Разбитый сосуд (ЛП)

Она почти уверилась, что этот парень не убивал Мэри. Убийство, если это и правда убийство, было очень аккуратным и хитрым. Как мог этот юродивый его совершить? Кроме того, Салли не верила, что Калеб был опасен или злонамерен, что бы там не говорили про него в его же деревне. Похоже, деревенские думали, что если парень слегка не в себе, то он точно убийца.
Правда, были ещё и эти зловещие последние слова: «Мне отмщение». О ком они были сказаны и зачем? Если он правда думал, что Мэри была злом, мог ли он убить её просто из извращённого чувства долга? Калеб выглядел человеком с благими намерениями, что не сделает ничего дурного по своей воле. Но вдруг с его ненормальной точки зрения расправа над Мэри была благим делом?
Ада улыбалась, глядя на все приглашения, что внезапно начала получать. Едва объявили о её помолвке с Чарльзом, как свет страстно захотел принять её. Хозяйки, что вчера не знали о существовании Ады Грэнтем, наперебой приглашали на праздники в загородные дома. Каждый считал, что она, само собой, будет принята при дворе. Ей даже намекали, что стоит только пожелать, и она попадёт в «Олмакс»[56], этот храм beau monde[57], где мужчины всё ещё должны были носить бриджи до колен, а бесчисленные дочери богатых и власть имущих тщетно искали женихов.
Чарльз был куда больше чем просто «хороший улов», как его назвала Кэролайн. Все любили его и восхищались им; каждый хотел улучить возможность превозносить и восхвалять его невесту – или завидовать ей и придираться. Ада смотрела на него глазами, лучащимися любовью. Он не замечал; его голова всё время была опущена, как нос у игрушечного кораблика, что как-то они как-то смастерили с Джеймсом. Он был так добр – Ада чувствовала, что не ценит его и вполовину так, как он заслуживает. Она старалась держать свои чувства в рамках приличий, отчего преувеличивала его недостатки и обходила вниманием добрый нрав и щедрость.
Она умом понимала, что любит его, но не знала, как выразить эти чувства. Счастье пело внутри неё. Сдержанность, которую она почувствовала, когда Чарльз делал предложение, не могла расти в таком солнечном свете – она отступила и спряталась, как ночной зверь.
- Вот ещё одно, – сказала миссис Грэнтем. Они с Адой сидели за маленьким столиком в гостиной и разбирали почту. – Надушено чем-то сладким.
Чарльз закатил глаза в притворном негодовании.
- Не думаю, что мне нравится, когда моя невеста получает записочки, пахнущие одеколоном.
- Это совсем не одеколон, – Ада смотрела на письмо в замешательстве.
Паутина букв складывалась в её имя и адрес, но почерк она не узнавала. Ада сломала печать. Внутри не было письма – только горсть засохших листьев. Она поднесла их к носу.
- Как странно. Это розмарин.
- Мама, Чарльз такой смешной, – вставил Джеймс. – Весь побелел.
- Ничуть! – Чарльз вскочил, заулыбался и подошёл взглянуть на конвент. – Что бы это значило? Какой-то новый способ пожелать невесте счастья?
Солнце счастья Ады затмила туча.
«Не лги мне сейчас! – умоляли её глаза. – Ты можешь сделать мне больно, больнее чем, когда бы то ни было раньше».
Он не смотрел ей в глаза. Пока что Ада отложила конверт, но позже, когда они гуляли в парке вместе с сёстрами и братом, она снова подняла эту тему. Джеймс как раз запускал кораблик в Серпентайне[58], а Эмма и Лидия отошли в сторону, чтобы дать Чарльзу и Аде побыть наедине.
- Чарльз, – она положила руку на его предплечье, – ты знаешь что-то о том конверте с розмарином, что пришёл сегодня?
- Нет. Откуда мне знать?
- Джеймс сказал, что ты переменился в лице, когда я открыла его.
- Я часто меняюсь в лице рядом с тобой, – легко ответил он.
- Будь серьёзным хоть на миг, – она остановилась и прямо посмотрела на него. – Есть ли что-то, о чём ты должен мне рассказать? Пожалуйста, не бойся, что я рассержусь или расстроюсь. Меня не так легко потрясти, как ты думаешь. Я могу понять больше, чем ты, наверное, предполагаешь – и простить больше, если это нужно.
 
