Балтийский рейд

– Ну-ну, ты не очень-то! Могу тебе, старый разбойник, своё место уступить, пиши да перебирай вон себе грамотки и чаи в каюте гоняй, –подколол разведчика начальник бригадного штаба.

– Да не-ет, работай, чё уж там, у каждого своё дело, кто на что учился, там и пригодился, как говорил мой батя, Царствие ему небесное, перед тем как выдрать меня лозой. Кому-то нужно и в грамотеях ходить, а кому-то вот подвиги совершать, – и мужчины рассмеялись.

Настроение у всех было прекрасным. Из отбитых двух сотен страдальцев многие были достойными и уважаемыми людьми. В основном в этой тюрьме содержались узники, проходящие по морской части, капитаны или старшие рулевые многих стран и национальностей, имевшие неосторожность попасть на глаза датским рейдерам. Были среди них даже несколько человек из русских земель и даже пара ушкуйников, что ходили когда-то под командой Редяты Щукаря.

Чудом или знаком из прошлого казалось обнаружение в подземельях тюрьмы однорукого Хаука и Гюнтера Следопыта, что были когда-то захвачены командой Сотника в бою. Узники находились сейчас в самом жалком состоянии и, если бы не острый взгляд Варуна да горячечный шёпот Хаука, твердившего одно слово «Полометь, Полометь», признать в них былых воинов было бы крайне сложно. Теперь же всем требовалась забота и внимание. И все члены команды, как могли, старались поддержать освобождённых горемык и своих раненых. Даже герцогини, откинув все сословные предрассудки, принимали в этом посильное участие.

В редкие минуты отдыха Андрей беседовал с Мартой буквально обо всём. Девушка была умна и обладала при этом добрым и живым характером, и Сотнику доставляло удовольствие даже лишь то, что она находится с ним сейчас рядом. Можно было просто, не говоря ни о чём, стоять на палубе вдвоём и смотреть, как заходит на западе прямо в море малиновое солнце.

– Как печально, что всё имеет конец в этом мире,–с грустью произнесла Марта и, поправляя пальчиками светлый локон, посмотрела с кручиной на Андрея, –Пройдёт несколько дней плаванья, и мы расстанемся уже навсегда. Вы пойдёте в битву, а затем вернётесь в родные земли. Мне же после аудиенции у дяди предстоит возвращаться ко двору брата в Швецию, и мы больше с вами никогда уже не увидимся. Вы будете хоть иногда обо мне вспоминать, Андрей? –и девушка посмотрела на Сотника своими удивительными глазами, полными слёз.

– Я буду помнить вас всегда, Марта, не нужно печали, –прошептал Андрей и взял девушку за руку, –Вы молоды и красивы, выйдете замуж за достойного человека, родите много детишек и лишь изредка будете вспоминать это увлекательное приключение, которое случилось у вас этим летом.

– Вы так говорите, как будто вам совершенно всё равно и до меня, и до моих чувств, жестокосердечный Андрей! А ведь я, как бы это не выглядело странно, первый раз полюбила человека, мужчину, и это вы, Андрей!–в отчаянье воскликнула девушка.

– Тише-тише, Ваше Высочество, –произнес Сотник,–Помните, Вам нельзя проявлять свои чувства, тем более к такому старому и простому вояке из какой-то там дикой Гардарики.

– Я прекрасно помню о своих обязательствах перед престолом, Андрей! Но я просто человек, просто женщина, и мне уже 22, а ведь это возраст далеко не юной девы, когда уже и в 16 лет выходят замуж. Пойми, я просто не смогу смотреть больше ни на кого, мне просто никто больше не нужен! Пожалуй, я действительно должна уйти в монастырь, коль мне в этом жестоком мире не посчастливилось найти своё женское счастье, –и крупные слёзы потекли по щекам герцогини.

– Я тоже постоянно думаю о Вас, моя дорогая,–сжал руку герцогини Сотник, –Но гоню, как могу, свои переживания, чтобы только не поставить Вас в неловкое положение.

– Так скажите просто о своих чувствах! Я хотя бы буду знать о них, и мне будет легче жить!– воскликнула Марта, вглядываюсь в глаза Андрея.

