50 оттенков свободы
Часть 28 из 64 Информация о книге
— Ты действительно хочешь знать? — Неужели все настолько плохо? Он пожимает плечами. — Бывало и похуже, — шепчет он. Нет! Неужели он имеет в виду себя? Перед глазами — маленький Кристиан, грязный, напуганный и потерянный. Я обнимаю его, прижимаюсь крепче, натягиваю на него простыню и ложусь щекой ему на грудь. — Что? — спрашивает он, озадаченный моей реакцией. — Ничего. — Нет уж. Давай признавайся, в чем дело? Я поднимаю глаза, оцениваю его встревоженное выражение и, вновь прильнув щекой к груди, решаю рассказать. — Иногда я представляю тебя ребенком… до того, как ты стал жить с Греями. Кристиан застывает. — Я говорил не о себе. Я не хочу твоей жалости, Анастейша. С тем периодом моей жизни давно покончено. — Это не жалость, — потрясенно шепчу я. — Это сочувствие и сожаление — сожаление о том, что кто-то способен сделать такое с ребенком. — Я перевожу дух: живот как будто перекручивает, слезы вновь подступают к глазам. — С тем периодом твоей жизни не покончено, Кристиан, как ты можешь так говорить? Ты каждый день живешь со своим прошлым. Ты же сам мне сказал: пятьдесят оттенков, помнишь? — Мой голос едва слышен. Кристиан фыркает и свободной рукой гладит меня по волосам, но молчит, и напряжение остается при нем. — Я знаю, что именно поэтому ты испытываешь потребность контролировать меня. Чтобы со мной ничего не случилось. — И, однако же, ты предпочитаешь бунтовать, — озадаченно ворчит он, продолжая гладить меня по голове. Я хмурюсь. Вот черт! Неужели я делаю это намеренно? Мое подсознание снимает свои очки-половинки, покусывает дужку, поджимает губы и кивает. Я не обращаю на него внимания. Ерунда какая-то. Я ведь его жена, не его саба, не какая-нибудь случайная знакомая. И не шлюха-наркоманка, какой была его мать… черт. Нет, не надо мне так думать. Вспоминаю слова доктора Флинна: «Просто продолжайте делать то, что делаете. Кристиан по уши влюблен… это так приятно видеть». Вот оно. Я просто делаю то, что делала всегда. Разве не это в первую очередь привлекло Кристиана? Сколько же в нем противоречий! — Доктор Флинн сказал, что я должна тебе верить. Мне кажется, я верю… не знаю. Возможно, это мой способ вытащить тебя в настоящее, увести подальше от твоего прошлого, — шепчу я. — Не знаю. Наверное, я просто никак не могу привыкнуть к твоей чересчур бурной реакции на все. Он с минуту молчит. — Чертов Флинн, — ворчит себе под нос. — Он сказал, что мне следует и дальше вести себя так, как я всегда вела себя с тобой. — Неужели? — сухо отзывается Кристиан. Ладно, была не была. — Кристиан, я знаю, ты любил свою маму, и ты не мог спасти ее. Тебе это было не по силам. Но я не она. Он снова цепенеет. — Не надо. — Нет, послушай. Пожалуйста. — Я поднимаю голову и заглядываю в серые глаза, сейчас парализованные страхом. Он затаил дыхание. Ох, Кристиан… У меня сжимается сердце. — Я не она. Я гораздо сильнее. У меня есть ты. Ты теперь намного сильнее, и я знаю, что ты любишь меня. Я тоже люблю тебя. Между бровей у него появляется морщинка, словно мои слова — не то, чего он ожидал. — Ты все еще любишь меня? — спрашивает он. — Конечно, люблю. Кристиан, я всегда буду любить тебя. Что бы ты со мной ни сделал. — То ли это заверение, которое ему нужно? Он выдыхает, закрывает глаза, но в то же время крепче обнимает меня. — Не прячься. — Приподнявшись, я