Алекс & Элиза

– К тому моменту, как он добрался до нас, – вступила миссис Скайлер, – то едва помнил, как его зовут и зачем приехал. Говорю тебе, полковник так сильно бредил, что я боялась, как бы горячка не перекинулась на мозг и он не впал в полное беспамятство, но, похоже, это были последствия трех дней без сна и нормальной еды, с ноющей раной, на ужасном холоде.

– Мне сказали, что я проспал два дня, – смущенно признался Алекс. – Простите меня за это, дорогая Элиза.

– О, чепуха, – возразила девушка, сжав его руку. – Поверить не могу, что вы рисковали жизнью ради меня!

– Я бы рискнул ею еще тысячу раз, если бы это помогло завоевать ваше сердце.

Миссис Скайлер прокашлялась, привлекая к себе внимание.

– Пока он спал, пришло письмо от твоей тети Кокран, но, признаюсь, мы с твоим отцом решили, что это скорее выдумки невесты поневоле, чем злой умысел мерзкого развратника. Само собой, мы не слышали ничего, что позволило бы заподозрить полковника Ливингстона в неджентльменском поведении, иначе никогда бы не дали согласие на помолвку. – Алекс видел, как миссис Скайлер смотрит в глаза дочери с отчаянной серьезностью. – Я искренне надеюсь, что ты веришь мне, дочь.

– Генри всегда был слабым мальчиком, – сказала Элиза ровно, не прощая, но и не обвиняя мать, – но он не был и развратником, как вы сказали. Полагаю, то время, что он провел в армии, не закалило его, как большинство наших солдат. Но вы могли этого и не знать. Он служил в Коннектикуте и на побережье Массачусетса, вдали от Олбани, и уж тем более от Нью-Джерси и Филадельфии.

Это не было похоже на прощение, но миссис Скайлер, казалось, хватило и этого.

– Мы хотели написать тебе, но затем проснулся мистер Гамильтон, рассказал все подробности и убедил в том, что нам нужно приехать лично и отменить свадьбу. Полковник настаивал на том, чтобы сопровождать нас, но доктор сказал, что пациент еще недостаточно здоров. Нам удалось убедить его провести в постели еще один день, но затем он заявил, что отправится без нас, и твоему отцу пришлось реквизировать экипаж, чтобы мы могли приехать все вместе. Мы надеялись, твоей тете Кокран удастся отложить свадьбу до тех пор, пока не придет весточка от нас или не прибудем мы сами.

– Тетушка Гертруда была неподражаема, – заявила Элиза. – Подозреваю, что губернатор Ливингстон никогда больше не решится войти в ее дом.

Алекс оглянулся на миссис Кокран, крутившую в одной руке крохотный бутылек с ароматическими солями, которые помогли привести Элизу в чувство. Тетушка поймала его взгляд и подмигнула.

В этот момент щелкнула входная дверь, и секунду спустя генерал Скайлер ворвался в гостиную.

– Все решено, – заявил он, сбросив шляпу и пальто и передав их слуге в прихожей. Затем прикрыл за собой дверь и устроился в кресле неподалеку от жены. – Я убедил губернатора и полковника Ливингстонов освободить тебя от помолвки и оставить все случившееся строго в семейном кругу. В обмен на это полковник Ливингстон не пойдет под трибунал за бездушный и безответственный приказ переместить больных из лазарета ради его холостяцкой вечеринки, поставивший под угрозу жизни семерых солдат Континентальной армии. А его его недостойные и отвратительные действия по отношению к леди останутся известны только пострадавшей стороне и ее семье. – Он посмотрел на дочь с равной степенью нежности и гнева. – Хотя я бы предпочел пристрелить его сам, чтобы восстановить хоть подобие справедливости.

– Такой негодяй, как он, рано или поздно получит свое, – с отвращением произнес Алекс. – Но мне тоже жаль, что тем, кто отмерит ему наказание, буду не я.

– Все это позади, – сказал генерал Скайлер, – а впереди лишь светлое будущее. Если, конечно, вы по-прежнему будете рядом с Элизой, – добавил он, подмигнув дочери.

– Что? – переспросила девушка.

– Полковник Гамильтон задал тебе вопрос, – пояснил генерал Скайлер, – прежде, чем ты так невежливо лишилась сознания прямо у него на руках.

– О, я бы не назвала это невежливым, – возразила миссис Скайлер мужу. – Скорее, очаровательным.

– Неважно, очаровательным или невежливым, но ей не стоило заставлять парня столько ждать! – Генерал Скайлер весело хмыкнул. – И бедняга со мной согласен.

Алекс поддержал его, с надеждой взглянув на Элизу.

– Ч-что? – снова запнулась девушка. – Я имею в виду… – Она с беспокойством взглянула на родителей, задержав взгляд на матери. – Можно? Мне казалось, вы были против.

