Агент из подземелья

Сотрудник по фамилии Леманн ушел в слепую зону. Он крался вдоль стены, а когда приблизился к окну, резко подался вперед и выпустил всю обойму в черноту проема. Послышались шум падающего тела, предсмертный хрип.

По команде Калленберга вся группа поднялась и устремилась вперед, продолжая вести огонь. В окне возник еще один подпольщик, но тут же упал и застонал.

— Четверо в обход здания! — рявкнул Калленберг. — И чтобы никто не ушел!

Четыре человека отделились от группы и устремились в узкий проход вдоль западной стены, заваленный обломками кирпичей. Остальные бросились к крыльцу. Еще двое оккупировали оконный проем, стреляли в темноту.

Стальная дверь была закрыта изнутри. Пожар ее не тронул. И дверь и косяк остались в целости. Пули оставляли вмятины, но внутренний засов не сбивали.

Внутри прогремел взрыв — его устроили сами подпольщики. Рушились балки, развалилась внутренняя кирпичная стена. Взбешенный Калленберг крыл подчиненных бранью. Сколько можно тянуть резину!

Кто-то бросил гранату под дверь, и гестаповцы схлынули с крыльца. Взрыв смял стальную конструкцию, и выставить ее уже не составило труда.

Вспыхнули фонари. Взорам гестаповцев предстали обугленное оборудование и искореженные стены. У окна в брызгах крови лежал мертвый мужчина в гражданской одежде. Единственный проход в цех был взорван. Упала часть стены, бетонные балки встали внахлест, загородили проем. Члены группы захвата, подгоняемые криками Калленберга, кинулись разбирать завал. Им уже было ясно, что пару минут они на этом потеряют.

Те четверо, что отправились в обход, завязли в обломках. Сюда когда-то падали фрагменты крыши, и до сих пор чувствовался запах гари. Беккер чертыхался, пытаясь обогнуть месиво из кирпичей и обугленного дерева. Коффман не отставал. Двое гестаповцев, пыхтя от усердия, лезли за ними. На другой стороне продолжалась стрельба, прогремел взрыв.

— Отто, подожди, — пробормотал Коффман. — Дай руку, нога застряла.

— Какой ты неуклюжий, Мартин! — заявил Беккер, но руку подал. — Поторапливайся, приятель.

Сотрудники тайной полиции, приставленные к офицерам разведки, буксовали в горе мусора. Один из них ахнул от боли. Он оступился, упал и насадил бедро на штырь арматуры. Ржавая сталь вошла в тело, повредила мышцу. Бедняга пытался встать, но не смог, повалился на здоровый бок и завыл, держась за рану. Коллега кинулся к нему, потом растерянно уставился на офицеров разведки.

— Шульц, помогите Вепперу, что вы смотрите? — раздраженно выкрикнул Коффман. — Хватит уже нас опекать, без вас справимся!

Он сравнительно быстро перекатился через завал, помог Беккеру. Тот обернулся и увидел, как Шульц пытался поднять пострадавшего товарища, который от боли лишился сознания.

Снова хрустели кирпичи под ногами. Коффман вырвался вперед, шагнул за угол, вдруг отпрянул, выхватил пистолет, стал бегло стрелять. Потом он прижался к стене и начал лихорадочно менять обойму.

— Беккер, они там! — взволнованно прохрипел Коффман. — Наверное, вышли через черный ход, пытались уйти пустырем, я их, кажется, спугнул.

Он выпрыгнул за угол, Беккер последовал за ним. Перед их глазами плясали контуры складов, мастерских, баррикады строительного мусора. На пустыре, где Коффман заметил злоумышленников, никого не было.

— Ты уверен, что они там были? — растерянно пробормотал Беккер.

— А в кого я стрелял? — огрызнулся Коффман. — Уже прошмыгнули, сволочи. Давай туда. — Он махнул рукой. — Обходи их справа, а я попробую здесь. Да не лезь под пули, будь осторожен, Отто. Я их попробую догнать по пустырю.

