Арарат

– Этот двоюродный брат, о котором ты нам не рассказал… Полагаю, он выдал своей группе точно такие же?

Хакан закрутил колбочку, сунул ее обратно в куртку и затоптал остатки костра. Мериам подошла к Адаму и прижала свою руку к его грязной небритой щеке. Затем проглотила таблетки не запивая и усмехнулась.

– Пошли, любимый, – сказала она. – Придется поднажать.

– У Оливьери лошади и мулы, – тихо ответил Адам, все еще сжимая таблетки в руке.

– А у тебя есть я. Приготовься, скоро начнем снимать.

– Ты что задумала?

Мериам рассмеялась.

– Есть только один способ их обогнать. Они захотят как можно дольше не расставаться с животными. А значит, дойдут до Второго Лагеря, а оттуда устремятся на юго-восточный склон, чтобы подобраться к пещере сверху. Как мы планировали с самого начала.

Адам подумал о разбитой скале ниже пещеры и о тысячах тонн грунта, которые могут съехать вниз по склону в любой момент. И о том, что за ночь к ним прибавилось два-три сантиметра снега.

– А мы останемся западнее камнепада, – сказал он. – Пойдем прямо к пещере, но не пересекая зону лавины. Еще не самоубийственно, но уже чертовски опасно.

Горячий диск солнца выглянул из-за восточного горизонта. Глаза Мериам светились.

– Правда, здо́рово?



В следующий раз Мериам увидела Оливьери только через девять часов. Обеими руками она держалась за ледоруб, воткнутый в ледяную скалу, зубьями альпинистских кошек пыталась зацепиться за лед. Голова пульсировала болью, живот невыносимо крутило, а глотку жгло поднимающейся изнутри желчью. Но Мериам заставила себя не блевать. С приступом горной болезни можно было справиться. Она уже приняла повышенную дозу лекарств и теперь молилась и проклинала как своего Бога, так и всех прочих. Она говорила себе, что все будет хорошо, и, скорее всего, это было так. Если легкие не заполнятся жидкостью и не опухнет мозг (в результате отека легких или мозга), то другие симптомы постепенно утихнут.

Но если у нее действительно разовьется отек и она не спустится сразу, то все закончится плохо. Она умрет.

Глубоко вдохнув разреженный воздух, Мериам зацепилась носком ботинка за лед и подтянулась вверх, затем выдернула ледоруб и воткнула его в скалу как можно выше. Оказалось, что пренебрегать акклиматизацией – это очень-очень глупо. А отправляться вдвоем – пусть даже с проводниками, которые знали гору лучше, чем интимные места своих жен, – было верхом идиотизма.

Одна сторона неба окрасилась в яркий цвет индиго, в то время как с другой солнце закатывалось в свое ночное укрытие. Чья-то рука прикоснулась к ее спине. Она оглянулась и с удивлением увидела догнавшего ее Адама. Ветер хлестал его по лицу, заставляя щуриться.

– Я тебя звал. Ты не слышала?

– Ветер… – ответила Мериам, отдыхая на склоне горы. – А что случилось?

– Фейиз был прав. Надо было остаться на уступе, через который мы прошли полчаса назад. Думаю, нам лучше туда вернуться.

Покрепче схватившись за рукоятку ледоруба, Мериам повернулась к Адаму. Страдающая от тошноты и головной боли, она была вынуждена повторить его слова про себя, чтобы убедиться, что поняла их правильно.

– Хакан сказал, мы сможем дойти. Мы почти у цели!

На лице Адама застыло недовольное выражение.

– Он сказал это час назад, и что толку? Ты видишь эту чертову пещеру? И даже если мы туда дойдем, ты прекрасно знаешь, что там нет и не может быть никакого Ковчега. Допустим, мы снимем отличные кадры, но, чтобы потоп достиг такой высоты… это совершенно невозможно!

– Что я слышу? – саркастически спросила Мериам. – Ты точно не мой Адам. Из нас я атеистка, ты не забыл? Если веришь в Бога, то как ты можешь думать, что для него есть что-то невозможное?

Родители и брат отказались не только общаться с Мериам, но даже признать, что живут с ней на одной планете. Разрыв с семьей одновременно разбил ей сердце и придал сил для того, чтобы осуществить мечты. Но она по-прежнему ощущала боль от одиночества. Когда она встретилась с ними в последний раз – в Лондоне в жаркий июльский день шесть лет назад, – то увидела тоску в глазах матери, но от отца и брата исходили лишь волны ненависти и презрения. Если у матери хватит смелости пойти против воли отца, то однажды они смогут поговорить. Но Мериам сомневалась, что такой день наступит. Объявить себя атеисткой было все равно что плюнуть в лицо отцу. И она понимала это, когда произносила те роковые слова. Но она не могла поступить иначе, решив, что больше никогда не будет скрывать свою истинную сущность.

