Агент из подземелья

Уваров понял, что второго шанса у него не будет, оттолкнулся двумя ногами, упал на спину и повалил застрявшего Беккера. Тот запоздало вскинул пистолет, но потерял его от сильного толчка. Алексей получил подошвой в скулу, но навалился на Беккера, который ударился затылком о землю и не сразу пришел в себя.

Он врезал кулаком в челюсть, в ответ получил под дых. Дыхание перехватило, шустрые черти заплясали в глазах. Беккер уже был сверху, шипел, тянулся к горлу. Алексей ударил по почкам, но слабо, размаха не хватало. Беккер распахнул рот, засмеялся. Уваров зачерпнул горсть снега, сунул ему в глотку. Беккер закашлялся, хватка его ослабла.

Майор контрразведки СМЕРШ двинул локтем в висок противника, потом еще пару раз. Он стряхнул его с себя, перекатился, развивая успех, придавил ему коленями грудь и стал наносить удары в челюсть. Голова Беккера моталась, как тряпочная. Во рту у него что-то хрустнуло, пальцы продолжали искать горло Алексея. Уваров нанес решающий удар и сам едва не закричал от боли в костяшках.

Беккер откинул голову, потерял сознание, но встрепенулся, когда Уваров начал его душить, изогнулся коромыслом. Пальцы Уварова впились в его горло, Беккер истекал рвотой, ослаб, застыл, остекленели распахнутые глаза. Алексей взгромоздился на колени, закашлялся, потом без сил повалился в снег, но тут же опомнился и поднялся на колени. Ноги его разъезжались. Сходили, называется, в кабачок. Пульс у Беккера не прощупывался.

Округа дремала. Уваров всматривался в темноту, напрягал глаза. Поблизости никого не было. Алексей облегченно перевел дыхание. Теперь ему следовало избавиться от тела. Он подобрал пистолет Беккера, сунул в карман, стал блуждать по округе.

Крышка канализационного колодца находилась в стороне от тропы, почти под домом. Он оттащил туда тело, чтобы оно не мозолило глаза случайным прохожим, отдышался, избавился от искушения спрятать покойника в доме и сделал попытку приподнять крышку. Она шевельнулась и рухнула обратно. С третьей попытки ему удалось ее сдвинуть. Образовалась черная дыра.

Алексей осветил шахту фонарем. Из подземелья пахнуло гнилью. Луч света озарил трубы, бетонный пол. В чрево канализации спускалась лестница. Алексей тряхнул ее ногой. Она вроде держалась.

Он схватил Беккера за шиворот, подтащил к люку, сбросил вниз. Тело падало, цепляясь за препятствия, рвалась куртка. Дна мертвец не достиг, застрял в раскоряченной позе, зацепившись ботинком за лестницу. Алексей опять осмотрелся, перекинул ногу, схватился за перекладину. Он спустился, продавил ногой застрявшее тело. Покойник свалился на бетонный пол.

Привычка доделывать до конца любое дело сработала и сейчас. Уваров осторожно слез вниз, достал из кармана плоский фонарик, повторно убедился в том, что Отто мертв, неловко опустился на корточки, обшарил карманы. При себе у Беккера были ключи от квартиры и служебный документ. Алексей сунул Беккеру его же пистолет, остальное взял и на миг задумался. В принципе, до улицы Нойхаузер отсюда недалеко.

Он поволок труп по зловонной шахте, пристроил под трубами в нише, утрамбовал в полость. Теперь не найдут.

Без сил, подтягиваясь онемевшими руками, Уваров вылез на поверхность, стал отряхиваться. Крышка колодца отчаянно сопротивлялась, но сдалась. Он завалил ее кирпичами, потом вернулся на место схватки, стал осматриваться. Полностью ликвидировать все следы борьбы было невозможно, но явные пятна крови Алексей присыпал снегом. Потом он с надеждой посмотрел на небо, с которого в этот вечер не упало ни снежинки.

На часах была практически полночь. Но думать об отдыхе пока не стоило.

Только через полтора часа Уваров добрел до дома. Вроде все сделал, никому не попался, но вымотался донельзя.