Рассчитывать на помощь не приходилось. Шульц был занят своим пострадавшим коллегой. Остальные гестаповцы находились в здании цеха. Там что-то падало, оттуда доносилась ругань.

Беккер, поколебавшись, подался вправо, ушел за стену. Коффман припустил прямо, добрался до пустыря, поднял пистолет, дважды выстрелил. Вторая пуля срикошетила от бетонной глыбы и ушла в пространство.

— Стоять! — истошно закричал Коффман и произвел третий выстрел.

Он побежал дальше, протиснулся между нависающими стенами, выбрался на открытое пространство. Да это сущий Сталинград! Пот облегчения хлынул с его лба. На этом пятачке никого не было!

Он знал, каким путем пытались уйти подпольщики. В запасе у них оставалась пара минут, не больше. Обычным путем они не пройдут. Еще вчера это могло сойти им с рук. Сегодня — уже нет, потому что вся территория оцеплена. Про этот ход знал только он, поскольку в свое время тщательно изучал план заводских коммуникаций.

Коффман пробежал мимо складского корпуса. Впереди возвышалась небольшая кирпичная будка, когда-то бойлерная, которая пострадала лишь частично. Пригнувшись, он долетел до лестницы, стал спускаться в темноту. Сердце его колотилось. Эти люди, так и оставшиеся дилетантами, были где-то здесь, наружу еще не вышли.

Ступени вели к распахнутой двери. За ней царила чернота. Там кто-то лез, кряхтел.

— Эй, не стреляйте, свои! — бросил он, отрываясь от проема. — Подайте сигнал, что слышите и понимаете меня!

Внизу повисла испуганная тишина.

Потом прозвучал робкий мужской голос:

— Мартин?

— Да, — подтвердил Коффман. — Оставайтесь на месте, я иду к вам.

Он включил фонарь и начал спускаться, держась за каменную стену. Внизу тянулись, причудливо переплетались трубы. Давил бетонный потолок, заставлял гнуть шею. По узкому проходу протискивались люди, кого-то тащили. У основания лестницы пространство расширялось.

Коффман поднял портативный фонарь. Бледный свет озарил худое небритое лицо с воспаленными глазами. Мужчина сжимал в руке пистолет, поколебался, опустил его. Коффман посторонился. Мужчина выбрался к лестнице, освободил проход. Двое волокли третьего, он истекал кровью, задыхался.

— Кто это, Зигмунд? — хрипло спросил молодой парень с вытянутым лицом.

— Это свой, Пауль, он нам поможет. Мартин, это засада. Мы потеряли Гюнтера. Микаэля подстрелили. Похоже, сквозное ранение, пробито легкое.

Подпольщики положили раненого товарища на пол, сил волочь его у них уже не было, отнимались руки. Люди привалились к трубам, переводили дыхание. Это были местные жители, практически все, что осталось от антифашистской подпольной сети.

Коффман опустился на колени, осветил раненого. Зачем они его сюда притащили? Человек был безнадежен, уже не жилец.


Микаэлю Шнейдерману, руководителю подпольной ячейки, было далеко за сорок. Грузный мужчина с обвисшими щеками мелко подрагивал, гнул пальцы. Глаза его были закрыты, губы плотно сжаты. Ранение действительно оказалось сквозным. Пуля задела жизненно важные органы. Кровь стекала с груди, расплывалась под телом. Мужчина вздрогнул, глаза его открылись и застыли.

— Он мертв, — со свистом выдохнул Коффман. — А вы еще живы, и умирать сейчас — самое глупое на свете занятие. На лестницу нельзя, этот выход вам заказан, район оцеплен. Быстро туда! — Он осветил фонарем проход, продолжавшийся за лестницей. — У вас есть минута, не больше. Двадцать метров прямо, увидите слева нишу, придется нагнуться. Лаз уходит вниз, потом тянется параллельно поверхности земли. Это был резервный выход из подземного хранилища готовой продукции. Его прорыли, но не использовали. Лаз выводит за пределы оцепленной территории. Быстро уходите. Залечь на дно, не высовываться! Позднее свяжемся.