– Хорошо, – проговорил он тихо, –Я люблю Вас, Марта, с первой секунды, как только увидел тогда, на залитой кровью палубе. Я люблю вас и буду любить всегда, моя милая девочка, как бы далеко мы не были друг от друга. Я Вас люблю…

И сердца двух влюблённых, казалось, сейчас стучали громче скрипа мачты, громче хлопков парусов и прочего корабельного шума. Они стучали в унисон…

Возвращающиеся из Дании корабли на подходе к Любекскому заливу встретили два ушкуя Редяты Щукаря. Сам он вместе со вторым взводным пластунов Саватеем поднялся по верёвочной лестнице на флагманский корабль Сотника. Пять дней плаванья не были для Андрея праздными. Хватало работы по лекарской части, много времени занимали проверка и учёт всех тех, кого удалось вызволить и вывезти из датских застенков. Зато нужно было видеть счастливые глаза Радяты, принимающего в качестве царского подарка двух своих спасённых из тюрьмы людей с того самого ушкуя, что был потерян в последнем отчаянном рейде.

– Откормишь ребят, Иванович, ещё справней прежнего у тебя бойцы будут! Не зря у нас за одного битого двух небитых дают, – улыбнулся Сотник старшине ушкуйников.

– Спасибо, атаман! – буквально расцвёл улыбкой Щукарь, –Это же мои ближние друзья Милята с Ратшей. Я с ними столько прошёл, а тут думал, не увижу их больше, уже ведь и свечку в церкви за них поставил. Должник я твой атаман!– и Радята, чего с ним никогда прежде не было, низко поклонился.

– Ну ладно, ладно, Иваныч, одно дело же делаем, – поспешил сменить тему командир, –Присаживайтесь и рассказывайте, что там у вас? Провели разведку всех окружающих земель, много ли неприятеля в окрестностях стоянки, далёко ли основные армии от нашего залива? –буквально засыпал он вопросами прибывших.

– Значит, по порядку, господин майор, –начал доклад Саватей, –Место, где мы стоянку сделали, доброе, там у бухты небольшой, но глубокий рукав в русле местной реки имеется. На берегу укромный рыбацкий хуторок ещё старого полабо-славянского населения из бодричей стоит, домов на семь. Ни немцев, ни датчан они не жалуют за их многочисленные обиды и притеснения, ну а с нами им вроде как делить нечего. Так что, мы полюбовно с ними там договорились. Они нам рыбку, не за просто так, конечно, поставляют, и проводники из них, командир, одно загляденье, –и Саватей аж причмокнул уважительно.

Неприятеля вокруг вёрст на двадцать точно нет. Ближайший гарнизон датчан стоит в Любеке и в Ойтине, ну и изредка конные дозоры по дорогам между этими городами проходят. Обычно в них не более десятка или двух воинов бывает, да ещё в бухте пару раз рыбаки боевые корабли видели, чьи, не могу сказать, мы ведь всё время хоронимся не высовываясь. Сюда к нам дозоры не доходят, ибо места тут заливные да шибко болотистые, не удобные они тут для конного прохода. По поводу вражеских армий точно не скажу, –развёл руками Саватей, –Но коли приказ будет, языка возьмём, он-то всё и сможет поведать нам, –и он уставился на Варуна своим цепким и проницательным взглядом.

Тот только кивнул в знак согласия, и пластун продолжил:

– А так, местные пару недель назад на ярмарку в Любек копчёную рыбу свозили, по словам да сплетням горожан, войска Адольфа и Вальдемара аккурат, в дне пути от Гамбурга стоят.

– Хорошо, –кивнул Сотник, –Я что-то примерно такое и предполагал. Выдвигаемся в вашу «добрую тайную стоянку», выгружаемся, а уже позднее будем смотреть, что нам там далее делать.

Следующим утром к рассвету суда, совершившие рейд в датские земли, втягивались по одному в дугообразный и глубокий речной рукав. Впереди и по бокам следовали ушкуи Редяты, внимательно следя, чтобы входящие суда не сели на мели. За пару часов при благоприятном ветре со всем делом удалось управиться, и местный затон был теперь под завязку забит большими и малыми кораблями.

