50 оттенков свободы

Новая мама садится за рояль. Она дотрагивается до белого и черного, и получается песня. Она нажимает на педали внизу. Иногда звук громкий, иногда тихий. Песня веселая. Лелиот тоже любит, когда мама поет. Мама поет про гадкого утенка. Она так смешно крякает. Лелиот тоже смешно крякает, делает руки как крылья и хлопает ими вверх-вниз. Как птица. Лелиот смешной.
Мама смеется. Лелиот смеется. Я смеюсь.
— Тебе нравится песня, Кристиан? — И у мамы опять это грустно-счастливое лицо.
У меня — чулок. Он красный, и на нем картинка: человек в красном колпаке и с большой белой бородой. Это Санта. Санта приносит подарки. Я видел картинки Санты. Но Санта никогда раньше не приносил мне подарков. Я был плохой. А Санта не приносит подарки плохим мальчикам. Теперь я хороший. Новая мама говорит, что я хороший, очень хороший. Новая мама не знает. Я не должен никогда рассказывать новой маме… но я плохой. Я не хочу, чтоб новая мама это знала.
Папа вешает чулок над камином. У Лелиота тоже есть чулок. Лелиот может прочитать слово на своем чулке. Там написано Лелиот. И на моем чулке есть слово. Кристиан. Новая мама читает его по буквам: К-р-и-с-т-и-а-н.
Папа садится ко мне на кровать. Он читает мне. Я держу одеяло. У меня большая комната. Иногда в комнате темно, и мне снятся плохие сны. Плохие сны про то, что было раньше. Новая мама приходит, когда мне снятся плохие сны. Она ложится и тихо поет песенки, и я засыпаю. От нее пахнет мягким, новым и красивым. Моя новая мама не холодная. Не как… не как… И мои плохие сны уходят, когда она спит со мной.
Приходил Санта. Санта не знает, что я был плохой. Я рад, что Санта не знает. У меня есть поезд, и самолет, и вертолет, и машинка. Мой вертолет может летать. Мой вертолет голубой. Он летает вокруг рождественской елки. Он летает над роялем и приземляется на белом. Он летает над мамой, и летает над папой, и летает над Лелиотом, когда тот играет с лего. Вертолет летает по дому, по столовой, по кухне. Он пролетает мимо двери в папин кабинет и летит наверх, в мою спальню, в спальню Лелиота, в мамину и папину спальню. Он летает по дому, потому что это мой дом. Мой дом, где я живу.
Понедельник, 9 мая 2011 г.
— Завтра, — бормочу я, отпуская Клода Бастиля, который стоит в дверях моего кабинета.
— Гольф на этой неделе, Грей. — Бастиль улыбается с легкой надменностью, зная, что победа ему обеспечена.
Я хмурюсь, когда он разворачивается и уходит. Его последние слова сыпят мне соль на рану, потому что, несмотря на мои героические попытки в спортзале нынче утром, персональный тренер задал мне жару. Бастиль — единственный, кому дозволяется взять надо мной верх, и теперь он жаждет новой крови. Я терпеть не могу гольф, но поскольку это одно из мест, где делается бизнес, приходится терпеть его уроки и там… Но, как ни неприятно это признавать, благодаря Бастилю я играю все лучше.
Когда я смотрю вдаль, на панораму Сиэтла, в душу закрадывается знакомая тоска. Настроение мое такое же мрачное и серое, как и погода. Дни сливаются в одну сплошную массу, и надо как-то отвлечься. Я работал весь уикенд, и сейчас, в ограниченном пространстве своего кабинета, не нахожу себе места. Странное ощущение после нескольких схваток с Бастилем, но от этого никуда не денешься.
Я хмурюсь. Отрезвляющая правда в том, что единственное, что заинтересовало меня в последнее время, это решение отправить два грузовых судна в Судан. Да, кстати, Рос должна прийти ко мне с цифрами и логистикой. Какого дьявола она задерживается? Вознамерившись выяснить, что она там копается, я бросаю взгляд на свое расписание и протягиваю руку к телефону.
О господи! Мне придется вытерпеть интервью с настойчивой мисс Кавана для какого-то студенческого журнала. Какого дьявола я согласился на это? Терпеть не могу интервью — глупые вопросы глупых, плохо информированных праздных идиотов. Звонит телефон.
— Да! — рявкаю я на Андреа, как будто это она виновата. По крайней мере, это интервью я могу урезать.
— К вам мисс Анастейша Стил, мистер Грей.
