Алекс & Элиза

– Я – один из счастливчиков, – сказал Уоллес, заметив ее взгляд. – Пуля попала ниже колена, так что сустав не пострадал. И, док сказал, заражение крови мне уже не грозит. Осталось поднабраться сил, а затем отправлюсь домой, в Массачусетс. Я учусь писать, – продолжал он, указывая на небольшой ящик, заменяющий стол, который стоял на полу рядом с его койкой. – Подумал, что могу выучиться на печатника, когда вернусь домой. Если эта работа подошла послу Франклину, думаю, что она сгодится и мне.

Элиза перебросилась с ним еще парой слов и отошла к следующей койке. Истории у всех были в основном одинаковые, если, конечно, пациент находился в сознании. В лазарете было холодно и кормили скудно, но, по их собственному утверждению, сильнее всего донимала скука.

Они бодрствовали по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки, а доктора заглядывали минут на двадцать-тридцать. Элиза решила, что будет приходить сюда каждый день и попросит Пегги с Анжеликой навещать другие лазареты в лагере. Если нет возможности собирать припасы или деньги, как в Олбани, и если у нее нет медицинских навыков, как у тетушки, она, по крайней мере, может почитать выздоравливающему солдату книгу или послушать его рассказы о доме, находящемся за сотни, а то и тысячи миль.

К тому времени, как они с Алексом закончили обход, на город опустилась темнота. Элиза повернулась к своему спутнику.

– Я должна поблагодарить вас за то, что привели меня сюда, полковник Гамильтон. Надеюсь, мне удастся раздобыть еще несколько одеял для этого лазарета, а быть может, даже одну или две печи. Тетушка говорила, что в городе много пустующих домов.

– Это мне следует поблагодарить вас, – возразил Алекс. – На самом деле, я не намеревался приводить вас сюда сегодня. Любая другая девушка убежала бы прочь.

– Хотелось бы думать, что я не любая девушка, – заметила Элиза. Она не собиралась отвечать кокетливо – два часа, проведенные в лазарете, избавляют от подобных мыслей напрочь, – но слова вырвались прежде, чем она успела их остановить.

– Я в этом уверен, – сказал Алекс и, к ее удивлению, рассмеялся. – Клянусь, если на свете и есть более неуклюжий кавалер, чем я, то не завидую этому бедняге.

– Кавалер, вы? Вы ухаживаете за мной, полковник Гамильтон? – спросила она с робкой улыбкой.

– Если можно назвать ухаживаниями приглашение на свидание в лазарет. И это с учетом того, что вы лишь недавно начали со мной разговаривать!

– Кажется, с тех пор прошла целая вечность. Я даже вспомнить не могу, что мне так в вас не нравилось, – откровенно призналась она.

Он усмехнулся.

– Тогда мне, пожалуй, не стоит вам напоминать. Хотя, по-моему, все вышло просто отлично, ведь вы все же побывали со мной в амбаре!

Элиза собралась возмущенно вздохнуть, но улыбка выдала ее веселье, и они добрались до дома тетушки Кокран намного быстрее, чем ей бы хотелось.

У двери девушка обернулась к нему.

– Не знаю, могу ли описать этот день как приятный, – сказала она. – Тем не менее, вынуждена признать, что мне понравилось проводить с вами время, полковник Гамильтон.

– Могу я расценивать это как разрешение пригласить вас куда-нибудь снова?

– Почему-то не верю, что вы стали бы держаться от меня подальше, даже если бы я попросила об этом, – заявила Элиза, внезапно почувствовав себя не менее дерзкой, чем Анжелика.

– О, но я стал бы. Держался бы подальше и страдал от желания увидеть вас.

Девушка не смогла удержаться от смеха. Она знала, что ей следовало бы пресечь излишне настойчивые ухаживания, но посещение лазарета напомнило о том, что сейчас не та ситуация, когда следует строго придерживаться правил. Шла война, и она торопила все события. Там, где в мирное время понадобились бы месяцы, в военное счет шел на дни.

