Возрождение (СИ)
Роща встречает Токхо пением невиданных животных и запахами цветущих растений. Им с Ками все рассказали и показали, еще и загрузили в память информацию о названиях флоры и фауны планеты. Свежий воздух проникает в легкие.
«Прекраснейшее место на…» — на этом мысль Токхо спотыкается. Он не на Земле и вряд ли когда-нибудь туда вернется.
«Я хочу любить», — думает он.
За время, проведенное на космическом корабле, Токхо свыкся со своими желаниями. Земля осталась далеко позади, а в могилу он больше не хочет. Привык к «тентаклям», к инопланетянам, подстроившим свои тела под тела землян еще больше.
Однажды те пригласили Токхо и Ками на совместную трапезу. Показали движущиеся изображения своей свадьбы. Огромный шестилапый тигролев и четырехрукий змей с человеческим торсом и головой, и с длиннющим змеиным хвостом. Наг. Хагдор и Кас рассказали, что человеческие тела позволяют им разнообразить супружескую жизнь, и с удовольствием в них время от времени трансформируются.
После прилета домой Хагдор предупредил землян, чтоб homo sapiens не подходили близко к Касу, когда тот в своей природной ипостаси нага, поскольку в случае чего Кас будет защищать свое будущее потомство. Их, конечно, спасут, но… Что может сделать четырьмя мощными вполне мужскими, с отличной мускулатурой, руками и большим хвостом наг, Токхо и Ками благоразумно решили не проверять. В человеческом облике Кас и дальше выглядит как андрогинный мужчина уже одного роста с ними. Как и Хагдор примерно их роста, только Кассшаиалин в положении. Человек ко всему привыкает, даже к виду беременных мужиков. С Ками Токхо больше не дерется и общаются они друг с другом мало. Каждый ушел в себя. В большом доме инопланетян они видятся редко. Хагдор сказал им подыскивать себе занятие для новой жизни и ушел в свои дела и заботы, опекает мужа и изредка порыкивает на «человечков». Почему на «человечков»? Наг и шестилапый тигролев в своих перво-формах намного больше людей.
Искин корабля оказался интегрированным с домом и Иви иногда беседует с землянами, по-прежнему напоминая о необходимости спаривания. Галактическое сообщество, так сама себя называет разношерстная, многорукая, крылатая и чешуйчатая компания инопланетян, не сочтет вид хомо интегрированным в социум, если те не создадут новое существо homo sapiens. В общественный «зоопарк» Токхо и Ками по-прежнему не хотят. Образуют они «ячейку общества», заботящуюся друг о друге, потомстве и будущем человеческого вида — отпустят их в самостоятельную жизнь. И паспорта выдадут. Галактические!
Токхо осматривает себя. Он привык и к одежде. В хитоне не жарко, не холодно, удобно человеческим существам и другим гуманоидам в теплом и мягком климате планеты. При выходе за пределы дома-поместья рекомендуется надевать плащ и легкие сандалии на ноги, у кого они есть, поэтому ни о каких непристойностях речь не идет. Дома же пары проявляют чувства друг к другу и поэтому предназначение легкой одежды — не мешать естественному процессу развития отношений.
Искин просветила их об этих особенностях культуры Тиргионэтли и каждое утро свежая одежда появляется возле уютного «лежбища», похожего на кровать.
«С волками жить, по-волчьи выть», — пробормотал тогда Ками и затих.
Спят они в разных комнатах и туалет у каждого отдельный. Не человеческий, конечно, но удобный.
Одним словом, у Токхо и Ками есть все, что только может быть у разумного существа, за исключением одного: свободы. Цена свободы — создание семьи homo.
Кас называет их «хомо», Хагдор говорит «гомо», а Иви произносит homo sapiens со странным акцентом, наверняка так, как выговаривали еще римляне в далекой-предалекой галактике на родине человечества много тысяч лет назад.
Токхо глубоко вдыхает воздух планеты Тиргионэтли. Звезда Квилли в зените. Но для него она по-прежнему «солнце».
— Ками, — произносит он вслух имя соплеменника.
Никто не отзывается.
«Райский сад, — думает Токхо. — И даже «змий» есть. Беременный и не собирающийся кормить их никакими «яблоками». Не до яблок Касу, он о своем яйце заботится».