Эрика открыла дверь, когда он еще мялся в подъезде, искал ключи. Она облегченно выдохнула, втащила его в прихожую, стала ощупывать.

— Ты вернулся, Мартин. А я, глупая, вбила себе в голову, что не придешь. Вы ушли, мне стало страшно, бегала от двери к окну.

— Больше никто не приходил?

— Нет, дорогой.

Она еще не отошла от испуга, щеки ее покрывала бледность.

— Ты грязный, Мартин. Где ты был? Где твой коллега? Вы ведь не были в заведении?

— Были, — сказал Алексей, пытаясь улыбнуться. — Поссорились немного, когда выпили. Не обращай внимания. Это обычные рабочие отношения.

— Но от тебя не пахнет спиртным. Что случилось, Мартин?

Он виртуозно избегал ответов на простые вопросы, отшучивался. Женщина чистила, застирывала его одежду. Алексей машинально жевал остывший ужин, а она сидела напротив и смотрела на него большими глазами.

К нему снова пришло чувство вины. Куда он тащит эту ни в чем не повинную немку?

Уже в постели, когда утихли страсти, усиленные переживаниями, Уваров попытался достучаться до ее разума.

— Запомни, Эрика, сегодня вечером никаких посетителей у нас не было, — сказал он. — Я вернулся от зубного врача в районе одиннадцати и больше из дома не отлучался. Всю ночь мы провели вместе. Это важно не только для меня, но и для тебя. Ты же не хочешь, чтобы у нас обоих были неприятности? Уж постарайся, веди себя естественно, если придут люди из гестапо или СД. Ни в коем случае не показывай, будто ты что-то видела.

— А что я видела, Мартин? Пришел твой коллега по имени Отто, долго сидел, задавал странные вопросы.

Вот она, естественная красота женской мысли! Ему пришлось набираться терпения и снова вбивать в бестолковую голову, что коллега не приходил, а сам он объявился в одиннадцать вечера, навещал врача, Эрика видела, как распухла у него челюсть.

— А что случилось, Мартин? — Женщина дрожала, ластилась к нему. — Где вы были? Где твой друг? Ты сделал что-то незаконное?

— Это он сделал что-то незаконное, — огрызнулся Алексей. — Мы поговорили на повышенных тонах, и Отто ушел. Это связано с нашими внутриведомственными делами, когда один отдел вставляет палки в колеса другому. Обычная служебная грызня, а не то, то ты подумала.

— Я ничего не подумала, Мартин.

Возможно, она что-то подозревала, хотя и боялась себе в этом признаться. Нежности к нацистскому режиму Эрика не испытывала, но страх перед ним был сильнее этой нелюбви.

Женщина уснула, а Алексей смотрел в ободранный потолок и размышлял, что в ней сильнее — страх перед гестапо или чувство к мужчине, о существовании которого полгода назад она даже не подозревала? Меньше недели осталось томиться в неизвестности. Как протянуть эти считаные дни? А если руководство прикажет ему отходить вместе с немцами?





Глава 9




На следующий день Беккер не явился в управление. В кабинет несколько раз заглядывали офицеры, контактирующие с ним по долгу службы, интересовались, не пришел ли он. Алексей пожимал плечами. Он высказал предположение, что Беккер мог с утра отправиться в Мозерский укрепрайон, где вел дело. Телефонная связь работала. Из «Лагеря дождевого червя» сообщили, что Беккер у них не появлялся.


Только к обеду пришла в движение скрипучая машина дознания. Сыщики гестапо устремились в Нойхаузер.

В четыре часа пополудни Уварова вызвал Охман, который едва скрывал бешенство. Несколько минут назад он вернулся от штандартенфюрера, которому был вынужден доложить о случившемся.

— Вы видели вчера Беккера, Коффман? — резко спросил Охман.

— Так точно, штурмбаннфюрер! — Алексей вытянул руки по швам. — И не только я, многие его вчера видели.

— После работы вы его видели? — Охман поморщился.

— Нет, после работы не видел, — ответил Уваров. — Что-то случилось?

— Где вы были вчера вечером?