— Стил? Я ожидал Кэтрин Кавана.
— Пришла мисс Анастейша Стил, сэр.
Я недовольно хмурюсь. Ненавижу неожиданности.
— Пусть войдет, — бормочу я, понимая, что похож сейчас на раздраженного подростка, но мне плевать.
Так, так… Мисс Кавана, значит, не явилась. Я знаю ее отца, владельца «Кавана Медиа». У нас был совместный бизнес, и он производит впечатление мудрого дельца и здравомыслящего человека. Это интервью — одолжение лично ему, которое я намерен обналичить как-нибудь потом, когда мне будет удобно. И должен признаться, что мне даже любопытно взглянуть на его дочь, интересно посмотреть, далеко ли упало яблоко от яблони.
Какая-то суматоха в дверях заставляет меня подняться — и тут вихрь длинных каштановых волос, бледных рук и ног и коричневых сапог ныряет в мой кабинет головой вперед. Я закатываю глаза и, подавляя естественное раздражение на подобную неуклюжесть, спешу к девушке, которая приземлилась на четвереньки на полу. Беру ее за тонкие плечи, помогаю подняться.
Ясные, ярко-голубые смущенные глаза встречаются с моими, и я застываю на месте. Они самого необыкновенного цвета — простодушные дымчато-голубые, — и на один ужасный миг мне кажется, что она видит меня насквозь. Я чувствую себя… незащищенным. Эта мысль нервирует. У нее маленькое прелестное личико, которое сейчас пылает румянцем — невинным бледно-розовым. Интересно, мелькает у меня мысль, везде ли кожа у нее такая безупречная и как бы она выглядела, разогретая и раскрасневшаяся от ударов стека. Проклятье. Я останавливаю свои заблудшие мысли, встревоженный их направлением. Какого черта, о чем ты думаешь, Грей? Эта девушка слишком юна. Она изумленно таращится на меня, и я снова чуть не закатываю глаза. Да, да, детка, это всего лишь лицо, и красота только лишь внешняя. Мне хочется стереть этот открыто восхищенный взгляд из больших голубых глаз.
Что ж, Грей, давай немножко позабавимся.
— Мисс Кавана? Кристиан Грей. Вы не ушиблись? Присаживайтесь.
Опять этот румянец. Снова овладев собой, я разглядываю ее. В определенном смысле она довольно привлекательна — тоненькая, бледная, с гривой красновато-каштановых волос, с трудом удерживаемых заколкой. Брюнетка. Да, она очень даже ничего. Я протягиваю руку, и она начинает, заикаясь, извиняться и вкладывает свою маленькую ладошку в мою. Кожа у нее прохладная и мягкая, но рукопожатие удивительно твердое.
— Мисс Кавана заболела, я приехала вместо нее. Надеюсь, вы не возражаете, мистер Грей. — Голос у нее тихий, с легкой, нерешительной музыкальностью, она неритмично моргает, и длинные ресницы трепещут над этими большими голубыми глазами.
Не в силах скрыть нотки веселья в своем голосе, когда вспоминаю ее менее чем элегантное появление в моем кабинете, я спрашиваю, кто она.
— Анастейша Стил. Я изучаю английскую литературу вместе с Кейт, э… Кэтрин… э… мисс Кавана в штате Вашингтон.
Нервный и застенчивый книжный червь, а? Так она и выглядит: ужасно одетая, прячущая свою изящную фигурку под бесформенным свитером и прямой коричневой юбкой. Иисусе, она что, вообще не умеет одеваться? Девушка с волнением оглядывает мой кабинет, глядя куда угодно, только не на меня, замечаю я с веселой иронией.
Как может эта девушка быть журналисткой? В ней же нет ни капли самоуверенности, ни капли напористости. Она так очаровательно волнуется, вся такая робкая, мягкая… покорная. Я качаю головой, изумленный тем, куда заводят меня мои неприличные мысли. Пробормотав какую-то банальность, прошу ее присесть, затем замечаю, что она оценивающе разглядывает висящие в кабинете картины. Сам не понимая почему, объясняю:
— Местная художница. Троутон.
— Они очень красивые. Возносят обычное до необыкновенного, — мечтательно говорит она, залюбовавшись изысканной манерой письма. Профиль у нее изящный — вздернутый носик, мягкие полные губы, — и своими словами она точно отражает мои чувства. «Обычное возносится до необыкновенного». Какое тонкое наблюдение. А мисс Стил совсем не глупа.