Выгрузка заняла довольно много времени, и только к вечеру все уже угомонились. Каждый прибывший десяток имел своё имущество–десятский котёл, палатку, пологи и прочее. Всё то, что было нужно для жизни в походе. И сейчас пять десятков палаток и больших шатров, выстроенных ровно как по линейке, создавали у рыбацкого хутора вид городка с его улочками и внешним защитным забором из нарубленных в лесу рогатин.

В центре, как и положено, стоял штабной шатёр, и сейчас в нём все командиры от взводного и выше дорабатывали план боевых действий на германских землях. Собственно, всё всем и так было ясно. Новгородцы прорвались через всю Балтику в земли своего союзника Ганзы, и теперь только предстояло соединиться с её основными военными силами и принять участие в генеральном сражении с их общим врагом. А вот как это сделать – вот это и был вопрос. До Гамбурга по прямому тракту от Любека нужно было пройти полторы сотни вёрст, да до самого Любека от хутора около пятидесяти, и русские, обременённые припасами, находясь тут без тягловой силы, представляли собой очень удобную мишень для многочисленной датской кавалерии.

Сотник сидел и слушал предложения своих командиров по дальнейшим действиям бригады. Были среди них и довольно дельные. Его правилом было: «Инициативу подчинённых не подавлять, а направлять в нужное русло, учить и подсказывать, а не мешать работать.»

Кому нужны только хорошие и «забитые» исполнители – болванчики, смотрящие с пустым немым обожанием в рот начальнику? А если он действительно где-то что-то упустил, ошибся, не учёл или попросту недоработал, вот тут-то жизнь его по башке и ударит, вместе со всеми заодно. В военном же деле это «по башке» зачастую и вовсе оборачивается большой кровью и жертвами.

– Подведём итог. Из основных предложений – это прорыв по главному тракту Любек-Гамбург, где набитый хороший путь и, соответственно, будет большая скорость передвижения. Но у него есть один серьёзный минус. Датчанам хватит пяти сотен конных латников, чтобы раскатать нас на этом тракте в блин. И поверьте, они это сделают, ибо воевать королевская кавалерия умеет. У нас же своей конницы здесь вообще нет. Второй путь, какой предлагает командир пластунской полусотни Севастьян, это прорыв на юго-запад по большим лесным массивам. Тут нам, конечно, бояться тяжёлой датской кавалерии не придётся, но вот скорость передвижения со всем нашим барахлом упадёт до самого минимума, а сами мы вымотаемся до предела.

Сколько в среднем несёт на себе наш боец из обычной пехоты? – и Сотник взглянул на начальника тыла Лавра Буриславовича.

Тот покряхтел, почесал травмированную коленку и выдал уверенно:

– Дык пуда два-то точно на каждом будет, а то и поболее на некоторых, как на тяжеловозов свои же нагрузят. В десятках – то и котлы, и пологи с палаткой, а ещё есть лопата, кирка, верёвки, да много ещё что там есть. Из личного же имущества на пешце, окромя своих лат и кольчуги со шлемом, длинная пика со щитом, самострел с луком и запасом припасов к ним, меч, кинжал, ножи, топоры или секиры, пара метательных сулиц и вещевой мешок с личным барахлом из продуктов да сменных вещей, посуды. Тьфу!… Да много чего там ещё есть.

– Ну и как нам с этим по лесам гулять? – спросил Сотник и обвёл взглядом шатёр.

– Тяжко! – вздохнул первый заместитель Климент, –По бездорожью дней десять мы будем топать, это если они нас не обнаружат и своих лесовиков – охотников на нас не запустят. Да и мы после такогото марша далеко не вояки уже будем.

– Вот-вот, – вздохнул Андрей, –Но соединяться с немцами нам всё-таки как-то надо. И начал что-то чертить на большом куске бересты угольком, вглядываясь в лежащую на столе карту.

– Кто знает, сколько будут идти вести от Роскилле до Гамбурга по материковой части Даниии немецкими землями Шлезвик-Голштинии, да если ещё с хорошими королевскими гонцами? – вдруг опять задал вопрос совету Сотник.

