Балканский рубеж

– Я понял вашу мысль, Сергей Павлович. Не продолжайте.

* * *
«Дорогая Лида!

Сбои в почтовом сообщении, конечно, недопустимы, но простительны. Твое финляндское послание, отправленное в сочельник, настигло меня лишь в начале марта, и видела бы ты, каких только почтовых штемпелей не собрал конверт! Впрочем, легко ли найти человека, когда линия фронта качается туда-сюда подобно змее, танцующей под факирскую дудку, когда полки и дивизии снимаются с места за одну ночь? Очень надеюсь, что где-то между Ростовом и Екатеринодаром бродят в поисках меня твои послания из Стокгольма, Мальме, Копенгагена, Гамбурга, Берлина.

Изменчивая судьба рисует нам путь. Еще вчера я скучал в госпитале, ожидая, когда затянется пустяковая царапина и доктора соизволят отпустить меня в часть. А уже сегодня с новым заданием я отправляюсь в дорогу! Предстоит путешествие в глубокий тыл с важной и конфиденциальной миссией. Буду писать тебе при каждом удобном случае на берлинский адрес посольства.

Обними Андрюшу! Скучаю по вам. Твой Арсений».

* * *
Пока четверо могильщиков возились с веревками, приглашенный Келлерами старенький дьячок бормотал себе под нос монотонную молитву. Ни слова не разберешь. Может, и к лучшему – дело делалось странное, сомнительное.

Ротмистр Маевский, Софья Николаевна и Владимир стояли на краю разрытой могилы не шелохнувшись, ждали терпеливо, когда необходимое будет завершено. Дул порывистый и влажный южный ветер, заглушая неумолчный рокот приближающегося с севера фронта.

Наконец, могильщики ухнули по-бурлацки, навалились, потащили, дьячок затараторил быстрее, и из глубины могилы всплыл на веревках к поверхности земли темный лакированный гроб.

Глава 4
Селение Керген, территория под контролем ОАК
Автономный край Косово, Югославия
Январь 1999 года
Бетонное крошево и обломки кирпича похрустывали под ногами. Смук осторожно шел вперед. Пистолет в закрытой кобуре, руки на виду. На чужой территории нужно быть вежливым. Беза и Амир со своими людьми остались за околицей около джипов.

Раньше ему не доводилось бывать в Кергене. Земли Смука – и будущие земли Смука – лежали севернее. Селение казалось вымершим. Немудрено – когда на улицах звучат выстрелы и взрываются гранаты, человеческие существа умудряются забиться в такие щели, что и таракан позавидует. Разрушений было немного – десяток выбитых окон, пара разваленных стен. Вдалеке догорал амбар.

На крыльце ближнего дома показался узколиций рыжий парень в очках. Смук ожидал увидеть не его.

– Ты кто? – спросил Смук.

Блеснув очками, парень скрылся за дверью.

В проулок навстречу Смуку вышел рослый беловолосый альбинос в зимнем камуфляже. Как неначатая детская раскраска – минимум цвета.

– Здравствуй, Бледный! – сказал Смук по-албански.

Тот кивнул в ответ, исподлобья глядя на гостя.

– Птицы летят на мертвое мясо? – спросил Бледный; он говорил на албанском медленно, с сильным акцентом. – Зачем приехал, Фитим? Посмеяться над нашими потерями?

Не только, подумал Смук.

– Мы на одной стороне, Бледный, – сказал он, неторопливо и аккуратно подбирая правильные слова. – Мы делаем общее дело. Мне жаль, что югославы коварно напали на твоих людей. Ты знаешь, с кем вы сражались?

Фигура речи, не более – Смуку донесли, что никакого сражения не было. Набег на рассвете, часовые ликвидированы, молниеносная атака. Много жертв, уничтоженный арсенал. Взрывы было слышно очень издалека.

– Думаю, это Черный взвод, – сказал Бледный. – Говорят, полковник Брегич собирает опытных бойцов лично, по одному человеку, каждого смотрит сам. Это не обычные военные, а его ударный кулак. Гранаты в окна, потом добивали из автоматов. Очень быстрые. Цель – максимальный урон. Потом сразу отошли. Они действовали, как мы.

– Скольких ты потерял?