Я бормочу согласие и наблюдаю, как румянец снова заливает ее лицо. Усаживаюсь напротив, силясь обуздать свои мысли.
Она выуживает из своей чересчур объемистой сумки помятые листки бумаги и портативный диктофон. Иисусе, какая же она неловкая, дважды роняет эту чертову штуку на мой журнальный столик. Она явно никогда раньше этим не занималась, но по какой-то неведомой мне причине я нахожу это забавным. Обычно подобная неуклюжесть чертовски меня раздражает, но сейчас я прячу улыбку под указательным пальцем и сдерживаю желание самому заняться всеми приготовлениями.
Когда она все больше и больше нервничает, мне приходит в голову, что я мог бы усовершенствовать ее моторику с помощью стека. Правильно использованный, он может заставить подчиниться даже самых норовистых. Эта непрошеная мысль заставляет меня заерзать в кресле. Девица коротко вскидывает на меня глаза и прикусывает нижнюю губу. Черт меня побери! Как же я раньше не обратил внимания на этот рот?
— Прошу прощения. Я еще с ним не освоилась.
Вижу, детка, иронично думаю я, но сейчас мне все равно, потому что я не могу оторвать глаз от твоего рта.
— Не торопитесь, мисс Стил. — Мне нужна еще минута, чтобы призвать к порядку мысли. Грей… прекрати сейчас же.
— Вы не против, если я запишу ваши ответы? — спрашивает она с искренним простодушием.
Мне хочется смеяться. Ну слава тебе, господи.
— После того, как вы с таким трудом справились с диктофоном? Вы еще спрашиваете? — Она моргает, глаза на мгновение делаются большими и растерянными, и я чувствую незнакомый укол вины. Прекрати быть такой свиньей, Грей.
— Нет, не против, — бормочу я, не желая чувствовать себя виноватым за этот взгляд.
— Кейт, то есть мисс Кавана, говорила вам о целях этого интервью?
— Да, оно для студенческой газеты, поскольку в этом году я буду вручать дипломы на выпускной церемонии.
Почему, черт возьми, я согласился на это, сам не знаю. Сэм из отдела по связям с общественностью утверждает, что это честь, а научный департамент по защите окружающей среды нуждается в паблисити, чтобы привлечь дополнительное финансирование для выделения еще одного гранта помимо того, что дал им я.
Мисс Стил снова моргает своими большими голубыми глазами, словно сказанное для нее сюрприз, и, разрази меня гром, смотрит неодобрительно! Разве она не готовилась к этому интервью? Ей бы следовало про это знать. Эта мысль остужает мне кровь. Это… неприятно… не то, чего я ожидаю от нее или любого, кому уделяю свое время.
— Хорошо. У меня к вам несколько вопросов. — Она заправляет локон за ухо, отвлекая меня от моего раздражения.
— Я не удивлен, — сухо бормочу я.
Пусть поерзает. Она и в самом деле ерзает, потом берет себя в руки, садится прямо и расправляет свои узкие плечики. Наклонившись вперед, нажимает на кнопку диктофона и хмурится, заглядывая в свои помятые листки.
— Вы очень молоды и тем не менее уже владеете собственной империей. Чему вы обязаны своим успехом?
О господи! Она что, не могла придумать ничего лучшего? Какой чертовски тупой вопрос. Ни капли оригинальности. Это разочаровывает. Я выдаю свой обычный ответ, что у меня работают превосходные специалисты. Люди, которым я доверяю и которым хорошо плачу… и так далее и тому подобное. Но, мисс Стил, дело в том, что я чертовски гениален в том, чем занимаюсь. Для меня это все равно что свалиться с бревна. Покупка хиреющих, плохо управляемых компаний и их восстановление или, если они окончательно разорены, разделение их на части и продажа по самой высокой цене. Это просто вопрос знания различий между двумя стадиями. И все неизбежно сводится к ответственным людям. Чтобы преуспеть в бизнесе, нужны хорошие люди, а я прекрасно умею в них разбираться.
— Может быть, вам просто везло? — тихо говорит она.
Везло? Меня охватывает раздражение. Везло? Везение здесь совершенно ни при чем, мисс Стил. Она выглядит скромной и тихой, но этот вопрос? Никто никогда не спрашивал меня, везет ли мне. Тяжелый труд, умение заинтересовать, увлечь людей, держать их под постоянным присмотром, предугадывать их шаги, если необходимо, а если они не справляются с задачей, то безжалостно от них избавляться. Вот что я делаю, и делаю это хорошо. И ни о каком везении речи не идет. Вот так-то. Щеголяя образованием, я цитирую слова своего любимого американского промышленника.
