1971

Само собой первый на меня бросился здоровяк а-ля швед. Он рассчитывал снести меня размашистым ударом в висок, я подшагнул под его руку, пригнулся и сильно ткнул парня в солнечное сплетение деревянным клинком. Круглый конец палки погрузился в тело нападавшего, тот охнул и ничком повалился на пол. Ну а чего ты хотел? Площадь соприкосновения деревянного ножа – прикинь! Он и пресс пробьет на раз! Кулак бы удержал прямыми мышцами живота, а вот такой «тупой» клинок – нет!

Первый еще падал, сраженный ударом, когда я в ритме вальса переместился ко второму парню (они прыгнули на меня со спины) и без долгих предисловий ткнул его ножом под челюсть. Готов! Бить сильно я не стал – тут очень опасно, можно и гортань сломать, но парень задохнулся, схватился за горло и вышел с ковра без всякого напоминания забывших о своих обязанностях тренеров.

Остался один. Он растерянно стоял, смотрел на бесчувственного товарища, на другого, кашляющего так, что из глаз текли слезы, и не решался что-то предпринять. И тогда я шагнул к нему сам – почертил в воздухе клинком устрашающие восьмерки, а затем без затей пнул противника в голень. Когда же парень охнул и нагнулся, непроизвольно попытавшись схватиться за ногу, – «воткнул» ему клинок в грудь.

Все это дольше описывать, чем делать. На бой ушло несколько секунд, растянувшихся для меня в минуты. В бою нередко время приобретает странные свойства – оно будто тянется, изменяет свои параметры, и то, что в обычной жизни ты не успеешь, в бою успеваешь легко и без проблем. По крайней мере, у меня это так происходит.

Молчание. Тяжело дышит парень на ковре. Потирая грудь и ногу, лежит скрючившись второй, третий хрипит, держась за грудь. Все замерли, вытаращив глаза, будто увидели привидение.

– Убиты! – коротко пояснил я, будто это и так не было видно. – Помогите парню, что там с ним?

Я указал на первого «уроненного» мной противника, и к нему сразу бросились коллеги. А сам продолжил говорить:

– Вы напрасно думаете, что от ножа так легко уйти. Единственный ваш шанс – это бронежилет. Но и в этом случае остаются открытыми лицо, шея, ноги. Умелый боец с ножом может победить целую группу безоружных или не безоружных, но слабо обученных бойцов. Таких, как вы.

Я усмехнулся и под ворчание товарищей поверженных бойцов пошел к скамье у стены. В спину мне раздался возмущенный голос:

– Ерунда это все! Случайность! Они просто не хотели вас бить! Побоялись угробить! А если бы все было по-настоящему, точно бы скрутили!

– По-настоящему? – нехорошо улыбнулся я. – Хорошо. Подбери себе четверых самых сильных бойцов. Я буду биться против пятерых. С этим ножом. Только потом пеняйте на себя. Можно все! Бейте как хотите! Ну и я… по мере возможности. Готов? Не испугаешься?

– Не испугаюсь! – Тот самый, с восточными чертами лица. Надо будет с ним повнимательнее. Азиаты – они очень шустрые в рукопашке. Вообще-то рукопашку, можно сказать, они и придумали – сил нет снести одним ударом, как северный громила, так надо бить по точкам малыми силами. Ну, я так думаю. Впрочем, и не только я.

– Может, не надо? – шепнул Виктор, наклонившись к моему уху. – Не стоит? Как бы скандала не было!

– Как Андрей скажет, – пожал плечами я. – Если остановит бой, решит, что достаточно, я не против отменить. Сам я уже не могу – выглядеть будет нехорошо. Решат, что я струсил. А я не люблю, когда кто-то решает, будто я трушу. Андрей, ты как? Не против? Могут быть травмы!

– Будут – так тому и быть! – сквозь зубы, зло процедил чужой тренер. – Мне тоже кажется, что ребята нарвались случайно! Нахрапом полезли – вот и огребли! И поделом! Надо рассчитывать силы, надо уважать противника, а не кидаться очертя голову! Сейчас я их проинструктирую, ослов эдаких!