- Мне нечего тебе рассказать, Ада.
- Я доверяю тебе, ты же знаешь. Я должна доверять тебе или быть совершенно несчастной. Когда я была маленькой, а ты учил меня ездить верхом, я знала, что со мной не случиться ничего плохого, потому что ты никогда не посадил бы меня на лошадь, с которой я бы не справилась или не подверг бы меня другой опасности. Я была уверена в тебе, как ни в ком другом. Могу ли я так же доверять тебе сейчас? Больше я тебя об этом не спрошу, но если ты сейчас скажешь «да», я буду верить в тебя, что бы не случилось.
Он долго смотрел не неё, а в его глазах невозможно было что-то прочесть. Наконец он спокойно сказал:
- Ты можешь мне доверять, Ада.
Она сделала глубокий вдох. Рубикон перейдён. Она взмолилась, чтобы он оказался прав и честен, но если это не так, она могла справиться и с этим. К добру ли, к худу, но её сердце и честь были в его руках.
Салли была в ярости. Мистер Фиске наконец побывал в приюте, а она ничего не смогла узнать. Он приходил днём в субботу, чтобы пополнить запасы лекарств и проведать постоялицу, подхватившую простуду. Салли услышала о его визите только вечером – об этом за ужином упомянула Флорри. Она сказала, что рада снова видеть его на ногах, хотя он всё ещё нездоров.
Это никуда не годится. Конечно, Салли была рада узнать, что Харкурт не отказался от услуг Фиске, несмотря что всеми силами пытался замять упоминание о нём на дознании. Но она всё равно могла не столкнутся с ним, даже приходи он в приют десять раз в неделю. Как тут вообще поговоришь с ним с глазу на глаз?
Был только один способ, но он её пугал. Всё воскресенье Салли пыталась придумать другой путь, но ничего не выходило. Вечером в воскресенье, когда все были в молельне, девушка проскользнула в кладовую хозяек с маленькой склянкой, что она украла на кухне. В кладовке Салли нашла бутылку с этикеткой «Ипекакуана», наполнила из неё склянку и забрала с собой в постель.
Ночью Рыжую Джейн, Веснушку и Нэнси разбудил громкий стон. Проснувшись, они увидели Салли, согнувшуюся в три погибели и пытающуюся нашарить тазик. Нэнси пододвинула ей один, и девушка распрощалась с ужином – и, как ей показалось, с большей частью своих внутренностей.
Салли распрямилась – бледная, тяжело дышащая, с испариной на лбу. Нэнси бросилась за Пег, а за позвонила в колокольчик, вызывая сестру-хозяйку. На дежурстве была мисс Неттлтон. Она ворвалась в комнату в сдвинутом набекрень ночном чепце и с жёлтыми папильотками в волосах. Сестра крутилась вокруг Салли и сжимала её руки, пока Пег поправляла постельное бельё и готовила успокаивающий поссет[59]. Салли бессильно лежала на кровати, пытаясь говорить и умоляя мисс Неттлтон не слишком отчаиваться, если она умрёт. Мисс Неттлтон издала слабый вскрик и послала за аптекарем.
Фиске пришёл, когда Пег уже собрала всех постоялиц к утренней молитве и завтраку. Салли осталась одна. Она уже чувствовала себя намного лучше, но оставалась в кровати, готовая играть роль умирающей, если кто-то заглянет. Наконец, раздались мужские шаги. Девушка откинулась на подушку, пытаясь принять жалкий и вялый вид и надеясь, что Фиске не заметит пустую склянку под матрасами.
В комнату вошёл мужчина средних лет с кожаной сумкой в руках. Он остановился на порог и выдохнул:
- Ты!
Салли подскочила как ужаленная. Затем в изумлении откинулась на локоть.
 
- Ну привет, Колючий! – мягко сказала она. – Я должна была догадаться.
 Глава 19. Мистер Фиске в осаде 
 
- Что ты здесь делаешь? – пролепетал Фиске. – Что ты хочешь?
- Я пришла узнать, не хочешь ли ты получить письмо назад.
- Что?
- Твоё письмо! Которое я украла.
Кажется, он был совершенно сбит с толку.