— А вы, похоже, диктатор, — замечает она совершенно серьезно.
Что за черт?
Может, эти бесхитростные глаза и вправду видят меня насквозь? Привычка командовать — моя вторая натура.
Я пристально гляжу на нее.
— Да, я стараюсь все держать под контролем, мисс Стил. — И хотел бы заполучить тебя в свою власть прямо здесь и сейчас.
Она смотрит на меня широко открытыми глазами. Привлекательный румянец снова растекается по лицу, и она опять прикусывает губу. Я продолжаю, стараясь отвлечься от ее рта:
— Кроме того, безграничной властью обладает лишь тот, кто в глубине души уверен, что рожден управлять другими.
— Вы чувствуете в себе безграничную власть? — спрашивает она мягким успокаивающим голосом, но выгибает свою изящную бровь, выдавая взглядом укор. Мое раздражение растет. Она что, специально меня подбивает? И что меня больше злит — ее вопросы, ее отношение или то, что я нахожу ее привлекательной?
— Я даю работу сорока тысячам человек, мисс Стил, и потому чувствую определенную ответственность — называйте это властью, если хотите. Если я вдруг сочту, что меня больше не интересует телекоммуникационный бизнес, и захочу продать его, то через месяц или около того двадцати тысячам человек будет нечем выплачивать кредиты за дом.
От моего ответа у нее отвисает челюсть. Ну что, съели, мисс Стил? Я чувствую, как ко мне возвращается душевное равновесие.
— Разве вы не должны отчитываться перед советом?
— Я владелец компании. И ни перед кем не отчитываюсь, — резко отвечаю я. Она должна бы это знать. Я вопросительно поднимаю бровь.
— А чем вы интересуетесь кроме работы? — поспешно продолжает она, правильно оценив мою реакцию. Она знает, что я разозлился, и почему-то это доставляет мне огромное удовольствие.
— У меня разнообразные интересы, мисс Стил. Очень разнообразные. — Я улыбаюсь. Образы ее в самых разных позах в моей игровой комнате проносятся перед моим мысленным взором: прикованной к кресту, привязанной за руки и за ноги на огромной кровати, распластанной на скамье для порки. Проклятье! Откуда это взялось? И полюбуйтесь — опять этот румянец. Прямо как защитный механизм. Успокойся, Грей.
— Но если вы так много работаете, как вы расслабляетесь?
— Расслабляюсь? — Я улыбаюсь. Как странно слышать эти слова от такой умненькой девочки. Кроме того, когда мне расслабляться? Она что, не знает, сколькими компаниями я руковожу? Но она смотрит на меня своими бесхитростными голубыми глазами, и, к своему удивлению, я ловлю себя на том, что раздумываю над ее вопросом. Ну, для того, чтобы, как вы выразились, расслабиться, я хожу под парусом, летаю на самолете, трахаюсь… проверяю пределы таких же, как она, миниатюрных девушек с каштановыми волосами и подчиняю их своей воле… От этой мысли я ерзаю, но отвечаю спокойно, опуская два своих любимых увлечения.
— Вы инвестируете в производство. Зачем?
Ее вопрос грубо возвращает меня в настоящее.
— Мне нравится созидать. Нравится узнавать, как устроены вещи, почему они работают, из чего сделаны. И особенно я люблю корабли. Что еще тут можно сказать?
— Получается, что вы прислушиваетесь к голосу сердца, а не к фактам и логике?
К голосу сердца? Я? О нет, детка. Мое сердце давным-давно было изуродовано до неузнаваемости.

— Возможно, хотя некоторые говорят, что у меня нет сердца.
— Почему?
— Потому что хорошо меня знают.
Я криво улыбаюсь. В сущности, никто не знает меня настолько хорошо, за исключением разве что Элены. Интересно, что она сказала бы о малышке мисс Стил. Девчонка — клубок противоречий: застенчивая, неловкая, явно умная и чертовски возбуждающая. Ну ладно, признаю. Она соблазнительная штучка.
Она механически задает следующий вопрос:
— Вы легко сходитесь с людьми?
— Я очень замкнутый человек, мисс Стил. И я многим готов пожертвовать, чтобы защитить свою личную жизнь. Поэтому редко даю интервью.
— А почему вы согласились на этот раз?