И тренер ринулся к перешептывающимся подопечным, а Виктор снова обратился ко мне:

– Ты это… аккуратнее, ладно? Не убей! И не покалечь! Ну его на фиг, скандал этот! Андрей так-то парень нормальный, но если кого-то зашибешь… в общем, думай, прежде чем делать!

Я кивнул – не стал говорить, что и не собирался никого убивать. И калечить – тоже. Но ведь сломанная рука или нога не считаются «калечением»? Или считаются? Но это уже не мои проблемы. Не фиг было говорить, что все случайно получилось. Понимаю, что обидно, но…

Тренер к тому времени закончил инструктаж подопечных, и они собрались в центре ковра, ожидая меня. А я вздохнул, взял в руку «нож» и пошел на сближение с противниками, сопровождаемый шепотом Виктора:

– Помни, что я сказал! Давай без этого!

Без чего такого «этого», он не пояснил, но в принципе все понятно. Они, значит, меня будут бить, а я не моги ответить, а то будет скандал! Нет уж, дорогой товарищ, хрен тебе через всю шею на воротник!

Подобралась группка неплохая: этот самый азиат и еще четверо парней вроде него – плечистых, крепких, не очень высоких, но видно, что сильных и быстрых. Видать, из той же спецроты для усмирения заключенных.

Я встал в трех шагах от них, расслабленно держа в пальцах «нож» и легкомысленно шевеля им туда-сюда, туда-сюда… поигрывая, как гаишник жезлом. И не глядя на противников – смотрю куда-то над их головами и вроде как не замечаю, что передо мной стоят пятеро злых парней. Чего ожидать от такого расслабленного мужика далеко за сорок? Седого и грузного и, похоже, медлительного, в отличие от них, молодых и шустрых!

Когда тренер крикнул: «Начали!» – я рванул вперед с такой скоростью, что мне позавидовал бы нападающий лучшей команды американского футбола! Двое из ближе всего стоявших от меня парней отлетели, как кегли, сбитые моей стокилограммовой тушей. Они не ожидали от меня такой прыти, такого ускорения. А вот мои ученики знали, насколько я могу быть быстрым, и начали хохотать и хлопать в ладоши, как в театре. А еще – вопить что есть мочи: «Дави, Семеныч! Так их, бестолковых!»

Первым я завалил того самого азиата, потому что он был самым опасным. А надо вычленять из группы самого опасного и в первую очередь валить именно его. Это имеет психологическое значение. Остальные сразу впадают в ступор, затормаживаются.

Так оно и вышло – азиат попытался поймать меня на прием, что-то из арсенала дзюдо, я позволил ему вцепиться в мою куртку и просто полоснул ножом по горлу:

– Убит!

Он не сразу отцепился, потому пришлось еще добавить пинок в пах, после которого он со стоном упал на колени.

– Я же сказал – убит! Выполняйте правила, черти! Иначе последних яиц лишитесь, предупреждаю! – прорычал я сквозь зубы, отвел удар одного шустрика и ткнул его ножом в подмышечную впадину: – Убит!

Парень охнул от боли, тычок был сильным, и понуро сошел с ковра. Начали подниматься сшибленные мной двое парней – лежали они секунды три, – одному я хорошо заехал локтем в челюсть, второму – кулаком в грудь. Мог бы и «ножом», но тут было бы тогда спорно – то ли был укол, то ли нет. Нож-то ненастоящий, как проверишь? А мне нужна чистая победа! В общем, пробежал между ними и добил. Одного полоснул по горлу, схватив за волосы и отогнув голову, второго просто ткнул в шею – сильно, наверное, он ойкнул и с гримасой боли откинулся на ковер, зажав место ушиба. Но где мне было соразмерять силы? Быть бы живу! У нас же реальный бой, как вы и хотели!

Оставшийся в живых меня испугался, попятился назад под смех зрителей. Я рванулся к нему, кувыркнулся и в подкате всадил «нож» ему в живот. Все. Бой закончен!

Пот лился по лицу, майка под курткой вся мокрая. Выложился я почти по полной. Все-таки парни крепкие, а я не на пике своей формы. Кстати, вот оно и проявилось – возраст, растренированность, лишний вес. Немного лишнего веса, но все-таки есть. И суставы уже не так действуют, как в двадцать пять лет. Печально! Но… буду работать над собой!

