Вознесенная грехом

 
Мои руки все еще были липкими от крови дяди. Я убил его по просьбе Марселлы без колебаний. Я бы сделал это снова, даже если бы это привело меня сюда, в эту безнадежную тюрьму, а не в объятия девушки, о которой я не мог перестать думать. Может, мне следовало знать, что она не простит меня так легко. Даже убийство моего дяди не изменило того факта, что я похитил ее и не смог защитить от жестокости дяди. Она будет нести на себе следы моих грехов всю жизнь.
 
Я потерял всякое чувство времени, хотя это и не имело значения. Я часто ловил себя на желании смерти.
 
Дверь со скрипом открылась, и свет из коридора ударил мне в лицо, на мгновение ослепив. Я прищурился от яркого света, чтобы увидеть, кто пришел. Марселла, чтобы попрощаться до того, как ее отец покончит с этим? Но сложившийся вид был слишком огромным, чтобы принадлежать кому-либо, кроме самого Луки Витиелло. Прошло несколько секунд, прежде чем он сфокусировался.
 
Выражение его лица было чистой сталью, а глаза безжалостными озерами, которые я помнил годами. Он ничего не сказал. Возможно , он надеялся увидеть, как я буду молить о пощаде, но это было бы пустой тратой нашего времени. Он не даровал пощады, а я бы отрезал себе член, прежде чем когда-либо попросил его об этом. Может, я убил своего дядю и помог Витиелло спасти Марселлу, но я чертовски уверен, что сделал это не для него. Все, что я делал, было ради Белоснежки.
 
Я все еще хотел его смерти. Быть может, так будет всегда.
 
— Пришло время? — прохрипел я.
 
У меня запершило в горле от слишком долгого отсутствия жидкости.
 
Лицо Луки даже не дрогнуло. Он, вероятно, представлял себе все способы, которыми он расчленил бы и пытал меня. Он ненавидел меня до чертиков за то, что я сделал с Марселлой — и я от всего сердца согласился с ним в этом вопросе, — но также и за то, кем я являлся, байкером, сыном моего отца, человеком, прикоснувшимся к его дочери. Если бы Марселла рассказала ему, как я лишил ее драгоценной девственности, он, вероятно, убил бы меня только за этот проступок.
 
Черт, умирать с этим воспоминанием в голове, возможно, стоит того, чтобы умирать снова и снова.
 
— Ты похитил мою дочь, рисковал ее благополучием и безопасностью только для того, чтобы спасти ее несколько недель спустя. Интересно, зачем ты это сделал? Возможно, ты осознал, что мы с Фамильей наверстаем упущенное, и увидел в этом свой единственный шанс спасти свою чертову шкуру.
 
Я вскочил на ноги, но пожалел об этом, когда волна головокружения накрыла меня, поэтому вновь сел на пол. Витиелло смотрел на меня без эмоций. Я меньше, чем грязь в его глазах.
 
— По той же причине, по которой я не воткнул свой нож тебе в глаз. Ради Марселлы.
 
— Потому что ты чувствуешь себя виноватым? — он усмехнулся.
 
Я чувствовал себя виноватым, но разве это побудило бы меня уничтожить клуб?
 
— Чувство вины лишь крошечная часть этого.
 
— Тогда что? — Лука зарычал.
 
 
— То, что я люблю ее. — я рассмеялся, осознав абсурдность ситуации. — Я люблю дочь человека, разрушившего мою жизнь.
 
Лука отмахнулся от меня.
 
— Многие люди теряют кого-то. Это часть нашего мира.
 
— Уверен, что многие дети смотрят, как кишки их отца разбросаны по всей комнате, как чертово конфетти, — пробормотал я. — Что мне было интересно с тех пор, как ты разгромил мой клуб, заметил ли ты меня в тот день?
 
Лука уставился на меня так, словно у меня выросла вторая голова.
 
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
 
Я поднялся на ноги, даже если они казались резиновыми. Я не мог вести этот разговор, сидя у ног Витиелло, как собака.
 
— Я спрашиваю, заметил ли ты испуганного пятилетнего мальчика, съежившегося под диваном, пока ты калечил людей, которых он считал своей семьей?
 
Лицо Луки оставалось бесстрастной, суровой маской, которую я знал. Марселла тоже владела холодным бесстрастным лицом, но это ничто по сравнению с лицом ее старика.
 
— В тот день я не видел мальчика.
 
— Это изменило бы ситуацию или ты убил бы меня вместе с моим отцом и его людьми?
 
— Я не убиваю детей или невинных женщин, — сказал Витиелло.
 
Трудно поверить, что он мог кого-то пощадить. История Марселлы о ее отце просто не соответствовала образу мужчины, которого я знал.
 
— Значит, ты бы развернулся и ушел, если бы знал, что я там?
 
Это риторический вопрос. Взгляд Витиелло не был взглядом человека, способного отвернуться от кровопролития. Он жаждал насилия и неистовства. Ничто, даже маленький мальчик не смог бы его остановить.
 
Его проницательный взгляд дал мне ответ, которого я ожидал.
 
— Что бы ты тогда сделал со мной?
 
— Запер бы тебя в моей машине, чтобы тебе не пришлось смотреть в идеальном мире.
 
— Твой идеальный мир включает в себя запирание маленького мальчика в машине, чтобы ты мог убить его отца и его людей?
 
— Сомневаюсь, что твой идеальный мир наполнен солнечным светом и радугами. — он прищурил глаза. — И ты похитил невинную девушку, так что у тебя определенно нет права судить меня. Моим единственным судьей будет Бог.
 
— Ты веришь в Бога? — он не ответил. — Ты забываешь о правоохранительных органах. Однажды они могут осудить и тебя тоже.