Алекс & Элиза

Его взволновало собственное имя, произнесенное ее голосом.

– Наконец-то сестра прекратит донимать меня рассказами о вас, – заявила девушка.

– Она может теперь донимать других, ведь именно благодаря Пегги мы сегодня здесь, вместе.

Они стояли перед костром, наслаждаясь его теплом и обществом друг друга.

Когда закончилась очередная песня, прямо перед Алексом в кругу света остановился мужчина. Сперва полковник не узнал высокого элегантного человека, одетого в гражданское, чью фигуру освещало со спины пламя. В неверном свете костра майора Андре, вероятно, не смог бы узнать никто другой, кроме Алекса.

– Добрый вечер, сэр! – воскликнул Алекс. – Что привело вас в наши края?

Алекс шагнул вперед, к свету. Он заметил, что лицо майора пылает и капельки пота стекают по бокам его скуластого лица. Казалось, он очень спешил.

– А, полковник Гамильтон. И мисс Скайлер тоже – какой… приятный сюрприз! Но, пожалуйста, не подходите ближе. Я просто проезжал через Морристаун и умудрился подхватить серьезную простуду, которая, как опасаюсь, вот-вот перерастет в пневмонию. Я встал с кровати лишь для того, чтобы добраться до аптеки. Да-да, вот так. А теперь мне действительно пора. Хорошего вечера вам обоим!

Майор спрятал подбородок в шарф, намотанный вокруг шеи, и пошел через толпу, любующуюся костром. Выйдя на дорогу, Джон Андре тут же повернул в направлении Уайтхед-стрит.

– Странно, – вслух удивился Алекс. – Аптека в другом направлении. Меня всегда восхищала открытость этого человека, но на этот раз он словно что-то скрывал.

Полковник посмотрел на задумчивую Элизу.

– В чем дело, дорогая моя?

– Он когда-то просил моей руки, – призналась она.

Алекс напрягся.

– Ваш партнер по танцам. Вы танцевали с ним три – нет, пять – раз, помню. Я считал.

Девушка увидела выражение его лица.

– Я не сказала «да».

– Но вы были… увлечены им?

– Подростковая влюбленность, не больше.

Алекс резко вздохнул. Британский офицер делал предложение американской знатной леди. Но, конечно, майор Андре мог быть достаточно уверен в себе, чтобы просить руки Элизы. Он был богат и, друг он или враг, имел семью и связи, которых не хватало Алексу. Внезапно ему стало стыдно.

Теперь пришла очередь Элизы спрашивать у полковника, что случилось.

– Ничего, – ответил спутник тихо.

– Он не был мне нужен, – сказала девушка.

– Но почему нет? – спросил Гамильтон, не в силах справиться с собой. Если Элиза отвергла такого замечательного человека, как Андре, какие шансы есть у Алекса с его смешными ухаживаниями?

Девушка задумалась над ответом. Навещая больных в лазарете вместе с полковником Гамильтоном, она обнаружила в нем мягкую сторону, столь не свойственную офицерам. Он заботился о своих солдатах сильнее всего и хотел, чтобы они получали достойное вознаграждение за службу.

Да, она видела, как страдает Алекс от того, что ему не дают полк под командование, но понимала, что это всего лишь проявление бойцовского духа амбициозного и уверенного в себе лидера. И потом, разве не это показалось ей наиболее привлекательным в нем? Сила духа и импульсивность, которые могут дополнить ее качества и заставить меняться в лучшую сторону, чтобы соответствовать их новому миру. Человек, который уважал бы ее собственные ценности.

Да, действительно, когда-то она была довольно сильно увлечена элегантным майором Андре. Но здесь и сейчас для Элизы вся привлекательность британца растворилась в ночном воздухе, сгорела как сосновые иголки, вспыхивающие в костре перед ней.

А на ее место пришло желание наблюдать за тем, как отблески костра пляшут в глазах полковника, поселившись в сердце навсегда, и она собиралась сказать ему об этом.

– Я не приняла его, – призналась девушка. – Боюсь, оказалась слишком большой патриоткой, чтобы выйти замуж за противника независимости Штатов.

Казалось, ответ его устроил.

«Я не приняла его, – подумала Элиза, но говорить не стала, – потому что он не был вами».