Все закончилось в общем-то вполне мирно. Не считая опухших челюстей и здоровенных синяков. Парни оклемались и потом долго, уважительно трясли мне руку, спрашивая, где я так поднаторел с ножом, и понимающе кивая, когда я говорил, что это военная тайна. Наверное, они решили, что я какой-то такой шпион вроде Джеймса Бонда и, выйдя на пенсию, развлекаюсь, тренируя оперов. Нет, не шпион, а разведчик – шпионы только у врагов.

Помылся в душе, оделся, бросив потную майку в сумку к не менее потным штанам и куртке, и наконец-то побрел домой. Сегодня был трудный день – и морально, и физически. Вначале в райкоме пытались разорвать мой разум, потом в зале – уже все мое тело. Для моего пятидесятилетнего организма это все-таки было слишком.

Тренеры звали меня пить чай, посидеть, поговорить, но я отказался, мотивировав тем, что слишком устал и что, пока я совсем не свалился, пока разогрет и «на ходу», лучше уж пойду домой. Потом как-нибудь посидим за столом. Будет еще время. Попрощался и вышел в морозную темень вечера.

До дома добрел без приключений, чему и был несказанно рад. Не надо мне сейчас никаких уличных грабителей, не надо никаких военных приключений – просто добрести до кровати и упасть, заснуть, забыться. Усталость накопилась – не только за сегодня, а за все дни, что нахожусь в этом мире. Не радовали ни успехи на ниве литературы, ни то обстоятельство, что я теперь довольно-таки богат по меркам этого времени. У меня на сберегательной книжке скопилось около ста тысяч рублей, и за эти деньги можно было много чего купить. Например, двухэтажный дом в центре города. Три двухэтажных дома. Со всеми удобствами. Или семь штук трехкомнатных кооперативных квартир в «профессорском» доме на Ленинском проспекте в Москве.

Честно сказать, мне эти деньги не особо-то были и нужны. Нет, ну так-то нужны – не верю тем, кто говорит, что ему ну совсем, прямо вот совсем не нужны деньги! Как сказал один мой знакомый: «Не люблю бессребреников – они-то больше всего и воруют!» Я не бессребреник. И денег заработать хочу. Но только для того, чтобы быть свободным. Деньги, что бы там ни говорили, делают свободным. Они освобождают тебя от унизительной необходимости все время думать, как эти самые деньги добыть. Как сделать так, чтобы ты и твоя семья не голодали.

Знаю, плавали. Прекрасно помню девяностые годы. Даже вспоминать противно…


А так – если мне хватает денег на самые необходимые нужды – зачем они мне еще? По ресторанам кутить? Я этого не люблю. Не мот. И в карты не играю. И на ипподроме бабло не просаживаю.

Кстати, надо подумать, куда вложить эти деньги. Может, накупить квартир в Москве? А почему бы и нет? Кооперативные квартиры – как частная собственность. Могу в них и не жить. Это из государственной квартиры, если ты долго не живешь в ней, тебя могут выселить, отдать квартиру другому. А с кооперативной такой фокус не прокатывает. А если представить, сколько будут стоить квартиры через двадцать лет!

Тогда, может, лучше накупить участков под строительство частных домов? Где-нибудь в Подмосковье, там, где участки будут в двухтысячных стоить огромных денег?

Ха! Не прокатит! Это тебе не 2018 год! Во-первых, твоими действиями сразу заинтересуется ОБХСС – с какой целью скупаешь участки? И на какие шиши?

Во-вторых, если там ничего не будет построено – участок просто отберут! Нельзя держать участок земли и ничего на нем не строить. Закон такой. Хоть фундамент, да должен стоять. А возиться со строительством… оно мне надо?! Я и на своих книгах бабло заколачиваю – дай бог всем так зарабатывать! Сам в шоке!

Сейчас бы хейтеры завыли: «Ага! Бабло заколачивает! А не Книгу пишет! Вот он, стяжатель, ремесленник от литературы! Вот он, графоман!»