– Тридцать пять. Больше, – неохотно ответил Бледный.

Сегодня будет хороший день, решил Смук.

Бледный был уникальным полевым командиром – единственным пришлым на позиции такого уровня в ОАК. В его отряде почти не было косоваров и албанцев – в основном солдаты удачи с разных концов Европы и идейные борцы за всемирный халифат: саудиты, катарцы, пакистанцы.

Освободительная Армия Косова больше походила на средневековое войско. Не было единой вертикали управления, каждый полевой командир контролировал свою территорию и вел свой бизнес, вес каждого определялся количеством бойцов, оружия, денег. Стычки между отрядами происходили регулярно – всегда находилось что-то не до конца поделенное. Но для борьбы с общим врагом – югославской армией и полицией – полевые командиры умели ненадолго объединяться и забывать о разногласиях и личных счетах.

– Тридцать пять, – задумчиво повторил Смук. – Тридцать пять – и склад боеприпасов.

Альбинос стал белее обычного. Смук перешел на английский.

– Я хочу сделать тебе щедрое предложение, Бледный. Сегодня ты потерял треть своего отряда и то, чем воевать. Сейчас тебя можно взять голыми руками. Кто-нибудь обязательно захочет это сделать. Пока такого не случилось, приглашаю тебя и всех твоих бойцов под свое начало. У меня четыре помощника, станешь пятым. Подчинение лично мне, никому больше. По доходам договоримся, я не жадный, и пару интересных тем отдам под твой контроль. Все станет как прежде, только лучше и больше.

Смук развернулся и пошел к своим. Бросил через плечо:

– Подумай! Я пока выпью кофе.

* * *
Через десять минут отряд Смука увеличился с двухсот бойцов до двухсот семидесяти. Бледный был наемником, считать умел хорошо. За четверть часа они оговорили принципиальные моменты и остались довольны друг другом. Амир и Беза ревниво следили, как их командир обхаживает вчерашнего соперника.

– И еще, Фитим, – сказал Бледный напоследок. – Тут английские репортеры. Хотели сделать репортаж или что-то такое. Не успел с ними разобраться. Думаю, есть смысл тебе подключиться.

Какие еще репортеры, разозлился Смук, зачем? Но первый знак повиновения со стороны Бледного не стоило игнорировать.


– Поговорю с ними.

Англичан оказалось трое: тот парень в очках, которого Смук уже видел мельком, старший над камерой и микрофонами, худосочная замотанная ассистентка за тридцать в роли «подай-принеси» и вальяжный толстопузый мэтр-репортер. Когда Смук зашел в дом, оператор снимал лежащие на полу тела.

– Добрый день! Это вас направили для интервью? – сказал репортер на плохом сербском.

– Вы приехали, чтобы поговорить со мной на собачьем языке? – по-английски ответил Смук. – Говорите на родном, только не очень быстро, и я все пойму. Меня зовут Фитим Болла, я командир отряда, входящего в Объединенную Армию Косова, и отвечаю за эту территорию. А кто вы такие?

– Съемочная группа телеканала… – репортер назвал незапоминающуюся аббревиатуру. – Готовим материал о повстанцах, о тяготах жизни на военном положении, злодеяниях югославской армии, хотим дать европейскому зрителю правильное понимание ситуации в Косове.

Смук пожал плечами:

– Снимайте, я не против. Считайте, что здесь вы под моей опекой. В случае чего ссылайтесь на меня.

Он хотел уйти, но остановился, услышав голос ассистентки:

– Фитим Болла! Он же Смук, что по-сербски означает «полоз», большая змея. С августа девяносто восьмого в розыске, обвиняется по восьми статьям Уголовного кодекса Югославии.

Она стояла в углу над трупом женщины и зачитывала информацию из небольшого блокнота. Никакие они не журналисты, подумал Смук. Теперь он обратил внимание на мягкие повадки и расчетливые движения оператора, заметил его сбитые костяшки. И репортер только казался толстым – под слоем жира и одеждой свободного кроя угадывался мощный мышечный каркас. Смук осторожно повел руку к кобуре.

– Вы получили образование в Цюрихе, факультет права. Говорите на пяти языках, – продолжила ассистентка, перешагнула через труп и пошла к нему. – Рада познакомиться, господин Болла! Меня зовут Робин. Большая удача, что мы встретились именно сейчас.