То ли от тепла, то ли от всепоглощающего ощущения безопасности, то ли от мыслей о Ками Токхо возбуждается и складки хитона не скрывают физиологические проявления. Он продолжает фантазировать. Достаточно развязать пояс, и можно заниматься сексом в свое удовольствие, касаясь своим телом тела другого. Снизу, сверху — как угодно. В райском саду дозволено все, даже секс двух мужчин. Их с Ками никто не осудит. Искин рассказала им, что как только соития станут регулярными, тело одного из них, наиболее сильно желающее выносить потомство, трансформируется, следуя за естественным намерением существа, а тело второго примет форму, позволяющую оплодотворить существо. Человека. Мужчину.
Запретные мысли поглощают Токхо.
Не торопясь, он идет по саду, углубляясь в заросли лиан, кустов и деревьев. Неподалеку журчит ручеек. В нем плавают животные, но Токхо по инерции называет их рыбками. Сколько они уже здесь? Неизвестно. Время им не говорят, чтоб не препятствовать естественному его течению.
Кассшаиалин еще не родил. Хагдор превращается в шестилапого тигрольва по вечерам и нервно помахивает хвостом с кисточкой, обходя свои владения. Гуляет, пока его муж чистит ногти, когти и прочую змеиную шкурку. Змеи несут яйца. Землянам лучше в это время не попадаться Хагдору на глаза.
Токхо останавливается возле ручейка, отвлекается на рассматривание рыбок, а затем снова вспоминает о втором человеке здесь.
— Ками, — негромко повторяет он. — Сукин ты сын. Мне больше некого здесь любить…
— С жестянкой лижись во сне, — слышит Токхо голос Ками.
— Ты тоже любишь это место?! — радостно восклицает Токхо, улыбается и оборачивается. — Здесь прекрасно, правда?
— Хуявда, — хмуро отвечает Ками. — Без конца вижу мерзкие сны, в которых сосусь с тобой.
Токхо, чувствует, как гаснет его радость и счастье. Он виновато опускает взгляд и пятится, сохраняя дистанцию. «Распустил слюни, обрадовался», — укоряет он себя. Сквернословие Ками возвращает его к реальности. Оплеуха и та была бы менее травмирующей, чем мат.
«Я хочу жить, хочу радоваться!» — кричит мысленно Токхо и это стремление поглощает его. Он подымает голову и смотрит Ками в глаза.
— Можно без мата? Не хочу грязи в прекрасном месте. В раю наверное было не так красиво, как здесь! Ками… У тебя и имя теперь звучит как песня… А может и лучше…
— Большой и чистой любви хочешь? — скалится Ками.
— Даже если так?! — сжимает кулаки Токхо. — Даже если так, что ты мне сделаешь? Здесь алканов, гопников и остальных люмпен-упырей нет. Здесь мне никто не запретит думать о тебе, радоваться и мечтать! Мне здесь лучше, чем было на Земле и назад я не хочу. А ты? Ты хочешь? — сверлит он взглядом Ками. — Хочешь обратно в свой дом без нормального сортира, в нищету? Тебе нечего было дать своей девушке!
— Моя бывшая девушка — не твоего ума дело, — бычится Ками.
— А вот и моего! Я в нее тоже был влюблен. Только о друге думал и о том, что мне ей дать нечего в этой поганой жизни из-за болячек, от которых только мой призрак и остался. Я не дожил даже до тридцати там.
— Сука, — шипит Ками.
Токхо бьет по больному. Ни разу больше Ками не видел ее во сне. Только его, тыкающего теперь носом в говно. Научился у инопланетян и жестянки.
— Без мата, — холодно и резко отвечает Токхо.
***
Ками умолкает, невольно выполняя просьбу, вернее приказ.
«Быть тебе, дурак, снизу, — опускает глаза Ками. — Помыкать собой позволяешь».
Токхо разворачивается и уходит быстрым шагом.
Ками смотрит ему вслед, а затем на «рыбок», переливающихся всеми цветами радуги.
«Радужная зараза», — думает он и продолжает смотреть на резвящихся в прозрачной воде животных.
«У него карие глаза. Как у меня, только темнее. И сильный… Какой же он сильный, с каждым днем все сильней. А я… Я выполняю его приказ…»
Слезы выступают у Ками на глазах. Он вытирает их и пялится на радужных зверьков. Ему очень нравится это место: в нем безмолвное счастье окутывает душу, а тишина нарушается только редкими всплесками выпрыгивающих из воды «рыбок».