Дебилы! Графоман тот, кто пишет без денег и кладет свои опусы в стол! Потому что их никто не хочет читать – ни за деньги, ни просто так, а он не может не писать! Вот что такое настоящий графоман! А я работаю за деньги и пишу за деньги! И делаю это вполне неплохо – добротно и людям нравится. А если людям нравится, какого черта вы воете, жалкие твари? Завидуйте молча! Пованивайте там у себя на Флибустах и Либрусеках – мне плевать! И в 2018-м было плевать, и сейчас, в 1971-м, – тем более.

А квартиру я куплю. И машину куплю – «жигуленок». Пока что только «копейки» делают, так ну и что? Первые «копейки» славились качеством. Их еще не успели испоганить. Пока что это «Фиат». И все лучше, чем на этой дурынде «Волге» кататься. Зачем мне такая здоровенная машина? Только внимание привлекать. Пусть Зина на ней катается. Как только «жигуленок» куплю, так и верну ей «Волгу», и совесть будет чиста.

Зина не спала, ждала меня. Знала, что я на собеседование ходил, волновалась. Когда рассказал ей, как все прошло, облегченно вздохнула и повела меня ужинать. Поздновато, да, но есть хотелось неимоверно – нагулял аппетит. А потом в постель. И сегодня мне было не до сексуальных игрищ.

Проснулся утром, когда Зина уже уехала. Неторопливо встал, почистил зубы, умылся. В одних трусах побрел на кухню, где нашел накрытый белым полотенцем завтрак – холодный омлет, молоко и варенье. Достал не очень свежий батон, обследовал его на предмет плесени, таковой не нашел, нарезал на кусочки и приступил к завтраку. Есть не хотелось, но завтрак – самый важный дневной прием пищи. Не поешь, потом будешь себя чувствовать совершенно отвратительно.

Так же медленно и расслабленно помыл посуду, поставил в шкафчик. Потом с минуту соображал: то ли вернуться в постель и валяться до обеда, как морская звезда, нажравшаяся моллюсков, то ли продолжить ковать бабло с помощью пишущей машинки. Ни к какому выводу не пришел, отправился в большую комнату, включил телик и уселся в кресло, глядя и слушая то, что подавали мне из этого зомбоящика. Слушать особо было нечего – диктор важно вещал о новых победителях соцсоревнований, о том, как надо углу́бить и улучшить, но под это бормотание очень приятно засыпать. Несут хрень, ну и пусть несут. А я буду дремать в кресле, как нажравшийся вкусной еды кот. Коты умеют наслаждаться покоем!

Посидел, подремал под бормотание зомбоящика минут сорок и все-таки побрел в свой рабочий кабинет. Надо работать! Надо поддерживать свое реноме «человека – пишущей машинки»! Пусть завидуют, пусть злопыхают, пусть кидаются дерьмом – а я буду писать! И лучше писать, чем они!

Задумался – а что потом писать? Ну вот закончу я «Неда», и что тогда? Какую книгу, какую серию начать вспоминать? «Звереныша», наверное. В нем нет никаких параллелей с Землей – если только завуалированные. «Обличающие пороки средневекового общества».

А можно и «Чумную планету» запустить. А что, ничуть не хуже какого-нибудь Хайнлайна! И весело, и задорно! Только чуть подработать под советские реалии, а то так по заду плеткой надают за секс-сцены…

Вообще все секс-сцены в моих книгах – это некий протест против засилья в фантастике странных героев, которые не писают, не какают, не занимаются сексом, а думают исключительно о возвышенном. Вот вроде хороший роман «Волкодав», но то, что он писан женщиной, – прет со всех дыр. Ходит себе по миру такой здоровый мужик и боготворит женщин. И не занимается сексом – никогда! Да что же это такое?! Ну как нормальный молодой мужик, которому меньше тридцати лет, не может хотеть заниматься сексом?! Как он вообще может без него обходиться?! Авторица-то сама понимала, что она пишет?! Это женщины могут без секса, да и то далеко не все, а мужчины… Сказано: «Женщина для мужчины – цель, мужчина для женщины – средство!» Средство! Женщины еще не научились рожать детей без участия какого-никакого мужчины. А то бы мы им и на фиг не нужны были. А вот мужчины без женщин – это просто невозможно. Инстинкт гонит нас на поиски женщин, и никакие увещевания инстинкт не заглушат. Потому странен мне книжный герой, обходящийся без женщин, – а не гомосексуалист ли он?! И женщина этого понять, увы, не может.

