Судьба и свобода (СИ)
Николай посмотрел ему в глаза, и Владислав ощутил, что у него в голове начинает мутиться. Все окружающее отдалилось, исчезло в тумане. Как больше двадцати лет назад. Он не мог поверить в то, что с ним может такое случиться. Остались только они — один на один во всем мире.
— Ваш кофе.
Голос официанта, подавшего ему эспрессо, грохнул как гром среди ясного неба и вырвал и его, и Николая из транса.
— М-да, будь мы на двадцать лет моложе и повстречайся… — едва слышно сказал Николай.
Владислав криво усмехнулся, не в силах соврать:
— Да.
— Но жизнь повернулась иначе…
Они говорили так, чтоб их не услышали, больше не показывая своих эмоций. Как привыкли говорить о важном всю жизнь. Николай снова опустил глаза и пялился в обертку, которую уже почти разорвал на клочки.
— Может оно и к лучшему. Дети хотя бы есть.
— Он — мой единственный сын.
— Мой тоже.
— Судьба берет свое, — отрешенно сказал Николай.
— М-да, — проронил Владислав, тоже начав рассматривать кофейную пенку в своей чашечке с эспрессо. — Мой думал всякую херню.
— Мой не успел. Я увидел, как он на гей порнуху дрочит. Он со страху чуть не обосрался, когда я его за этим делом застал. Пришлось проводить ликбез. И каминг-аут делать перед ним.
— Я так и не сделал ни перед кем. Ты, считай, первый.
— И твой тоже попытался так начать жить?
— Да. Пока твой его не поймал-таки.
Владислав снова смотрел на Николая, понимая, что уже откровенно пялится на него. Тот рассматривал благополучно разодранную обертку, но улыбнулся, услышав, что его сын «поймал» свое счастье.
— Он забавный.
— Мой не смог жить, как я живу, — продолжил Владислав.
— Может оно и хорошо, — тихо сказал Николай.
— Да. Он не такой, как я. Открытый, добрый. Я был жестче даже в юности.
— Им будет хорошо вместе.
— Как могло бы быть нам?
— Кто знает, — пожал плечами Николай. — Тогда время было другое. Только-только сажать перестали и «диагноз» убрали.
Они замолчали. Каждый вспоминал свою жизнь, в которой пришлось жить «как надо». Что ж, у них хватило сил на это.
— Нужно встретиться семьями. С женами, с ними, — наконец по-прежнему тихо сказал Владислав.
— Да. Когда?
— Приходите в субботу, к обеду.
— Мальчишки опять у вас ночевать будут? Вечно теперь по пятницам вечером буркнет: «Я к Алексу» и свалит. Жена сначала переживала.
— Наверное. Лучше пусть дома спят, чем по клоповникам шляются.
— Это точно.
Официант принес счет. Они расплатились за кофе, поднялись. Владислав подал руку Николаю, снова смотря ему в глаза, и очень надеялся, что не выдает себя:
— До субботы, Николай.
— Просто Ник, — улыбнулся ему Николай. Владислава тряхнуло от теплой улыбки, обращенной к нему. — До субботы, Влад. Я надеюсь, мы станем друзьями.
— Я тоже, Ник, — сказал Владислав.
— Нам удалось выжить самим, теперь надо помочь выжить нашим мальчишкам.
— Да.
***
Владислав шел домой пешком и вспоминал. Он понял, что «другой» лет в четырнадцать и тогда же увидел, насколько опасно быть не таким как все. Его сын трясся от страха, но он — нет. Затаился. Ненавидел то, что окружало его, и молчал. Тем не менее, жене был предан и не изменял, а сына любил до беспамятства. Когда сын привел своего приятеля, он понял все и сразу. Взгляд его Алешки был тем же, каким и он смотрел на парней в юности, но он разрешал себе только фантазии. Иногда во время секса с женой он представлял себе… Не её, его — мужчину, которого однажды увидел во сне и влюбился. Тайно, безответно. И теперь Ник. Он был даже чем-то похож на его тайную страсть из сна. Иногда Владу снилось, как он занимается сексом с тем красавчиком — страстно, как в последний раз. Он просыпался с криком, а простыня была влажной. С женой он не делился содержанием своего сна никогда. То, что происходит в его голове — его личное дело, которое никого не касается. И теперь судьба подарила ему Ника. Он аж остановился. Прошептал: «Ник»… Словно ему снова было девятнадцать, как его сыну сейчас. Алешка будет счастлив. Он сделает для этого все.