— Подождите, но ведь Микаэль был жив. — Трясущийся мужчина рухнул на колени, стал ощупывать товарища, пачкал руки в крови. — Он еще живой, теплый, дрожит…

— Быстро проваливайте! — Коффман рассвирепел. — Чтобы духа вашего тут не было. Микаэлю уже не помочь, а вы еще спасетесь.

Мужчины роптали, но засеменили прочь, пролезли под свисающую трубу.

Коффман нервничал. Гестапо ждать не будет. Не та это организация, чтобы давать подпольщикам фору!

— Зигмунд, подожди! — Он вцепился в рукав подпольщика, замыкающего шествие. — Ударь меня в лицо, быстро, да со всей силы, чтобы кровь пошла.

— Зачем, Мартин? — Зигмунд явно растерялся.

— Давай живее, так надо. Есть у тебя силы, в конце концов? Или ты размазня? Бей и беги.

Тяжелый удар по скуле швырнул Коффмана на бетонный пол. Он ударился затылком о трубу. В черепе вспыхнула адская боль, разлетелся сноп искр. Перестарался товарищ, бывает. Мартин давился кровью, вытекающей изо рта, кашлял, не мог продохнуть. Ноги его разъезжались.

Он смог подняться на колени, уперся руками в холодный пол и только сейчас обнаружил, что в подземелье стоит нешуточный холод. Онемели пальцы рук, он их почти не чувствовал.

Коффман поднял фонарь. Тот валялся на полу, но не разбился, продолжал работать.

Мартина вырвало. Да, товарищ определенно перестарался.

Из тоннеля доносился шум, по нему кто-то добирался сюда. На улице хлопнул выстрел. В запасе у Коффмана оставалось не больше минуты. Он подтащил мертвеца поближе к лестнице, при этом окончательно измазал лицо и одежду, потом произвел несколько выстрелов из «Люгера». Уши его заложило. Он что-то злобно выкрикнул, выронил пистолет, прополз по лестнице наверх, сдирая ногти о каменные ступени и застыл в нелепой позе, как раздавленный паук. Особо притворяться ему и не пришлось. Сознание уплывало. Кровь вытекала из рассеченной губы и разбитого затылка.





Глава 6




Утром капитан немецкой военной разведки Мартин Коффман, он же майор советской контрразведки СМЕРШ Алексей Уваров, очнулся не в тюремной камере, а в той самой комнате на Бихтерштрассе. Рядом с ним пристроилась хозяйка квартиры Эрика Зауэр, смотрела с беспокойством. В голове у него царил полнейший кавардак. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя и все вспомнить.

Эрика придвинулась, обняла его и сказала:

— Мартин, я так переживала за тебя. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Я очнулся или проснулся? — пошутил Алексей.

От Эрики исходило приятное тепло. Она влюбилась в него не на шутку. Он это видел каждый день, чувствовал, был признателен, испытывал какую-то щемящую нежность, но, к сожалению, не мог ответить этой женщине взаимностью. Угрызений совести по поводу того, что вступил в порочную связь с немкой, Уваров не испытывал. Товарищ Сталин ясно дал понять: мы воюем с нацизмом, а не с немцами. Немцы — такие же люди, разве что одурманенные звериной пропагандой Геббельса. Хотя и не все.

Эрика Зауэр была так же далека от политики, как родной дом Алексея в городе Энгельсе — от Майнсдорфа. Гитлера она не любила, СС и прочие подобные организации — тоже, хотя никогда об этом вслух не говорила. Эта женщина любила свою страну, болела за ее народ и окончательно запуталась в сложных вопросах, не могла уразуметь, что такое хорошо и что такое плохо. Наступающую Красную армию она тоже боялась, но уезжать ей было некуда.