Она по-мужски протянула руку, сбитый с толку Смук пожал ее. Цепкие холодные пальцы.

– Кто вы такие? – переспросил он.

– Мы – друзья, – ответила Робин. Уже стало очевидным, что старшая здесь она, а оператор и репортер исполняют роль телохранителей. – Югославы взялись за ОАК не на шутку, и вам нужна помощь. Мы приехали помогать.

* * *
В Кергене пришлось задержаться. Люди Смука – в явном меньшинстве – с опаской расположились рядом с бойцами Бледного. Недоверие не исчезает за один день, к новичкам предстояло присмотреться и привыкнуть.

Робин с помощниками и Смук в сопровождении Бледного пришли на опушку леса, где в вырытую траншею были свалены тела погибших оаковцев. Они не были косоварами, смерть настигла их на чужой земле.

– Слишком много обмундирования. Надо найти гражданскую одежду и переодеть их, – велела Робин. – Сколько местных жителей погибло?

 
– Четверо, – ответил Бледный.

– Дети есть среди них?

– Нет.

– Досадно.

Робин спустилась в траншею, перевернула одно из тел, всмотрелась в лицо взглядом художника. Араб, курчавая черная борода, низкие надбровные дуги, оскаленные зубы.

– Этого уберите пока, портит картину.

– В одной из моих деревень сегодня умер мальчик, – сказал Смук. – Воспаление легких, упустили.

– Везите, – сказала Робин. – Это ненадолго, вернем в целости.

Почему нет, подумал Смук. Вдруг это сработает. Не ждать, когда casus belli появится, а создать его своими руками.

Смук предпочел бы, чтобы с неба упал контейнер с оружием и амуницией, это было бы хорошей и понятной помощью. Но прямой путь не всегда самый короткий. И ему нравилось, что рядом появился новый союзник.

* * *
Вторую порцию журналистов доставили рано утром. Небольшой автобус, отправленный Смуком, ехал от албанской границы всю ночь. Если вдуматься, очевидное свидетельство успехов ОАК.

Для встречи Смук сменил военную форму на одежду, больше подходящую сельскому учителю: вельветовые брюки, поношенный шерстяной пиджак, свитер грубой вязки с высоким горлом. Очень мирный вид. Правильный облик для предстоящего мероприятия.

Немцы, швейцарцы, американцы, французы. Если верить списку, все – корреспонденты, не вылезающие из горячих точек, привычные ко всему. Смук наблюдал, как помятые, невыспавшиеся, напряженные гости по одному спрыгивают на землю с высокой подножки, прижимая к груди камеры, раздвижные штанги микрофонов, дорожные сумки. Настороженно оглядываются, инстинктивно жмутся друг к другу. Жалкое зрелище, стадо воинственных овечек.

Делегацию встречали староста Кергена и седенький мулла. Староста знал по-английски только «Здравствуйте!» и «Спасибо!», поэтому потратил словарный запас в первую же минуту, обойдя всех приехавших и лично поприветствовав каждого. Мулла не переставал улыбаться и молча кивал всем издалека. Вокруг метались активисты из местных, перекрикивались по-албански, чем только создавали суету.

К счастью, с журналистами приехал переводчик – какой-то студент из Тираны не отказался от хорошей подработки. Непривычный к косовскому диалекту, он все время переспрашивал, а переводил только то, в чем был уверен. Но лучше, чем ничего.

Наконец, гостей провели в большой армейский шатер, установленный накануне и с вечера прогретый калориферами, предложили завтрак. Прессу надо кормить, вспомнил Смук слова Робин.

Когда журналисты перекусили и немного взбодрились, их повели к захоронению.

– Кто успел поставить свет? – краснощекий немецкий репортер толкнул локтем своего оператора, тот тоже недоверчиво осматривал прожекторы и отражающие экраны, установленные полукругом по краю ямы.

– Ваши британские коллеги, – счел нужным вмешаться Смук, и его швейцарский немецкий был безупречен и мягок, – прибыли несколько раньше. Решили воспользоваться преимуществом и, не теряя времени, приступили к съемке. Не беспокойтесь, мы взяли с них слово, что до пресс-конференции никакой материал в эфир не уйдет.