— Потому что оказываю финансовую поддержку университету, и к тому же от мисс Кавана не так-то легко отделаться. Она просто мертвой хваткой вцепилась в мой отдел по связям с общественностью, а я уважаю такое упорство.
«Но я рад, что вместо нее пришла ты».
— Вы также вкладываете деньги в сельскохозяйственные технологии. Почему вас интересует этот вопрос?
— Деньги нельзя есть, мисс Стил, а каждый шестой житель нашей планеты голодает. — Я бесстрастно смотрю на нее.
— То есть вы делаете это из филантропии? Вас волнует проблема нехватки продовольствия? — Она смотрит на меня озадаченно, словно я — головоломка, которую ей надо решить, но ни за что на свете я не хочу, чтоб это большие голубые глаза заглянули в мою черную душу. Эту тему я не готов обсуждать. Никогда.
— Это хороший бизнес. — Я пожимаю плечами, изображая безразличие. И представляю, как овладеваю ее хорошеньким ротиком, чтобы отвлечься от мыслей о голоде. Да, ее рот требует хорошей дрессировки. Эта мысль привлекает меня все больше и больше, и я позволяю себе представить ее на коленях передо мной.
— У вас есть своя философия? И если да, то в чем она заключается? — снова задает она заученный вопрос.
— Своей философии как таковой у меня нет. Ну разве что руководящий принцип — из Карнеги: «Тот, кто способен полностью владеть своим рассудком, овладеет всем, что принадлежит ему по праву». Я человек целеустремленный и самодостаточный. Мне нравится все держать под контролем: и себя, и всех, кто меня окружает.
— Так, значит, вам нравится владеть? — Глаза ее расширяются.
Да, детка. Тобой, к примеру.
— Я хочу заслужить обладание, но в целом да, нравится.
— Вы суперпотребитель?
Голос ее пронизан неодобрением, и это опять меня злит. Она говорит как ребенок богатых родителей, который всегда имел все, что только душа пожелает, но повнимательнее присматриваюсь к ее одежде — она одевается в «Уолмарт» или, возможно, в «Олд Нейви» — и понимаю, что это не так. Она выросла в небогатой семье.
А я мог бы столько всего тебе дать.
Черт, откуда взялась эта мысль? Хотя, если подумать, мне действительно нужна новая саба. Прошло уже… сколько, два месяца после Сюзанны? И вот вам пожалуйста, я глотаю слюнки при виде темноволосой девушки. Я стараюсь улыбнуться и согласиться с ней. В потреблении нет ничего дурного — в конце концов, оно движет тем, что еще осталось от американской экономики.
— Вы приемный ребенок. Как это на вас повлияло?
Какое, черт побери, это имеет отношение к цене на нефть? Я недовольно хмурюсь. Что за нелепый вопрос. Если б я остался со шлюхой-наркоманкой, то, скорее всего, меня бы уже давно не было на свете. Ставлю ее на место, стараясь сохранить ровный тон, но она настаивает на своем, желая знать, когда я был усыновлен. Заткни ее, Грей.
— Эти данные можно почерпнуть из общедоступных источников, мисс Стил. — От меня веет арктическим холодом. Теперь она, похоже, раскаивается. Вот и хорошо.
— У вас нет семьи, поскольку вы много работаете.
— Это не вопрос, — отрывисто бросаю я.
Она опять краснеет и закусывает свою чертову губу. Но у нее хватает ума извиниться:
— Прошу прощения. Вам пришлось пожертвовать семьей ради работы?
За каким чертом мне нужна семья?
— У меня есть семья. Брат, сестра и любящие родители. Никакой другой семьи мне не надо.
— Вы гей, мистер Грей?
Какого черта! Не могу поверить, что она произнесла это вслух! Невысказанный вопрос, который даже мои родные не осмеливаются задать, что меня здорово забавляет. Как она смеет! У меня чешутся руки стащить ее с дивана, перебросить через колено и отшлепать хорошенько, а потом трахнуть прямо на письменном столе со связанными за спиной руками. Это был бы ответ на ее вопрос. Какое, однако, нахальство! Я делаю глубокий успокаивающий вдох. К моей мстительной радости, она, похоже, и сама сильно смущена своим вопросом.
— Нет, Анастейша, я не гей. — Я вскидываю брови, но сохраняю бесстрастное выражение лица. Анастейша. Красивое имя. Мне нравится, как оно звучит.
— Прошу прощения. Тут так написано. — Она нервно заправляет волосы за ухо.