Кстати, а может, переработать моего «Лекаря»? Первый мой изданный роман? Старенький, конечно, слабенький, но такого сейчас точно нет! И еще долго не будет! Переложить на современные мотивы, повыреза́ть сцены секса, облагородить поведение героев (никаких оргий, черт подери! «Руссо писатель – облико морале!») и запустить роман в издательство. А что – законченная серия и была вполне себе популярна у читателей. И в 2018 году читали и даже хвалили. Так почему бы и нет? Да, наверное, так и сделаю. Хотя… можно и «Волшебника с изъяном» запустить. Хотя серия и не закончена, но читателю нравилась. Веселая, почти подростковая.

М-да… когда есть выбор (а он есть! шестьдесят с лишним книг!) – получается эффект буриданова осла, стоящего на равном расстоянии между двумя абсолютно одинаковыми охапками сена и не способного принять решение. Надо будет хорошенько подумать – ошибиться мне нельзя. Проанализировать вкусы советского читателя, учесть возможность издания за рубежом и… выбрать. Наконец-то выбрать!

Есть и еще возможность: я ведь помню всего Гарри Поттера – читал. И могу просто переписать его слово в слово. Но… не хочу. Брезгую почему-то. И еще – уверен, что заработаю именно на своих книгах. Это в моем времени они тонули в трясине рукописей, лишенные поддержки издательства, – ни малейшей рекламы, никакого продвижения, ничего. А тут конкурировать не с кем. Стругацкие пишут совсем другое, фэнтези у них и не пахнет, то же самое остальные фантасты. А Федины и Мухины-Петринские мне вообще не конкуренты. Нужно ковать железо, пока… его не уперли. Вот так! Вдруг кто-то еще из советских фантастов начнет писать фэнтези? И тогда все, начнется поток фэнтезятины.

Решу, в конце концов, и напишу. А что напишу – какая разница? Главное, чтобы угадать и попасть в мишень. То есть в советского читателя. Время еще есть, надо «Неда» добивать. Летом решу, какой серией продолжу.





* * *


В апреле я, как и обещал, поехал с Аносовым на стрелковые соревнования (их перенесли с 20 марта). Никаких особых происшествий не случилось – мы с его командой жили в гостинице на краю города, питались в столовой поблизости, ну и соответственно стреляли на соревнованиях. Честно сказать, мне было трудно – когда-то из меня буквально вытравляли спортивную стойку, вбитую в голову, казалось, до самой моей смерти. Вытянутая рука, левая за спину или в карман, выцеливаешь и… бах! Мишень-то никуда не убежит! И точно в тебя не пальнет! И вот если бы я так стрелял на войне – тут бы мне и конец пришел.

Меня учили стрелять интуитивно, практически не целясь. Поднял руку – бах! Или даже НЕ поднял. Прямо от пояса, как ковбои. Точность теряется, но на кой черт мне точность попадания в «десятку», если я стреляю по корпусу? Ну или в голову… Попал я в переносицу или в глаз – какая разница «мишени»? А тут… да еще и на предельные для «марголина» расстояния… Да и пистолеты совсем другие, не стандартные с конвейера: на стволе грузы-компенсаторы, рукоять самодельная ортопедическая – это тебе не рифленая рукоять стандартного пистолета.

В общем, с этими пистолетами кучность у меня упала. Я все равно попадал в силуэт, но не так, как обычно, – хуже. Зацеливался, нервничал, дергал за спуск. Вмешался Аносов: смотрел он, смотрел на мои мытарства и приказал:

– Хватит страдать ерундой! Стреляй так, как тебе удобнее! Поднял – выстрелил, и нечего зацеливаться! Только двумя руками, как ты любишь, – не надо. Слишком уж вызывающе… привлекает внимание. От пояса палить тоже не надо – ковбойство, засмеют. И опять же – засветишься. А вот быстрый подъем и сразу выстрел – это нормально. Руководствуйся интуицией, как тебя учили.