Алексей морщил лоб, изображал, будто восстанавливает в памяти события. Когда закончилась служба, он отправился погулять на набережную. На свежем воздухе проходит головная боль, отпускает дневное напряжение. Ближе к ночи у него разболелись зубы. Он отправился на дом к своему дантисту фрау Циммер, уговорил ее принять его и ввести болеутоляющее. Этот факт действительно имел место, фрау Циммер может подтвердить. Потом поехал домой и больше никуда не отлучался, что может легко удостоверить хозяйка квартиры фрау Зауэр.

— Уже удостоверила, — проворчал Охман, теряя интерес к собеседнику.

Уваров внутренне содрогнулся. Значит, Эрика справилась. Вот и умница!

— Да что произошло, штурмбаннфюрер? Где Беккер? Он жив? Или это является государственной тайной?

— Все мы хотели бы знать, где находится Беккер, — заявил штурмбаннфюрер. — Последний раз его видели вчера выходящим из управления. Соседка по дому подтвердила, что он вернулся в квартиру. Она столкнулась с ним в проходном дворе, они обменялись приветствиями. Другие жильцы пожимают плечами. Беккер явно вернулся, а потом ушел. Мужчина, возвращавшийся со смены на железнодорожном вокзале, уверен, что в его окне после полуночи горел свет. Пропали документы, верхняя одежда, включая мундир, кожаная сумка, нательное белье, носки, а также предметы личной гигиены — бритвенные принадлежности, зубная щетка. Все указывает на то, что вечером Беккер, возможно, отсутствовал, потом вернулся, собрал свои вещи и исчез. Обстановка в квартире говорит о поспешных сборах. Беккер не собирался оставлять после себя порядок. Входная дверь до прихода наших людей была заперта на ключ.

— Это звучит очень странно, штурмбаннфюрер. Что это значит? Вы хотите сказать, что наш коллега сбежал? Но зачем? Он исправно выполнял свои обязанности, верил в нашу победу, не имел никаких причин… — Уваров осекся.

Охман одарил его недобрым взглядом и отвернулся.

У Алексея имелись все основания себя поздравить. Он пробрался в квартиру Беккера незамеченным, а свет включил намеренно. Почему жилец не может этого сделать?

— Подождите, кажется, я догадался, — пробормотал Уваров. — Вы намекаете, что гауптман Отто Беккер и есть тот самый советский шпион с позывным «Колдун»? Считаете, что он намеренно подставил Кромберга, чем избавил себя от подозрений?

— Вы не настолько безнадежны, Коффман, — сыронизировал Охман. — Есть еще проблески ума. Это одно из предположений. Шпион выполнил свою задачу и пустился в бега.

— Невероятно, штурмбаннфюрер! — Алексей изобразил расстроенный вид. — То Кромберг, то Беккер. Подождите… — Он сделал вид, что задумался. — Если откровенно, штурмбанфюрер, то причастность Беккера к деятельности русской разведки еще не доказана. Мы не можем огульно обвинять человека. Если это он, то куда мог сбежать? К русским не прорвется, пусть даже какое-то время сможет пользоваться своими служебными документами. До них больше ста километров. Он далеко не ушел, где-то прячется, залег на дно. Надо немедленно заняться поисками, подключить все службы, лучших сыщиков!

— Неужели? — Охман усмехнулся. — Лучшие сыщики уже подключены, работают все подразделения, включая армейские структуры. Если Беккер шпион и мы не сможем его схватить, то грош нам цена. Все, что мы должны сделать, — это дружно застрелиться. Вы готовы пустить себе пулю в лоб, Коффман?

«Всегда готов!» — чуть не сорвалось с языка Алексея, но вопрос был риторический.

— Будем надеяться, что Беккер все же вернется и внятно объяснит причины своего отсутствия, — проговорил Охман. — Обвинять его в работе на врага пока рано. В этой связи мы не будем брать его сестру Тельму. Ограничимся наблюдением за ее домом. Странное дело. Пускаясь в бега, Беккер не мог не догадываться, что мы подвергнем его сестру аресту и допросам.