Женщина была воспитанная, скромная, интеллигентная. Впрочем, ночи, проведенные вместе, ясно давали понять Алексею, что такое вулкан страстей, как он бурлит и взрывается.

Муж ее погиб еще в Польше в тридцать девятом. Потери вермахта при завоевании этой страны были небольшие, но мужу Эрики не повезло. Они прожили в браке четыре месяца, детей завести не успели. Больше замуж она не вышла, жила тихо в своей квартире, работала бухгалтером на военном заводе, потом продавцом в магазине одежды.

Рабочее время было сокращено, как и зарплата. Большую часть свободного времени Эрика проводила дома, читала газеты, слушала радио. Всему написанному и услышанному она, в принципе, верила, вернее, заставляла себя это делать. Но глупой не была, и неизвестность ее страшила.

— Главное, что ты здесь, со мной. — Она шумно выдохнула, замерла, посмотрела на него как-то робко, облизнула губы. — Мартин, я боялась тебе говорить, меня запугали. Несколько дней назад сюда приходили люди из СД, показали мне документы, спрашивали про тебя. Всегда ли ты после работы приходишь домой, не отлучаешься ли по ночам, рассказываешь ли о себе, о своем прошлом? Я ответила, что ты всегда со мной, порядочный человек и офицер, добросовестно выполняешь свой долг. Они запретили говорить тебе о своем визите, оставили телефон. Я обязана им сообщить, если ты будешь вести себя подозрительно. Что это было, Мартин? Я так испугалась, не смогла тебе признаться, делала вид, что все хорошо.

— Не расстраивайся, я знаю. — Он улыбнулся, погладил женщину по щеке. — Сотрудники СД проверяли не только меня, но и весь наш отдел. Было подозрение, что у нас работает шпион, поэтому и проводилась повальная проверка. Все в порядке, шпиона нашли, он не успел нанести вред. К счастью, это оказался не я, — пошутил Алексей.

— Я знаю, что это не ты. — Эрика облегченно вздохнула. — Разве такое могло прийти кому-то в голову? Ты и в самом деле хорошо себя чувствуешь? — Она отбросила одеяло, критически осмотрела его с головы до ног. — Да, я вижу, что все нормально. — Женщина усмехнулась. — Но сейчас нам нельзя, ты пока еще слаб. Я приготовлю кофе и завтрак, а потом приду к тебе, и мы посмотрим, сможешь ли ты встать. Ты же не пойдешь сегодня на службу?

— Прости, я должен. Не протестуй. У меня есть несколько часов, мы проведем их вместе. Начальство разрешило мне опоздать.

Эрика сделала недовольное лицо и выбралась из кровати. Алексей наблюдал за ней из-под прикрытых век. Она не была красавицей, но имела стройную фигуру, море обаяния и женственности. Женщина надела халат и вышла из спальни.

Уваров со вздохом откинул голову. Он не стал говорить Эрике о том, что чувствовал себя отвратительно. Лучше перетерпеть, соврать. Она и так полночи прыгала вокруг него и напоминала сострадательную русскую бабу. Впрочем, все они, наверное, одинаковые, когда происходят неприятности с их мужчинами.

По ночам Алексей часто отлучался, и Эрика об этом знала. Он неизменно уверял ее в том, что эти отлучки связаны со службой. Хорошо, что не выдала, спасибо ей. Мало ли где он был.

Разумеется, женщина далека была от мысли о том, что Мартин Коффман — не тот, за кого себя выдает. Ей и в страшном сне такое не приснится. Иногда он вспоминал, что подвергает женщину опасности. Ведь в случае его провала ее тоже не пощадят. И все же Алексей шел у нее на поводу, позволял ей себя любить. Эрике так сильно этого не хватало.

Мартин Коффман появился в городе несколько месяцев назад, нашел квартиру по объявлению. Женщине не хватало на жизнь тех жалких рейхсмарок, которые она получала за неполный день в магазине.

Тучи над его головой сгущались, он это понял две недели назад. СД искала крота с позывным «Колдун».