– Днем я, скорее всего, окажусь в лазарете, но мои вечера, вероятно, будут свободны. Если вы захотите нас навестить, я уверена, дядя с тетей обрадуются вашему визиту.

– А вы? – Смешливые лучики разбежались от уголков его глаз. – Вы будете мне рады?

– Пожалуйста, полковник! В девушке должна быть хоть капелька загадочности.

И, постучав тонким пальчиком в перчатке по кончику его покрасневшего носа, она скрылась за дверью, чувствуя, как сердце рвется из груди.

– Это был полковник Гамильтон? – встретил ее голос Пегги. Она выбежала в прихожую и утащила Элизу в натопленную гостиную, после того, как та стянула свои холодные, отсыревшие ботинки. – Луиза сказала, что ты ушла несколько часов назад. Расскажи все!

Элиза открыла было рот, но не знала, с чего начать.

Тогда она пожала плечами.

– Мы с полковником Гамильтоном нанесли визит в лазарет С.

– Вы… – Теперь пришла очередь Пегги подыскивать слова. – Я не знаю, что на это сказать.

– Как и я, – произнесла Элиза. И тихо добавила: – Но, кажется, он мне нравится…

У Пегги ушла секунда на то, чтобы осознать слова сестры. Затем она завизжала.

– Он тебе нравится!

– Да, он мне нравится! – воскликнула Элиза, наконец признаваясь в том, что чувствовала уже некоторое время.

– Не могу поверить! Наконец-то, кавалер, которого Скайлеры одобрят. Доверенный помощник Вашингтона! Не британец, не юнец, не…

– Не богат. Боюсь, маме это не понравится.

– Пфф, – фыркнула Пегги. – Состояние Стивена с лихвой перекроет любой недостаток средств на счетах полковника Гамильтона. И у Черча дела идут очень неплохо, – добавила она, когда к ним присоединилась Анжелика.

– Есть новости? – спросила Элиза, повернувшись к старшей сестре, чей кавалер уехал из города на несколько дней.


– Да, он приедет на рассвете. Пишет, что едет ко мне с «вопросом в сердце».

– С вопросом? Но ведь он уже предложил тебе выйти за него замуж и ты согласилась. Какие еще вопросы у него могут быть? – удивилась Пегги.

– Он настаивал на том, чтобы получить благословение нашего отца. Я несколько раз говорила папе об этом, но он не хочет меня слушать. Говорит, плохо уже то, что Джон – британец, а тут еще и его темное прошлое. Он слышал, Джон оставил в Англии карточные долги, и теперь не может вынести мысли, что тот проиграет и мое приданое.

– Но ведь папа знает о том, что ты рассказала мне той ночью, так? Что Джон – как ты это назвала – работает с оружием? Для наших солдат? Это одновременно и прибыльное, и почетное дело, – возразила Элиза.

Анжелика пожала плечами.

– Ты же знаешь папу. Один раз составил мнение о человеке и не желает его менять.

– Тогда какой вопрос, по-твоему, задаст тебе мистер Черч? – настаивала Пегги.

Анжелика с тревогой посмотрела на сестер.

– Я думаю, он попросит меня сбежать с ним.

– Что? – Элиза вздохнула, а Пегги буквально схватилась за горло. – Ты шутишь! Конечно, ты не должна позволять ему думать, что ты примешь… О, Анжелика! – Элиза замолкла, когда увидела лицо сестры. – Ты же не собираешься бежать с ним?!

– Я думаю… – Анжелика прервалась и надолго замолчала. – Думаю, собираюсь.

Пегги схватила ее за руку.

– Но это значит, что ты его любишь?

Сперва Анжелика молчала, загадочно улыбаясь и глядя в пространство.

– Я думаю, что мы с ним будем как мама с папой. Не влюбленные друг в друга, но уважающие и поддерживающие один другого. Двое, объединившиеся, чтобы создать нечто прочное. Семью. Наследие.

– Но ты любишь его? – настаивала Элиза. – Ты слишком молода и красива, чтобы отказываться от любви прямо сейчас. Вокруг столько молодых людей!