– Есть семьи, чье величие происходит из прошлого, из их наследия, – ответила миссис Скайлер. – Это достойно восхищения, ведь именно традиции связывают нас в единое общество. Но есть и другие семьи, и другие нации, чье величие лежит в будущем развитии, и пусть его сложнее распознать, чем авторитет знатных семей, значительность гербов, титулов и рангов, но оно не менее, если не более, ценно и достойно восхищения.

Генерал Скайлер обнял жену, притянув ее ближе к себе.

– Миссис Скайлер пытается сказать, – добавил он, – что Скайлеры почтут за честь породниться с таким замечательным и достойным человеком, как полковник Гамильтон.

– Так я могу выйти за него? – спросила Элиза, глядя то на родителей, то на Алекса. – Я могу сказать «да»?

– Лучше бы тебе так и сделать, – проворчала миссис Скайлер, – иначе я тебя никогда не прощу.

Элиза повернулась к Алексу. Тот почувствовал, что теряет контроль над своим телом. Единственным, что держало его на земле, была ладонь Элизы в его руке.

– Тогда да! – воскликнула девушка. – Да, да и да, я стану вашей женой! Да! Да! Да!





36. Жена бедняка




Сад резиденции Кокранов, Морристаун, штат Нью-Джерси

Август 1780 год



Всю жизнь прошлое Алекса тянулось за ним как тяжелая, ржавая цепь. Он был открытым человеком, которому нечего скрывать, но понимал всю ненадежность положения чужака. Со времен своей нелегкой юности ему необходимо было найти точку опоры в респектабельном обществе. Благодаря ли живости его пера или храбрости на поле боя, он хотел собственными силами заслужить себе значимое место в Новом Свете.

Ему действительно удалось погреться у костра славы генерала Вашингтона, а теперь еще и практически войти в высшее общество в качестве члена семьи Скайлеров. И все же, добившись места правой руки генерала Вашингтона и почти став зятем генерала Скайлера, он не смог избавиться от сомнений, грызущих его с самого детства. Станут ли люди думать, будто он женился на одной из дочерей Скайлеров, чтобы получить доступ к их связям и деньгам? Как может Элиза Скайлер быть настолько уверенной, что он обеспечит ей достойное существование?


Он написал Элизабет горы писем и посвятил стихотворение, которое она носила в медальоне на шее. Ее письма к нему, так же как и его к ней, были полны любви, предвкушения и радостной нежности. Он ощущал себя счастливейшим человеком в мире.

Их венчание назначили на декабрь, когда должно было наступить зимнее затишье в военных действиях и Алекс смог бы взять несколько недель отпуска на свадьбу и последующий медовый месяц. Но сейчас шел август, и если в любви Элизы он не сомневался, то хотел быть также уверен и в том, что она знает, на что идет.

Взяв несколько дней отпуска, чтобы повидать свою возлюбленную, он вернулся в Морристаун, готовый раскрыть невесте свое сердце.

Элиза зарылась руками в землю, радуясь, что может погреться на солнце в маленьком огородике тетушки Гертруды в этот погожий день. Алекс внезапно вернулся с фронта нынешним утром и только что проводил ее домой из церкви. В поисках остатков зелени, которую можно было бы подать к столу тетушки, девушка обнаружила маленькие зеленые огурчики, которые оставили на семена.

– Алекс, есть ли что-то более прекрасное, чем посадить семечко и ждать, пока оно вырастет во что-то нужное? Эти крошечные семена следующим летом станут огурчиками, которые тетя Гертруда будет подавать на стол в виде канапе. Как невероятно практично, наверное, быть женой фермера!

Алекс в третий раз обошел бордюр, окружавший небольшой огород. Он не часто мог вырваться навестить ее, но, похоже, в этот раз на то была серьезная причина. Казалось, у мужчины на сердце лежит какой-то груз, от которого он хочет избавиться, а Элиза своим невинным вопросом случайно подвела его к нужной теме.

– Ты спрашиваешь, как практично быть фермерской женой, Бетси? – Алекс перестал ходить кругами и направился прямо к ней. – А, по-моему, вопрос скорее в том, насколько практичной должна быть жена фермера? Или жена бедняка? Насколько практичной должна быть женщина, чтобы забыть о красивых платьях, изысканных обедах, о доме, полном слуг, готовых сделать всю работу в любое время? Насколько практична жена бедняка, если довольствуется чтением при свете свечи вместо вечера в опере? Насколько практично видеть, как твои руки грубеют от копания в огороде, ухода за живностью, готовки и прочей работы, которую необходимо делать, чтобы прожить еще один день?

Элиза посмотрела на Алекса. Так вот что его беспокоило! Он уже писал об этом в своих чудесных письмах.

Девушка видела страх на его лице и ей хотелось как можно скорее стереть его.

– Но, дорогой мой, я просто хотела сказать, что люблю работать в саду. И шить люблю. И ничего под этим не подразумеваю. Так что это, дорогой Алекс, что ты хочешь мне сказать?

– Я боюсь, Бетси, что нашей любви, сколь бы глубокой она ни являлась, будет недостаточно, чтобы питать наш брак на протяжении всей жизни. Брак во многом схож с деловым партнерством, и я опасаюсь, что, выйдя за меня замуж, ты заключишь неудачную сделку.