Теперь она была здесь и отчаянно желала получить то, что могло находиться в пещере. Какая-то часть ее хотела, чтобы пещера оказалась пустой – чтобы потом бросить этот факт в лицо самодовольным ублюдкам, вне зависимости от той религии, которую они представляют. Но другая часть хотела найти… хоть что-то, во что можно было поверить. Хоть что-то, что зажжет в ней искру веры и приведет – если не домой, то туда, где она снова сможет общаться с семьей.

– Может, поговорим об этом позже? – предложил Адам. – Сейчас надо что-то решать. Мы не сможем добраться до пещеры до заката, это очень опасно и…

Она уперлась коленями в снежный наст и отпустила ледоруб, удерживаясь на склоне только привязанными к ботинкам кошками.

– Да брось! Здесь не такой уж крутой уклон. Я, конечно, попаду в ад, если разобьюсь, но это будет не сегодня.

Он смерил ее холодным взглядом.

– Прекрати уже.

Мериам вздохнула и снова взялась за ледоруб. Пожалуй, следовало прихватить с собой скальные крюки и веревки и подниматься с подстраховкой. Ведь если она начнет соскальзывать вниз и не сможет замедлиться, то запросто напорется на скалу или угодит в трещину. С другой стороны, маршрут на востоке куда круче. Отвесная зазубренная поверхность – даже под снегом. Пока они поднимаются…

– Не надо, – сказал Адам, внимательно изучая ее лицо. – В любой момент может случиться обвал. Ты не знаешь, как скоро. Даже Хакан не знает. Мы сейчас повернем назад, спустимся до уступа и там заночуем.

Мериам покрепче сжала ледоруб, почувствовав, что теряет силы.

– Если остановимся, то я не уверена, что смогу потом продолжить.

Адам поднялся повыше и уперся в гору рядом с ней.

– Говори громче.


Снизу что-то крикнул Хакан. Внутри Мериам стал расти гнев. Она уже готова была огрызнуться, подумав, что он их торопит, но встревоженный тон Хакана заставил ее еще раз прокрутить в голове услышанное. Из слогов сложилось имя.

Оливьери.

Мериам взглянула вниз и увидела Хакана, указывающего рукой вверх и на запад. Она перевела взгляд туда и прищурилась от пылающих золотистых лучей заходящего солнца. Выше на горе, примерно в восьмистах метрах от пика, через покрытый снегом хребет пробиралась линия черных силуэтов.

– Вот блин!

– Мериам… – начал было Адам.

Она резко повернула голову и посмотрела на него. Кровь прилила к ее лицу от невозможности объяснить всю срочность и жизненную необходимость этого открытия. Она выглядела одержимой, но у одержимости была своя причина. Грубый и прекрасный в своей неопрятности, Адам обладал душевной теплотой и интеллектом, которые всегда ее поддерживали и позволяли осуществлять все эти путешествия. Но кое-что она не могла ему рассказать. По крайней мере, не сейчас.

А пока для человека, которого она любила, у Мериам нашлось одно только слово:

– Лезь!

– Что…

– Адам, просто лезь! – рявкнула она и выдернула ледоруб.

Затем воткнула его в лед над головой, яростно пнула гору левым ботинком, зацепившись зубцами кошки, и полезла вверх.

Поднявшись выше Адама, Мериам услышала, как он выругался. Адам заметил наконец-то, что уже видели она и Хакан. Вновь посмотрев вверх и на запад, Мериам разглядела цепочку из полудюжины силуэтов, движущихся вдоль хребта, – всего лишь темные контуры в золотистых лучах садящегося солнца; фигуры, хорошо заметные в час длинных теней.

Больше слов не требовалось. Адам полез вслед за ней, тихо ворча. Мериам хорошо понимала, что он сейчас чувствует. Прошло уже девять долгих напряженных часов, во время которых они много раз останавливались и спорили о том, где устроить ночевку, но неистовая страсть Мериам и решимость Хакана победить двоюродного брата неизменно гнали их вперед. Порой ее одолевало сомнение. Начинало казаться, что это смешно… что команда Оливьери давно разбила лагерь и встала на отдых или попросту страдает от горной болезни.

Теперь стало ясно, что из двенадцати участников его группы осталось человек шесть-семь. Остальные, скорее всего, заболели и были вынуждены спуститься, но тех, кто мог идти, Оливьери и дядя Фейиза Барис заставили продолжить поход.

Раскапывая левой рукой снег в поисках твердой опоры, она продолжала восхождение. Ледоруб, кошка, рука, кошка, колени для дополнительной опоры. Солнце еще грело, но по мере того, как оно закатывалось за иззубренный край мира, температура стала ощутимо падать. Усилился ветер и стал с воем хлестать по склону горы. Мериам карабкалась вверх, словно неуклюжий когтистый паук. Фейиз и Хакан о чем-то стали спорить на повышенных тонах, но Мериам была слишком сосредоточена на восхождении, чтобы обращать на них внимания. Одновременно лезть и переводить у нее уже не хватало сил.

– Мериам! – сказал Адам. – Поговори со мной. С тобой все в порядке?