От автора:
В 1990 году гомосексуальность исключена из 10 пересмотра международной классификации болезней (МКБ-10).
В 1992 году в Украине отменена уголовная ответственность за гомосексуальные отношения.
В 1993 году в России отменена уголовная ответственность за гомосексуальные отношения.
В 2018 году в МКБ-11 трансгендерность исключена из блока психических расстройств.
***
В субботу родители Тони вместе с сыном пришли к Алексу. Тони и Алекс смущались до потери пульса, но Владислав прямо сказал:
— А что вы хотели? Вы же любите друг друга, хотите жить вместе, пожениться. Вот мы и знакомимся, как во всех семьях.
Владислав не мог отвести глаз от Николая. От Ника. «Ты будешь моим, — подумал он, — или я твоим, неважно». Он вел светскую беседу, был вежливым. Вскоре Тони с Алексом слиняли из-за стола, оставив родителей общаться. Когда Николай и Дарья собрались уходить, Владислав пожал руку Николаю, а тот вовсе не собирался ее высвобождать. Владислав почувствовал, что у него встает, и его снова тряхнуло от этого. «Тебе пиздец, ты мой», — рыкнул внутренне он.
Он долго думал, что же делать. Следующая встреча им явно светила нескоро, а он позорно кончил вечером в ванной, надрачивая на воспоминание об их рукопожатии. Больше всего на свете он хотел поцеловать эти длинные пальцы. В понедельник на работе в обед не выдержал и написал смс:
«Мне показалось или ты задержал рукопожатие?»
Ответ пришел нескоро. Через час на экране высветилось:
«Нет».
«Ответ четкий, ясный и нахер никому не нужный», — раздраженно подумал Владислав.
И тут через пять минут пришло еще одно сообщение:
«Тебе не показалось».
«Тебе пиздец, Ник», — Владислав чуть не сломал ручку, сжав ее в руке.
«Ты свободен сегодня в пять? У меня будет час».
«Да. Где?»
Владислав написал место.
«Ок».
Когда Владислав увидел его, уже сидящего за столом и пялящегося в свой телефон, его снова тряхнуло.
— Здравствуй, — отрывисто произнес он и протянул руку, — Ник.
Тот поднялся и посмотрел на него так, что у Владислава зашлось сердце и подкосились ноги.
— Влад.
Они не могли разнять рукопожатие.
— Нас могут заподозрить, — процедил Владислав.
— У нас мало времени, — тихо сказал Николай.
— Я смогу съебаться с работы в среду. У меня будет два часа в обеденный перерыв.
— Я забронирую номер в… — Николай назвал гостиницу.
— Договорились. Я оплачу половину.
— Влад…
— Ник, прекрати!
— Прекратить что?
— Соблазнять меня прекрати прямо здесь, — прошипел еле слышно Владислав.
— Я не могу, Влад. Это сильнее меня. Я думал написать тебе, но ты опередил меня.
— У меня крыша едет.
— У меня тоже.
***
В среду в обед Владислав получил сообщение:
«Я в четыреста двенадцатом».
Владислав уже был неподалеку от гостиницы и пошел прямиком в номер. Постучал в дверь. Николай открыл ему. Владислав захлопнул дверь и впился ему в губы, обнимая и прижимая к себе. Николай только судорожно вздохнул, обнял в ответ. Они лизались, почти кусались, терлись друг о друга.
— Как ты хочешь? — хрипло шепнул Владислав.
— Снизу. И я подготовился.
Владислав чуть не взвыл.
— Я в душ.
Николай расстегивал рубашку.
— Нет! — рыкнул Владислав. — Я хочу раздеть тебя!
— Хорошо, — прошептал Николай.
Владислав не стал одеваться после душа. Выйдя из ванной, он накинулся на по-прежнему одетого Николая.
— Я хочу раздеть тебя, — зарычал он.
— Не порви мне одежду.
— Как же ты охеренно пахнешь! — застонал Владислав, расстегивая рубашку Николая, а затем его джинсы. Стащить их он смог с трудом.
— Мы подлецы, — пробормотал он, почти падая на Николая сверху. — Чувствую себя последней скотиной.
— Я тоже, — пробормотал Николай, пытаясь перевернуться.