беру его руку и убираю с его лица. — Ты всю жизнь прятался. Пожалуйста, не надо больше, не от меня. Он недоверчиво смотрит на меня и хмурится. — Прятался? — Да. Он неожиданно переворачивается на бок и подвигает меня так, что я лежу рядом с ним. Протягивает руку, убирает волосы с моего лица и заправляет за ухо. — Сегодня ты спросила, ненавижу ли я тебя. Я не понимал почему, а сейчас… — Он замолкает, глядя на меня так, словно я — полнейшая загадка. — Ты все еще думаешь, что я ненавижу тебя? — недоверчиво спрашиваю я. — Нет. — Он качает головой. — Теперь нет. — На лице написано облегчение. — Но мне нужно знать… почему ты произнесла пароль, Ана? Чувствую, что бледнею. Что мне ему сказать? Что он напугал меня? Что не знала, остановится ли он? Что умоляла его, а он не остановился? Что не хотела, чтоб все переросло в то… что было здесь однажды? Меня передергивает, когда вспоминаю, как он стегал меня ремнем. Я сглатываю. — Потому… потому что ты был таким злым и отстраненным… холодным. Я не знала, как далеко ты зайдешь. Прочитать что-то на его лице невозможно. — Ты дал бы мне кончить? — Мой голос чуть громче шепота, и я чувствую, как краска заливает щеки, но удерживаю его взгляд. — Нет, — в конце концов говорит он. Черт. — Это… жестоко. Костяшками пальцев он нежно гладит меня по щеке. — Зато эффективно. — Смотрит на меня так, словно пытается заглянуть в душу, глаза потемнели. Проходит вечность, и он признается: — Я рад, что ты это сделала. — Правда? — Я не понимаю. Кристиан криво усмехается. — Да. Я не хочу причинить тебе боль. Меня занесло. — Он наклоняется и целует меня. — Я чересчур увлекся. — Он снова целует меня. — С тобой у меня это часто случается. Да? И по какой-то непонятной причине эта мысль мне приятна… Я улыбаюсь. Почему это меня радует? Он тоже улыбается. — Не знаю, чему вы улыбаетесь, миссис Грей. — Я тоже. Он обвивается вокруг меня и кладет голову мне на грудь. Мы — сплетение рук, ног и алых атласных простыней. Я глажу его по спине, ерошу шевелюру. Он вздыхает и расслабляется. — Это значит, что я могу доверять тебе… остановить меня. Я ни за что не хочу причинить тебе боль. Мне нужен… — Он замолкает. — Что тебе нужно? — Мне нужен контроль, Ана. Как нужна ты. Это единственный способ моего существования. Я не могу отказаться от этого. Не могу. Я пытался… и все же с тобой… — Он расстроенно качает головой. Я сглатываю. В этом суть проблемы: его потребность в контроле и его потребность во мне. Не хочу верить, что эти две потребности так уж неразделимы. — Ты тоже мне нужен, — шепчу я и обнимаю его еще крепче. — Я постараюсь, Кристиан. Постараюсь быть внимательнее. — Я хочу быть нужным тебе. Вот так раз. — Ты нужен мне! Еще как! — горячо говорю я. Да, нужен. Я так люблю его. — Я хочу заботиться о тебе, — шепчет он. — Ты и заботишься. Все время. Я так скучала, пока тебя не было. — Правда? — В его голосе слышится удивление. — Да, конечно. Ненавижу, когда ты уезжаешь. Чувствую его улыбку. — Ты могла поехать со мной. — Кристиан, пожалуйста. Давай не будем начинать этот спор заново. Я хочу работать. Он вздыхает, а я нежно тереблю его волосы. — Я люблю тебя, Ана. — Я тоже люблю тебя, Кристиан. Я всегда буду любить тебя. Лежим тихо, умиротворенные после промчавшейся бури. Слушая ровное биение его сердца, я медленно погружаюсь в сон. Я просыпаюсь, как от толчка, сбитая с толку. Где я? В