Ну я и руководствовался. Третье место занял. Норматив кандидата в мастера спорта. Ну да, не первое место, но на кой черт мне первое? Да и третье-то за счастье! Там сотня народу была, кроме меня!

Домой возвращались на том же самом пазике, автобус был выделен каким-то предприятием, и водитель жил с нами вместе в гостинице. Впрочем, жизнью это назвать было трудно: с утра он нажирался, в обед просыпался, чтобы перекусить и снова нажраться, – и так до вечера. Ну вот что за жизнь такая? Как так можно? И что хорошего в том, что ты валяешься бесчувственной тушей и не реагируешь на раздражители вроде пощечин и пинков?

Пришлось этого горе-водилу лишить всех денег накануне нашего отъезда (чтобы на спиртное не тратил) – я забрал у него бумажник, а когда мужик попытался на меня пьяно наехать, типа: «Кули по карманам лазишь?! Я щас тебе…» – слегка его глушанул, крепко врезав под дых. Мужик заблевал весь пол, что тоже способствовало скорому протрезвлению – вместе с блевотиной вышли и остатки яда, именуемого «Столичная особая».

Вот же и не боится человек ехать с похмелья! А если остановят, проверят на алкоголь? С похмелья же! Отберут права – чем будешь зарабатывать, придурок?! Подсобником на стройку пойдешь?

Впрочем, в этом времени гаишники так, как у нас, не свирепствовали и смотрели на похмельных водил сквозь пальцы – если те не сильно борзели. А если и борзели – всегда была возможность откупиться. За редким исключением, конечно, и только подтверждающим правила.

В двухтысячных, по-моему, поставили памятник одному гаишнику, который вообще не брал взятки и строго соблюдал закон. Легендарный гаишник. Однажды, рассказывают, он оштрафовал за нарушение ПДД своего тестя. Но такой один на тысячи стандартных «гайцев».

Добрались до дома нормально, без всяких там приключений. Ребята в команде подобрались хорошие – веселые, большинству двадцать пять – тридцать лет, не больше. Ехали, рассказывали всякие истории, анекдоты, смеялись. Только водила был хмурым и смотрел на меня с неприкрытой ненавистью. Но мстить боялся – по понятным причинам.

Я в команде был самым старшим. Аносов объяснил парням и девчонкам, что я военный в отставке и что он попросил меня закрыть брешь в упражнении на двадцать пять метров из пистолета. Они все в основном были винтовочниками. Потому, видимо, Аносов и не настаивал, чтобы я выступил с винтовкой – своих «бойцов» хватает. А между прочим – зря. Я бы им показал, как стреляет снайпер спецназа…

Двадцать пятого апреля позвонил Махров и пригласил в Москву. Снова вагон СВ (уже привычка!), снова брякающая в граненом стакане РЖД ложечка, снова сосед, в этот раз какой-то научный сотрудник, отправляющийся в командировку. Но, слава богу, этот попутчик оказался молчаливым, и за все время мы перебросились хорошо если десятком фраз.

В этот раз я пошел ужинать в ресторан. Обожаю есть в вагоне-ресторане! Сидишь, а за окном пролетают столбы, перелески, забытые богом и людьми полустанки… степь и леса, степь и леса… Родина моя! Так и хочется запеть: «Поле… русское по-о-оле-е!» Жалко, что мне медведь на ухо наступил, а то я бы еще и певцом стал. И берегись тогда эстрада – с моей-то абсолютной памятью! Кстати, а почему бы и нет? Певцом мне не стать, а вот «сочинять» тексты и музыку к песням – это запросто. Главное – знать нотную грамоту. А мне ее выучить – раз плюнуть.

Но это когда-нибудь. Если надоест писательствовать. А пока мне и писательства хватает выше крыши. Вот чего мне не хватает – это самого простенького компьютера. И принтера. Как меня достали эти пишущие машинки! Эти копирки, которые едва оставляют след на бумаге! Приходится постоянно нанимать машинисток и печатать несколько экземпляров романа.