23. Горящие сердца, пустые карманы




Штаб-квартира Континентальной армии, за обеденным столом у Кокранов, часть вторая, Морристаун, штат Нью-Джерси

Февраль 1780 года




Витая в облаках после очередного свидания с Элизой, Алекс совсем потерял счет времени. Он вернулся в штаб уже после того, как выставили ночной караул, и наткнулся на юного капрала, ютящегося в будочке у входа в особняк Фордов. Закутанный в полудюжину одеял, накрытых сверху медвежьей шкурой, сонный часовой едва шевельнулся под всей этой кучей, когда подошел Алекс. Возможно, он отдавал честь, заметив знакомую фигуру полковника Гамильтона, но под всеми укрывшими его одеялами различить это было довольно непросто.

– Пароль, полковник?

Алекс открыл было рот, но на ум ничего не пришло. Пароль?

Он забыл пароль, что было довольно-таки странно, поскольку сам отвечал за их смену.

– Э-э-э… Элиза, – сказал он секунду спустя.

– Полковник? – В последний месяц пароли выбирались среди названий птиц.

– Элизабет? – продолжил Алекс. – Бет? Бетти? Бетси? Битс? Лиза? Лиз? Элиза?

– Этот вы уже называли, – сказал часовой.

– И назову еще не раз, – Алекс отдал честь капралу, пробираясь мимо него в особняк, – ведь у меня на уме только это имя. Можете спокойно стрелять в меня, капрал, – добавил он. – Я настолько переполнен любовью, что пуля просто отскочит.

Внезапно появился дежурный лейтенант и махнул рукой юному стражу. Он слышал признания полковника и сочувствовал ему.

– Лоуренс прав, вы – пропащий человек. Козодой, полковник Гамильтон. Пароль сегодня – козодой, – заявил лейтенант Ларпен.

– Нет! Элизабет Скайлер, – бросил Алекс через плечо. – Этот ключ открывает все замки или, по крайней мере, мое сердце!

Говоря все это, он нащупал ручку двери и резко дернул, врезавшись носом в дубовые доски, потому что дверь оказалась заперта. Хлопая себя по карманам, он уже знал, что они пусты: ключи он забыл в особняке, когда сбегал на встречу с Элизой.

– У меня есть ключи, сэр, – сказал Ларпен, подходя, чтобы отпереть дверь.

– Да, да, спасибо, лейтенант, – смущенно поблагодарил его Алекс. – Долгий день, знаете ли. Дела армейские и, э, все прочее.

На следующее утро он получил от Гертруды Кокран записку с приглашением поужинать сегодня с ними, в кругу семьи.

Я знаю, что вы радовали нас своим присутствием всего несколько дней назад, но кавалер Анжелики, мистер Черч, приехал в Морристаун, как и кавалер Пегги, мистер ван Ренсселер, с которым вы познакомились в тот вечер. Будет обидно, если рядом с Элизой не окажется молодого человека, ухаживающего за ней, и она почувствует себя не у дел. Боюсь, мы сможем предложить вам лишь обычное жаркое из оленины, но порции будут обильными, а еще на столе будет вдоволь грушевого сидра.



Алекс тут же отправил короткую записку – «С огромным удовольствием принимаю ваше любезное приглашение к столу» – и остаток дня размышлял над скрытым значением письма миссис Кокран. Тетушка Элизы уже пыталась изображать сваху раньше и вполне могла сделать это снова. Но самое главное, на его взгляд, заключалось в словах «молодой человек, ухаживающий за ней». Элиза разговаривала о нем с тетушкой? Говорила, что между ними происходит? Если так и было, то это самые лучшие новости за всю зиму. Конечно, то, сколько времени они проводили вместе, рождало в нем надежду, но он не желал лелеять пустые мечты. Но Алекс также не хотел скрывать свои чувства, сильнее всего опасаясь, что Элиза решит, будто с ней играют.

К счастью, генерал Вашингтон отсутствовал, и список дел на сегодня был сравнительно невелик: обычные обращения к состоятельным американским дельцам и плантаторам с просьбой выделить деньги, или снаряжение, или шерсть на мундиры, или провизию; бесчисленные доклады о продвижении войск и данных разведки; поток писем соболезнования семьям солдат, скончавшихся от ран и болезней. Сегодня, спасибо Господу, их было всего три.

К пяти Алекс уже покинул штаб и отправился на квартиру, велел камердинеру, которого делил еще с четверыми офицерами, отутюжить и почистить его мундир до хруста, а также отполировать сапоги. Времени на то, чтобы принять горячую ванну, не оставалось, поэтому он стянул китель с рейтузами и ополоснулся по пояс ледяной водой из таза для умывания, затем побрызгал на себя розовой водой и надел освеженный мундир. Ему очень хотелось прийти с цветами, но в середине зимы, на севере Нью-Джерси, цветы были не более чем отдаленным воспоминанием. Но, выходя из комнаты, полковник заметил на столе небольшую миску с апельсинами. В сумрачной комнате они сияли, как маленькие солнца, и он не мог представить, каким чудом их доставили с тропической родины. В доме помимо него было еще семь офицеров, и он понимал, что апельсины предназначены для них всех, но также знал, что свежие фрукты в феврале будут встречены намного восторженнее, чем три дюжины красных роз. Он схватил мешок, сгреб в него фрукты и поспешно вышел в сумерки.