игровой. Свет все еще горит, мягко освещая кроваво-красные стены. Кристиан снова стонет, и я сознаю, что это меня и разбудило. — Нет, — стонет он. Вытянулся рядом со мной, откинул голову назад, лицо искажено мукой. Вот черт! Снова кошмар. — Нет! — вскрикивает он. — Кристиан, проснись. — Я сажусь, сбрасывая ногой простыню. Опустившись рядом с ним на колени, хватаю его за плечи и трясу, а к глазам подступают слезы. — Кристиан, пожалуйста. Проснись! Глаза распахиваются, серые и безумные, зрачки расширены от страха. Он невидяще смотрит на меня. — Кристиан, тебе приснился кошмар. Ты дома. Ты в безопасности. Он моргает, шарит глазами по комнате и хмурится, видя, что нас окружает. Потом взгляд возвращается ко мне. — Ана, — выдыхает он и без предупреждения сжимает мое лицо обеими руками, рывком притягивает к себе, целует. Крепко. Его язык вторгается ко мне в рот, и я чувствую вкус его отчаяния и желания. Не дав даже вздохнуть, он наваливается сверху, вдавливая меня в твердый матрас кровати, его губы не отпускают мои. Одной рукой сжимает мой подбородок, другая лежит у меня на макушке, удерживая меня на месте. Он раздвигает коленом мне ноги и, не раздеваясь, устраивается у меня между бедер. — Ана, — хрипло выдыхает он, словно не может поверить, что я здесь, с ним. Долю секунды смотрит на меня, дав мне вздохнуть. Потом его губы — опять на моих, жадные, ищущие, требовательные. Он громко стонет, вжимается в меня. Напрягшаяся плоть таранит мою, мягкую. Я стону, и все накопившееся сексуальное напряжение прорывается наружу, заявляя о себе с удвоенной силой, воспламеняя тело желанием и страстью. Гонимый своими демонами, он пылко целует мое лицо, глаза, щеки, скулу. — Я здесь, — шепчу я, пытаясь успокоить его, и наши разгоряченные, прерывистые дыхания смешиваются. Я обвиваю его руками за плечи, подаюсь ему навстречу, трусь о него. — Ох, Ана, — выдыхает он. — Ты нужна мне. — Ты мне тоже, — горячо шепчу я. Мое тело отчаянно жаждет его прикосновений. Я хочу его. Хочу прямо сейчас. Хочу исцелить его. Хочу, чтоб он исцелил меня… Мне это нужно. Он тянет за пуговицу ширинки, секунду возится и… О боже. Еще минуту назад я спала. Он приподнимается и вопросительно на меня смотрит. — Да. Пожалуйста… — выдыхаю я охрипшим от желания голосом. Он погружается в меня полностью одним быстрым движением. — А-а-а! — вскрикиваю я, но не от боли, а от удивления. Какая страсть! Какое неистовство! Он стонет, и его губы вновь находят мои. Он врезается в меня снова и снова, и язык его тоже овладевает мной. Он движется лихорадочно, отчаянно, подгоняемый страхом, вожделением, желанием… любовью? Я не знаю, но с готовностью встречаю каждый его удар. — Ана… — рычит он почти нечленораздельно и кончает, изливаясь в меня — лицо напряжено, тело словно сдавлено тисками, — а потом валится на меня всем своим весом, тяжело дыша. И я снова остаюсь при своих. Вот черт. Сегодня не моя ночь. Моя внутренняя богиня готовится сделать себе харакири. Я обнимаю его, втягиваю в легкие воздух и чуть ли не корчусь под ним от неутоленного желания. Он выходит из меня, но не отпускает. Долго. Наконец качает головой и приподнимается на локтях, снимая часть веса. Смотрит на меня так, словно видит впервые в жизни. — Ох, Ана, Господи… — Наклоняется и нежно целует меня. — Ты в порядке? — выдыхаю я, гладя любимое лицо. Он кивает. Он потрясен и взволнован. Мой