– Правда? – удивилась Анжелика, поднимаясь и направляясь к двери. – А если половина из них отправится в лазарет, а вторая – на кладбище? – Она замерла в дверях. – Мама и папа с рождения готовили нас к определенному образу жизни. Тебя всегда меньше других девушек интересовали удобства, но мы с Пегги… В общем, мы любим комфорт, правда, сестренка? Джон сможет дать мне все, что я только пожелаю, в том числе и приключения. – Она улыбнулась сестре. – Дражайшая Элиза, тебе придется влюбиться за всех нас.

И она выскользнула в коридор, впустив в комнату порыв ледяного ветра.





22. Милые пустяки




Южная улица

Морристаун, штат Нью-Джерси

Февраль 1780 года



Поскольку Александр Гамильтон славился своим красноречием, то решил применить его, чтобы завоевать свою Элизу. Он начал писать письма ее сестре Пегги, изливая в них свои чувства и зная, что о них Элизе будет рассказано немедленно. С того разговора на ужине у них с Пегги завязалось нечто вроде родственной дружбы, и именно к ней он обратился с просьбой помочь с его ухаживаниями. Когда Алекс писал, то взывал одновременно к тщеславию Элизы и к ее практичности: «Она, бесспорно, прекрасна, и все же в ней нет мелочного притворства, свойственного тем женщинам, которые считают себя красавицами». Он восхищался ее любовью к природе и прогулкам: «Лицо Элизы светится от радости при виде утренних лучей солнца, и я с улыбкой представляю, каким бесшабашным, но добродушным сорванцом она была в детстве». Ни одна женщина, писал он, не сравнится с сестрой Пегги в бесконечной страсти к чтению. Гамильтон даже умолял Пегги предложить сестре продолжить изучение французского, чтобы однажды они могли делиться секретами на своем, понятном двоим, языке.

Это, писал Алекс в кипах писем, именно те качества, которыми, по его мнению, должна обладать идеальная женщина. Пегги писала ему в ответ, и ее план был намного проще: «Мой дорогой полковник Гамильтон, если вы хотите завоевать мою сестру, почему бы вам просто не сказать все это ей?»

В этот холодный ясный вечер воздух под кронами сосен был сладок, но мороз по-прежнему заставлял надевать теплое пальто, даже чтобы постоять у ревущего костра. Алекс воспользовался советом Пегги и пригласил Элизу прогуляться с ним по парку Морристауна, где в сумерках начинался традиционный праздник разведения костров. Вдвоем они протиснулись сквозь толпу в первые ряды, где высокий светловолосый парнишка с длинными пальцами играл на мандолине. Люди закашляли, прочищая горло, уже после первых двух песен. Затем кто-то швырнул пропитанную скипидаром тряпку на хворост, собранный для костра, и чиркнул спичкой. В небо с громким фрр взвился огонь, и лица пятидесяти испуганных людей осветились оранжевыми всполохами. Живительный, бодрящий запах горящей сосны окружил их. Почувствовав, что его спутница замерзает, полковник приобнял ее и начал растирать руку от плеча до локтя, чтобы поскорее согреть.

Затем наклонился к ее уху и прошептал:

– Вы – особенная для меня, моя дорогая Бетси. И я хочу, чтобы вы узнали об этом прямо сейчас. Думаете, вы смогли бы когда-нибудь испытать ответные чувства к бедному солдату?

Алекс взял за привычку называть ее Бетси наедине. Так называл ее только он и никто другой.

– Возможно, когда-нибудь, – ответила она. – Вы все еще не отвезли меня на давно обещанную прогулку на санях, полковник.

– Скажите лишь слово, моя темноволосая прелестница, – заявил он, – и я сделаю все, чтобы Гектор стоял у крыльца, запряженный в сани с колокольчиками. И, Алекс, пожалуйста, зовите меня Алекс.

– Александр, – сказала Элиза с улыбкой, – вы позволяете себе слишком много свободы, как наш Конгресс по отношению к британцам.

– Моя дорогая, вы – декларация моего сердца, – заявил молодой человек, наслаждаясь их пикировкой.

– Алекс, – сдалась она наконец, – так замечательно быть сегодня здесь, с вами!