— Мы ничего не знаем о степени его привязанности к сестре, — осторожно заметил Алексей. — Он редко упоминал ее имя, возможно, пожертвовал ею в угоду своей шпионской деятельности. Если честно, Беккер — темная лошадка. Он никогда не откровенничает, не рассказывает о себе, сдержан и молчалив.

— Ладно, идите, работайте, — отмахнулся Охман. — Будем тешить себя надеждой на то, что все образуется и наш коллега к нам вернется.

Завертелись механизмы сыскной и карательной машины. К работе подключались тайные информаторы. Наличие под боком наступающей Красной армии особой роли не играло. Структуры рейха выполняли свою работу точно так же, как и пять лет назад, невозмутимо, с профессиональной дотошностью. Красная армия — забота военных, а у спецслужб есть свои задачи. Так будет до самого конца, пока в город не войдут танки со звездами на башнях.

К вечеру гестапо нанесло еще один удар по остаткам городского подполья. Доносы информаторов сослужили свою службу. В шесть часов вечера сотрудники тайной полиции ворвались в дом Зигмунда Шпеера. Он только вернулся с работы, мылся из тазика в ванной комнате. Его супруга Эльза открыла дверь, гестаповцы оттолкнули ее, ворвались внутрь. Заплакали испуганные дети.

В ванную комнату незваные гости ворвались в последнюю очередь. Когда они выбили дверь, запертую на задвижку, подпольщика в помещении уже не было. Болталась на ветру распахнутая оконная рама.

Шпеер в штанах и майке спрыгнул со второго этажа, попал в сугроб, но все равно подвернул ногу. Прихрамывая, он убегал к кустам, за которыми был спуск к железнодорожному полотну. Неподалеку располагалось депо, на этих путях формировались составы, по ним сновали маневровые паровозы.

Наперерез ему побежал сотрудник гестапо. Шпеер оттолкнул его, тот потерял пистолет и покатился со склона. Беглец пробился сквозь голый кустарник, кинулся к полотну. Со стороны депо подходил маневровый паровоз. Он тащил несколько вагонов.

Шпеер прибавил ходу. У него имелись все шансы перебежать через рельсы перед носом состава и попробовать скрыться в лабиринтах привокзальных складов и мастерских.

— Эй, Шпеер! — прозвучал окрик, исполненный иронии.

В последний момент, прежде чем перебежать полотно, подпольщик обернулся и застыл. В окне второго этажа сияла издевательская улыбка гестаповского офицера. Тот держал за шиворот трехлетнего сынишку Шпеера и готов был выбросить его из окна. Мальчонка сучил голыми ножками. Офицер смеялся, делал вид, что уже выпускает ребенка. Из дома доносился истошный крик супруги. Офицер поднял вторую руку, поманил Шпеера пальцем.

Потрясенный подпольщик не мог пошевелиться и, кажется, только сейчас начал понимать, что натворил своей подрывной деятельностью. Он вышел из оцепенения, сник, повернул голову, с тоской посмотрел на маневровый паровоз, подходящий к нему, потом опять на окно. Картина там не менялась. Гестаповец делал приглашающие жесты.

У Шпеера опустились руки, поникла голова. Когда до паровоза осталось несколько метров, он закрыл глаза и перешагнул через рельс. Его мгновенно затянуло под днище, раздавило, переломало все кости. Ругался машинист в кабине, попытался экстренно затормозить. Сморщился офицер в окне, швырнул ребенка в комнату.

За Коффманом никто не следил. У сотрудников отдела наружного наблюдения имелись дела поважнее.

Беккер не появлялся на службе. О том, что он и не мог этого сделать, знал лишь один человек.

На город опустилась очередная кошмарная ночь. Гестапо хватало всех, кто имел или мог иметь отношение к ранее ликвидированным подпольщикам, вплоть до членов их семей.

Вечером после службы Алексей заглянул в «Мюнхенский дворик». Пауль Херман работал. Он был, по-видимому, последним подпольщиком, кого не тронула карательная машина. За внешней невозмутимостью скрывалась подавленность. Парень украдкой косил по сторонам, пару раз допустил оплошность, наливая пиво.

Алексей постоял в дверях, вернулся на улицу, отправился в обход здания. Пауль возник через несколько минут. Он озирался по сторонам, неровно дышал.