потерянный мальчик. Хмурится и напряженно вглядывается в меня, словно до него наконец доходит, где он. — А ты? — спрашивает он озабоченно. — М-м-м… — Я извиваюсь под ним, и спустя секунду он улыбается медленной чувственной улыбкой. — Миссис Грей, у вас есть свои потребности, — бормочет он. Быстро целует меня, затем слезает с кровати. Встав на колени возле кровати, хватает меня за ноги и подтягивает к краю постели. — Сядь, — бормочет он. Я сажусь, и волосы каскадом рассыпаются по спине, плечам и груди. Не отпуская от меня взгляд, он мягко разводит мои ноги в стороны. Я опираюсь сзади на руки, прекрасно зная, что он собирается делать. Но как… он же только что… — Ты такая невозможно красивая, Ана, — выдыхает он, и я смотрю, как его медно-каштановая голова опускается и прокладывает дорожку поцелуев вверх по моему правому бедру. Все мое тело сжимается в предвкушении. Он смотрит на меня сквозь длинные ресницы. — Смотри, — приказывает он, и вот его рот уже на мне. О боже! Я вскрикиваю — весь мир там, у меня между ног. И это невероятно эротично — наблюдать за ним. Наблюдать за его языком на самой чувствительной части моего тела. Он беспощаден, он дразнит, ласкает и боготворит. Я напрягаюсь, руки начинают дрожать от усилий сидеть прямо. — Нет… да… Он мягко вводит один палец. И больше не в силах этого выносить, я откидываюсь спиной на кровать, наслаждаясь этим ртом и этими пальцами на мне и во мне. Медленно и нежно он разминает это сладкое, чувствительное местечко внутри меня. И я не выдерживаю — взрываюсь, бессвязно выкрикивая, вторя его имя, когда сила оргазма буквально приподнимает меня с кровати. Мне кажется, я вижу звезды, настолько первобытное это чувство… Смутно улавливаю мягкие, нежные прикосновения его губ к животу. Протягиваю руку, глажу его по волосам. — Я еще не закончил с тобой, — бормочет он. И не успеваю я окончательно прийти в себя, вернуться в Сиэтл, на планету Земля, как он тащит меня с кровати к себе на колени, где уже приготовлено и ждет главное оружие. Кристиан входит в меня, заполняет меня всю, и я тихо вскрикиваю. — А… — выдыхает он и затихает, потом обнимает и целует. Он приподнимается, и наслаждение разгорается глубоко внутри меня. Он обхватывает меня сзади и, следуя за мной, ловит мой ритм. — А-а, — стону я, и его губы вновь оказываются на моих губах. Мы движемся медленно, вверх-вниз. Я обнимаю его за шею, отдаваясь этому мягкому ритму, следуя за ним. Я поднимаюсь и опускаюсь. Отклонившись назад, я откидываю голову, и рот мой широко открывается в безмолвном крике наслаждения. Я упиваюсь его нежными и бережными любовными ласками. — Ана… — выдыхает он и, наклонившись вперед, целует меня в шею и медленно скользит туда-сюда, подталкивая меня… выше и выше… так изысканно равномерно… Я ощущаю его тягучую чувственную силу. Блаженное удовольствие растекается внутри меня из самых глубин. — Я люблю тебя, Ана, — хрипло шепчет он мне в ухо и снова качает меня — вверх-вниз, вверх-вниз. Мои пальцы вплетаются ему в волосы. — Я тоже люблю тебя, Кристиан. Открываю глаза: он с нежностью смотрит на меня, и все, что я вижу, — это его любовь, ярко и отчетливо сияющая в мягком свете игровой комнаты; его ночной кошмар, похоже, позабыт. И, чувствуя, как тело приближается к освобождению, я сознаю, что именно этого и хотела — этой связи, этой демонстрации его любви. — Ну, же, детка, давай, — шепчет