Она не знает собственных вопросов? Возможно, не она их придумывала. Я спрашиваю ее, и она бледнеет. Черт, а она и в самом деле очень привлекательна, хоть это и не бросается в глаза. Я бы, пожалуй, даже назвал ее красивой.
— Э… нет. Кейт, то есть мисс Кавана, дала мне список.
— Вы с ней вместе работаете в студенческой газете?
— Нет, она моя соседка по комнате.
Неудивительно, что она чувствует себя не в своей тарелке. Я тру подбородок, решая, не задать ли ей перцу.
— Вы сами вызвались на это интервью? — спрашиваю я и в награду получаю смиренный взгляд: большие, чуть испуганные глаза устремлены на меня в ожидании моей реакции. Мне нравится действие, которое я на нее оказываю.
— Меня попросили. Она заболела, — тихо говорит она.
— Тогда понятно.
В дверь стучат, и входит Андреа.
— Прошу прощения, мистер Грей, через две минуты у вас следующий посетитель.
— Мы еще не закончили, Андреа. Пожалуйста, отмените встречу.
Андреа в нерешительности смотрит на меня. Я отвечаю ей твердым взглядом. Прочь! Быстро! Я занят с малышкой мисс Стил. Андреа заливается краской, но немедленно берет себя в руки.
— Хорошо, мистер Грей, — бормочет она и выходит.
Я снова переключаю внимание на интригующее, обескураживающее создание на моем диване.
— Так на чем мы остановились, мисс Стил?
— Мне неловко отвлекать вас от дел.
Ну нет, детка. Теперь моя очередь. Я хочу знать, какие тайны скрываются за этими прекрасными глазами.
— Я хочу узнать о вас побольше. По-моему, это справедливо. — Когда я откидываюсь назад и прижимаю пальцы к губам, она бросает взгляд на мой рот и сглатывает. О да, обычная реакция. И как приятно знать, что она не совсем безразлична к моей привлекательности.
— Ничего интересного, — говорит она, снова краснея. Я немного ее пугаю. Это хорошо.
— Чем вы собираетесь заниматься после университета?
Она пожимает плечами.
— Еще не решила, мистер Грей. Сначала мне нужно сдать выпускные экзамены.
— У нас есть отличные программы стажировки для выпускников. — Проклятье. Вот дернул же черт меня за язык. Я нарушаю золотое правило — никогда не спать с сотрудниками. Но, Грей, ты же не спишь с этой девушкой. Она, похоже, удивлена, и белые зубы опять прикусывают губу. Почему меня это так возбуждает?
— Хорошо, буду иметь в виду, — бормочет она. Потом, подумав, добавляет: — Хотя, по-моему, я вам не гожусь.
Почему это, черт побери? Чем ей не нравится моя компания?
— Почему вы так думаете? — спрашиваю я.
— Но ведь это же очевидно.
— Мне — нет. — Я сбит с толку ее ответом.
Она опять краснеет и тянется за своим диктофоном. Черт, она собралась уходить. Я мысленно пробегаю по своему расписанию на ближайшие несколько часов — ничего такого, что не могло бы подождать.
— Если позволите, я вам все тут покажу.
— Мне бы не хотелось отрывать вас от дел, мистер Грей, а кроме того, у меня впереди очень долгая дорога.
— Вы хотите сегодня вернуться в Ванкувер, в университет? — Я бросаю взгляд в окно. Ехать далеко, и дождь накрапывает. Проклятье. Она не должна вести машину в такую погоду, но я не могу ей запретить. Эта мысль меня раздражает. — Езжайте осторожнее. — Голос мой звучит строже, чем мне хотелось бы. — Вы все взяли, что хотели?
Она неловко заталкивает диктофон в сумку. Ей не терпится поскорее покинуть мой кабинет, но по какой-то необъяснимой причине я не хочу, чтобы она уходила.
— Вы получили все, что хотели? — добавляю я в откровенной попытке задержать ее.
— Да, сэр, — тихо отвечает она.
Ее ответ потрясает меня — то, как прозвучали эти слова, произнесенные этим хорошеньким ротиком, — и я на миг представляю этот ротик в своем полном распоряжении.
— Благодарю вас за интервью, мистер Грей.
— Было очень приятно с вами познакомиться, — отвечаю я, между прочим, сущую правду, потому что уже давно никто меня так не увлекал. Эта мысль тревожит.
Она встает. И я протягиваю руку, испытывая острое желание дотронуться до нее.