В главной гостиной дома, занятого Кокранами, горели лампы, и по плотным занавесям, задернутым, чтобы защититься от сквозняков, то и дело скользили тени. Алекс позвонил в колокольчик, и Улисс распахнул перед ним дверь. Затем принял пальто и шляпу гостя и предложил ему пройти в гостиную.

Комната была жарко натоплена. Все три сестры Скайлер присутствовали здесь: Анжелика и Элиза сидели на диване, а Пегги – в кресле неподалеку, в то время как Стивен ван Ренсселер и невысокий, полный мужчина лет тридцати расположились в плетеных креслах в другой стороне комнаты. Ван Ренсселера не было слышно, но, глядя на него, несложно было вообразить звучание его нудного голоса. Черч безучастно смотрел на него, сжимая свой бокал так крепко, словно лишь это помогало ему не выбежать прочь из комнаты.

Алекс попытался поймать взгляд Элизы, но тут из высокого кресла, в котором однажды во время его визита сидела девушка, поднялась тетушка Гертруда и закрыла собой объект его интереса.

– Полковник Гамильтон! Как хорошо, что вы нашли время почтить нас своим присутствием, несмотря на то что не были предупреждены заранее. – Она бросила взгляд на мешок в его руках. – И, похоже, захватили с собой стирку!

Алекс рассмеялся над ее шуткой.

– На самом деле, – сказал он, развязывая горловину мешка, – это…

– Апельсины! – практически взвизгнула тетушка Гертруда. – О, благословенная картина. Мы доели последние мягкие яблоки с чердака сразу после Сретения и с тех пор не видели ни кусочка фруктов. О, я просто чувствую, как мое здоровье улучшается от одного взгляда на них. Целых восемь! Великий Боже, они, должно быть, стоят, как хороший мул! – Она наклонилась поближе, и до Алекса долетел ощутимый запах грушевого сидра – тетушка Гертруда, похоже, была навеселе. – Доктор Кокран в отъезде до понедельника. Мы с вами поделим его апельсин, и это станет нашим маленьким секретом.

– Договорились, – поддержал Алекс.

Он передал ей мешок и повернулся к Элизе, но миссис Кокран тут же подхватила его свободной рукой и подтолкнула к ван Ренсселеру и Черчу.

– Нас слишком мало, чтобы расходиться по отдельным гостиным, – сказала она, провожая его к мужчинам, – и обогрев второй комнаты обойдется недешево, поэтому просто представьте, что вы, джентльмены, в своей комнате, а мы, леди, в своей. Мистер Ренсселер, полагаю, вы знакомы с полковником Гамильтоном. Полковник Гамильтон, это мистер Джон Баркер Черч, и, боюсь, он англичанин, – лукаво прищурилась пожилая дама, – но при этом поддерживает нашу сторону, не без риска лично для себя. Ужин будет готов примерно через полчаса, – добавила она, прежде чем вернуться в другую часть гостиной.

Алекс пожал руки мужчинам и занял еще одно плетеное кресло. Оно стояло спинкой к дамам, и гость счел невежливым разворачивать его, поэтому пришлось устроиться слегка наискосок, чтобы иметь возможность хоть краем глаза наблюдать за Элизой. По крайней мере, ее диван был развернут к его стороне комнаты, и время от времени им удавалось ненадолго встретиться взглядами.

– Полковник Гамильтон, – обратился к нему Джон Черч, – ваше присутствие – честь для нас! Замечательно, что среди нас есть хотя бы один солдат.

– Я вступлю в армию в следующем году, как только мне исполнится семнадцать. Хотел вступить в этом, – объяснил Стивен, – но папа не позволил.

– Уверен, вы станете отличным солдатом, – заверил его Алекс. – И вам тоже еще не поздно вступить в наши ряды, мистер Черч.

Британец выпрямился в своем кресле.

– Думаю, вы согласитесь, что я и без того немало сделал для американцев, полковник Гамильтон. Каждая четвертая пуля, вылетающая из американского ружья, доставлена мной. И все же я остаюсь англичанином и не хочу предавать собственную страну.