он. Я крепко зажмуриваюсь, мое тело напрягается от сексуального звучания его голоса, и распадаюсь на части, достигая блаженной кульминации. Он затихает, прислонившись лбом к моему лбу, и кончает сам с моим именем на выдохе. Кристиан бережно поднимает меня и кладет на кровать. Я лежу в его объятиях, опустошенная и счастливая. Он нежно водит губами по моей шее. — Теперь лучше? — шепчет он. — М-м-м. — Пойдем в постель или ты хочешь спать тут? — М-м-м. — Миссис Грей, поговорите со мной. — В его голосе проскальзывают веселые нотки. — М-м-м. — Это все, на что ты способна? — М-м-м. — Идем, я уложу тебя в постель. Не люблю здесь спать. Я неохотно поворачиваюсь к нему лицом. — Подожди, — шепчу я. Он моргает, глядя на меня широко открытыми глазами, такой расслабленный и невинный и в то же время такой чертовски сексуальный и довольный собой. — Ты как? — спрашиваю я. Он самодовольно, как подросток, улыбается. — Теперь хорошо. — Ох, Кристиан. — Я качаю головой и нежно глажу любимое лицо. — Я говорила о твоем дурном сне. Выражение его лица моментально леденеет, он закрывает глаза и сжимает кулаки, прячет лицо у меня на шее. — Не надо, — шепчет он хрипло и сдавленно. Сердце мое снова переворачивается в груди, и я крепко обнимаю его, глажу по спине и волосам. — Прости, — шепчу я, встревоженная его реакцией. Ну и как мне поспеть за этой стремительной сменой настроений? Что, черт побери, ему приснилось? Мне не хочется причинять ему еще больше боли, выспрашивая подробности. — Все хорошо, — мягко шепчу я, отчаянно желая вернуть того игривого мальчишку, каким он был минуту назад. — Все хорошо, — успокаивающе вторю я вновь и вновь. — Идем в постель, — тихо говорит он спустя некоторое время и высвобождается из моих объятий, оставляя во мне чувство пустоты и сердечной боли. Я неуклюже поднимаюсь, обернувшись атласной простыней, и наклоняюсь за своей одеждой. — Оставь, — говорит он и подхватывает меня на руки. — Не хочу, чтоб ты споткнулась о простыню и сломала шею. Я обвиваю его руками, дивясь тому, как быстро к нему вернулось самообладание, и нежно целую в шею, пока он несет меня вниз, в постель. Открываю глаза. Что-то не так. Кристиана рядом нет, хотя еще темно. Гляжу на электронный будильник: двадцать минут четвертого. Где же Кристиан? И тут я слышу звуки фортепиано. Быстро выскользнув из постели, хватаю халат и бегу через холл к гостиной. Мелодия, которую он играет, такая печальная — жалобная песня, что он уже играл раньше. Я останавливаюсь в дверях и наблюдаю за ним в круге света. Берущая за душу, печальная музыка наполняет комнату. Он заканчивает и начинает сначала. Почему такая грустная мелодия? Обхватив себя руками, я зачарованно слушаю. Но сердце болит. Кристиан, почему так печально? Неужели из-за меня? Неужели это моя вина? Он заканчивает, но только чтобы начать в третий раз, — и я больше не выдерживаю. Не поднимает глаз, когда я приближаюсь к фортепиано, но подвигается, чтобы я могла сесть с ним рядом на стул. Снова звучит музыка, и я кладу голову ему на плечо. Он целует мои волосы, но не останавливается, пока не доигрывает пьесу до конца. Я поднимаю на него глаза, и он настороженно смотрит на меня. — Я разбудил тебя? — Только потому, что ушел. Что это было? — Шопен. Одна из его прелюдий миминор. — Кристиан на мгновение замолкает. — Она называется «Удушье»… Я беру его за руку.