Алекс сунул пятерню в волосы, растрепав их.

– Признаюсь, что со своими денежными делами я справляюсь вовсе не так блестяще, как с делами государства. Деньги и земли до сих пор не имели для меня значения. Но теперь нужно думать о тебе и о наших будущих детях. Я должен заботиться о семье всеми способами, какими только смогу. И вовсе не уверен, что этого будет достаточно.

Элиза отложила совок и отряхнула руки. Ее чепец остался дома, и лицо быстро порозовело под жаркими лучами солнца. Она распахнула объятия.

– Иди ко мне, Алекс. Я покажу тебе, что меня заботит.

Молодой человек понял, что не может посмотреть ей в глаза.

– О, моя прекрасная дама, когда я думаю о том, какую замечательную партию ты могла бы найти… ах! А выбрала меня, хоть я так мало могу тебе предложить. Если бы одного счастья было достаточно, чтобы брак удался, мы были бы устроены на всю жизнь. Но почему ты так уверена, что наш союз не превратится в один из тех неудачных браков, в которых пары несчастливы?

Элиза рассмеялась.

– Ты, возможно, забыл, что меня вырастила бережливая датчанка, которая сама управляла хозяйством, при этом воспитывая целый выводок детей. Определенно, во мне есть капелька практичности!

– Ты шутишь над этим сегодня, но, умоляю, представь меня много лет спустя. Захочешь ли ты тогда, так же как сейчас, быть женой бедняка?

– Глупый. Уверена, что мужчина, за которого я выхожу замуж, предназначен для великих дел, ведь он уже совершил множество выдающихся поступков, тем самым заработав высокую должность. Запомни мои слова, Алекс. Ты – человек, чьи будущие свершения однажды вызовут всеобщее восхищение. И вы, полковник Гамильтон, мой, а я ваша, навеки.

Алекс снова обнял ее, чувствуя, как рушатся его сомнения.

– Я никогда не буду достоин тебя, мой ангел, – сказал он. – Знаю, что наверняка успею тысячу раз разочаровать тебя, пока не истечет наше время на земле. Но, надеюсь, ты всегда будешь видеть хорошее во мне и знать, что мое бестолковое сердце навсегда принадлежит тебе, несмотря на то, какие препятствия и неудачи ждут нас на жизненном пути.

Элиза отклонилась и взглянула ему в глаза.

– Я знаю тебя, Алекс. Я знаю тебя, люблю и всегда буду любить, что бы ни случилось. Я всегда буду твоей.





37. Свадебный марш




Особняк Скайлеров, также известный как «Угодья», Олбани, штат Нью-Йорк

14 декабря 1780 года



И вот, наконец, настал день свадьбы. Жизнь жизнью, а война войной, и за головокружительным предложением последовали долгие девять месяцев ожидания, которые, наконец, завершились свадьбой в «Угодьях», Олбани. С одной стороны, Элиза хотела выйти замуж как можно дальше от Морристауна – ей хотелось запомнить лишь то, что в этом городе она влюбилась в Алекса, а не то, что чуть не потеряла здесь и его, и себя. С другой, именно там полковник Гамильтон поставил под угрозу свое назначение командиром Третьего Джерсийского полка, когда генерал Клинтон, главнокомандующий британской армией, осадил Чарльстон, который пал после шестимесячной осады в середине мая.

Это, безусловно, была катастрофа, которую генерал Вашингтон очень тяжело переживал и потому просто не мог расстаться со своим самым доверенным помощником. Дело Бенедикта Арнольда получило широкую огласку – генерал Арнольд был одним из лучших полководцев Континентальной армии, когда-то служившим с генералом Скайлером. Отчасти благодаря тому, что Алекс обнаружил его переписку с майором Андре, Континентальной армии удалось сорвать план Арнольда по передаче форта в Вест-Пойнте британцам. Генерал смог скрыться, а майора Андре схватили и посадили в тюрьму. Элиза вспоминала о нем с теплотой, как о дерзком кавалере, с которым танцевала в ту самую ночь, когда познакомилась с будущим мужем, а Алекс понимал, что майор вел себя странно еще в тот вечер в Морристауне, когда они столкнулись у большого костра.

Хотя Арнольд придумал план, а Джон Андре был просто офицером, с которым генералу удалось установить связь, обе стороны конфликта считали майора одним из самых достойных офицеров в обеих армиях. И все же закон был суров, а позиция генерала Вашингтона непоколебима. Несмотря на то, что даже Алекс просил главнокомандующего о милосердии, 2 октября отчаянного молодого офицера повесили за шпионаж в тылу врага.

Его смерть глубоко потрясла Элизу, и прошло немало времени, прежде чем она почувствовала готовность, по ее словам, продолжать жить.

Но, наконец, на службе у Алекса наступило затишье, и к концу ноября ему удалось сбежать на север, в «Угодья».