Мериам проигнорировала его вопрос. Она любила Адама, но сейчас не могла даже перевести дух, чтобы ответить. Холод, исходящий от горы, проникал внутрь и отдавался ломотой в костях. Поднявшийся ветер обжигал лицо. Ледоруб, кошка, ледоруб, кошка. Сердце бешено стучало в груди, губы высохли и потрескались. Мериам подняла в очередной раз ледоруб и вдруг застыла. Резкая боль прошила голову, глаза заволокло розовой пеленой. Она моргнула и на секунду потеряла сознание. Затем, ощутив острый приступ тошноты, она почувствовала, как к горлу рвется горячая желчь.

Нет!

Проглотив слюну, она могучим усилием воли заставила желудок успокоиться. Голова пульсировала так, словно по черепу били чьи-то могучие кулаки. Она стала глубоко и плавно дышать в надежде, что боль утихнет. Вдруг странный ужас коснулся задней стороны шеи. Мериам почувствовала себя уязвимой – словно все зло мира внезапно обратило на нее внимание. Ужас распался на тысячу тонких ледяных иголок и пролился на спину, заполнив все тело, затем исчез.

– Что это было, черт возьми? – безотчетно прошептала она сама себе.

Она поморгала, чтобы убрать навернувшиеся на глаза холодные соленые слезинки.

Вдруг резко нахлынули звуки, и Мериам осознала, что несколько секунд не слышала вообще ничего. Она отключилась подобно тому, как отключался свет в их квартире во время сильной бури. Тогда несколько раз гасли все лампочки, а электронные часы в доме начинали показывать 00:00. Сердце тревожно застучало, к лицу прилила кровь. Мериам судорожно вдохнула и отползла немного назад.

– Мериам! – окликнул ее Адам.

Он положил руку ей на спину и вдруг потерял опору. Заскользив вниз, он стал бешено пинать ботинками склон, пытаясь зацепиться кошками за снег или скалу, но гора стала сползать вместе с ним. Рыхлая после лавины насыпь все-таки сорвалась с места. Мериам закричала и стала тянуться к нему, но чужая рука крепко схватила ее с левой стороны, удержав от возможной глупости. Это был Фейиз.

– Не шевелись! – кратко сказал он.

Снежная завеса справа пришла в движение. Большие и малые камни покатились вниз, перемешиваясь с белым снегом. Хакан стал вполголоса молиться. Они застыли на склоне, не шевелясь, – только слушая шепчущий недовольный рокот горы. Адам молчал, но продолжал сражаться с осыпью. Он поднимал ледоруб и втыкал его в неустойчивый камень, постепенно сползая все ниже. Они подобрались вплотную к траектории лавины, но, поскольку камнепад скрыл снег, Адам неосторожно залез прямо на осыпь.

«Ему конец», – подумала Мериам, и тошнота внутри превратилась в опустевшую ледяную яму. Сердце оцепенело. Она даже перестала дышать.

Со звуком, напоминающим хор голосов, оползень замедлился и остановился сразу весь. Адам оперся о его край, воткнул ледоруб в рыхлую породу и опасливо застыл, ожидая, что она начнет сползать вновь.

Сердце Мериам колотилось как бешеное. Она сделала несколько коротких вдохов, чувствуя, как пульсирует кровь в висках. Огонь в ее голове утих, сменившись тупой болью. Она облизнула губы.

– Ползи! – закричала она и вздрогнула от звука собственного голоса, испугавшись, что даже крик может спровоцировать оползень. – Потихоньку, но ползи!

Хакан начал спускаться, держась прочной поверхности горы. Они поднимались вдоль камнепада, не заходя на него, пока Адаму не вздумалось нагнать Мериам. Но она понимала, что в скальном массиве вблизи зоны лавины могут скрываться трещины. Следовало соблюдать осторожность.

Адам сдвинул левую руку. Несколько камней покатились вниз, но он переместил и левую ногу. Пятиметровый участок оползня вновь сдвинулся с места и тут же остановился. Мериам плотно прижалась к скале, судорожно задышала и стала мысленно молиться любому богу, который мог ее услышать. Это несправедливо, когда вот так. Просто нечестно.

Фейиз что-то мягко говорил ей. Все его ободряющие слова и уверения сводились к одной-единственной мысли: «С ним все будет хорошо». Но никто не мог знать этого наверняка.

«Веревки, – думала она, – скальные крюки… Большая команда и правила безопасности… Господи, я же его убила!»

Адам выдернул ледоруб из осыпи, и каменный поток стал сползать вновь. Он не молился и не взывал к Богу. Вместо этого он крикнул Мериам, переживая в этот момент больше о том, что стихия разлучила их, чем о том, что с ним может произойти.

– Перекатывайся! – взревел Хакан.

Адам его услышал, несмотря на шелест сползающих камней. Вместо того чтобы бороться с потоком, он перекатился влево. Смесь снега и камней несла Адама вниз, но он заставил себя перекатываться вновь и вновь. Пара метров напряженных усилий – и вот он уже на твердой неподвижной поверхности горы. Воткнув ледоруб и кошки в заледеневшую скалу, Адам надежно зафиксировался и стал ждать Хакана, спускавшегося к нему на помощь.