерцание света за закрытыми веками позволяло интуитивно замечать движения трикодера, навязчивый противный писк очень скоро приелся, давя на виски, и с каждым мгновением реальность все больше расплывалась вокруг, заменяясь ненавистными воспоминаниями, от которых хотелось совсем по-детски накрыться с головой одеялом.
Писк внезапно прекратился, горячие чужие пальцы скользнули по запястью, заставив поднять руку, а почувствовав прикосновение холодного пластика гипошприца к коже, я судорожно вздохнула, не справившись с эмоциями.
— Когда мне было пятнадцать, заболела мама, — голос, сорвавшийся с губ, был не громче шепота, а язык не слушался, но я все равно продолжала говорить, не зная, как иначе совладать с нахлынувшими чувствами. — Ничего серьезного, поначалу мы думали, что это обыкновенная простуда, но со временем ее состояние стало ухудшаться, и ей пришлось лечь в больницу. Ее лечащий врач провел обследование и сказал, что ничего страшного, что это осложнение после болезни, и что он быстро поставит ее на ноги, — я на мгновение умолкла, так сильно сжав кулак, что впились в кожу короткие ногти, и поджала губы, пытаясь не дать голосу сорваться. — Ее пичкали антибиотиками, брали на анализ кровь и ставили капельницу, и уверяли, что нужно еще немного потерпеть, что все будет в порядке, но ей становилось только хуже, а уже через месяц она просто… — не в силах справиться с собой, я распахнула глаза, уставившись прямо в хмурое лицо доктора МакКоя, который смотрел на меня неожиданно серьезно. — Ее не стало.
Я попыталась сглотнуть возникший в горле комок, чувствуя, как болью жжет глаза. Слез не было, плакать я, кажется, разучилась уже очень давно, еще тогда, десять лет назад, когда ревела белугой и отчаянно цеплялась в холодную мамину руку, пока отчим изо всех сил пытался забрать меня из больничной палаты, в которой пахло медикаментами и смертью. Тогда я последний раз позволила себе быть слабой, последний раз позволила себе полагаться на кого-то, кроме себя, а убийцы в белых халатах и с гипошприцами и трикодерами в руках стали моим худшим кошмаром, который я ненавидела и отчаянно, совсем по-детски боялась.
Поэтому сейчас вместо грусти при воспоминаниях о смерти мамы в груди разгоралась только всепоглощающая злость.
— От чего она умерла? — совсем тихо спросил МакКой, словно бы сомневаясь в том, что стоит спрашивать, и я только хищно усмехнулась, пытаясь спрятать за ядом липкую горечь.
— От рака легких. Этот кретин с такой вот хреновиной в руках, — я дернула подбородком на отложенный в чемоданчик трикодер, — месяц лечил ее от пневмонии вместо того, чтобы поставить правильный диагноз. Ее можно было спасти, если бы правильное лечение назначили сразу. Но было уже слишком поздно.
Явно не зная, что сказать, доктор поджал губы, повертев в руках шприц с образцом собранной из вены крови, окинул меня быстрым взглядом, а после, по-прежнему не говоря ни слова, собрал свои инструменты и вернулся к уже знакомому шкафчику, повернувшись ко мне спиной. Неожиданно нахлынуло чувство непонятного одиночества, и я невольно обхватила себя одной рукой, рассеянно уставившись на крошечный, почти невидимый глазу слез от иглы, откуда МакКой брал кровь. Чуть покрасневшая вокруг кожа зудела, и я, потерев место укола ладонью, натянула пониже задранный рукав формы.