– Ну-у, дней восемь-девять, пожалуй, вполне нужно будет, чтобы доскакать, –почесал голову начальник штаба Филат и заинтересованно взглянул на чертеж Андрея, –Никак опять что задумал, Иванович?


– Хм… давайте-ка поставьте себя на место короля Дании Вальдемара II Победоносного, уважаемые господа. Муж этот весьма умудрённый житейским и военным опытом. Храбр и отважен, безусловно, но и разумом он силен, само собой, иначе бы не был бы таким хорошим хозяином для своих земель. А ещё над ним висит ответственность за его войско и за всё своё королевство. Так вот, посмотрите-ка на бересту пока. Я тут угольком на ней начиркал, чтобы дорогую карту не портить, но вы с ней потом сами сверитесь. И что мы видим? Король Вальдемар со своей армией стоит под Гамбургом в самом низу бересты, вот тут, –и Андрей, подняв лист, ткнул в нижний его край, –Всё основное снабжение, вести из Дании и пополнение к нему подходит с двух направлений вот отсюда,–и Сотник ткнул в жирную точку в самом верху, –Это на севере Шлезвик и сама материковая Дания. И вот отсюда, – и он показал точку в середине правой стороны листа, ближе к самому её краю, –Это Любек, куда приходит всё из островной Дании по морю. А теперь соединяем все точки между собой линиями, –и Сотник показал всем, что у него получилось. Фигура эта, как вы все знаете, треугольник, и мы в этой фигуре примерно вот тут, –ткнул он рядом с точкой–Любеком, –А теперь представьте себе. Королю, находящемуся со своими войсками в глубине вражеских земель, вдруг приходит весть о том, что на его главном острове Зеланде, рядом со столицей флот врага высаживает многочисленный десант, который занимает прибрежный город, берёт приступом мощную крепость-тюрьму и угрожает самой столице королевства. Затем приходит весть, что враг высаживается в Любекской бухте и занимает сам Любек, а желательно при этом ещё и берёт штурмом саму крепость.

И Сотник поставил большой чёрный крест на правой точке треугольника.

– Снабжения у Вальдемара от Любека нет. Туда по морю с десантом пришёл большой вражеский флот и высадил армию непонятного и, как видно, весьма многочисленного противника. От Гамбурга можно вот-вот ждать удара основных немецких сил, имеющих на родной земле постоянную подпитку свежими подкреплениями и хорошее снабжение. А тут ещё эти дурные вести из столицы, где тоже орудует кто-то непонятный. Что в этом случае будет делать король? –и Сотник обвёл взглядом внимательно слушающих командиров.

– Да как угадать-то? –чесал лоб начальник штаба Филат, поглядывая то на карту, то на расчерченную командиром бересту, –По всему, у него целых три пути есть: или по немцам ударить, или по нам, коли мы Любек займём, или отходить по основной дороге на Шлезвик, ближе к своим исконным землям.

– Все верно, –кивнул Андрей, –Правильно штаб думает. Но в первом случае идти в генеральное сражение, когда у тебя в тылу шевелится сильный враг, опасно. Хотел бы при более благоприятных обстоятельствах, король бы давно по врагу ударил. Как видно, не уверен был он в своих силах, выжидал. Думаю, теперь он тем более по немцам сам не ударит. Во втором случае идти на нас, полагаю, ему тоже пока не с руки. У него ведь, получается, всё та же ситуация, что и в первом случае. Только теперь у него на спине будет висеть равная с ним по силе союзная германская армия. А это опять всё те же грабли, ну, в смысле, он снова оказывается как в той кузне, «между молотом и наковальней». Вальдемар же не знает, что мы тут нагло блефуем, хм…ну, что мы хитрим, и что наш молот во-от такой маленький, –и Сотник показал половинку мизинчика, –А чтобы убедить его в серьёзности наших намерений и сил, мы с вами постараемся как можно больше шума под Любеком навести. Правда, Варун Фотич?

Главный разведчик усмехнулся и кивнул:

– Как не навести? Обязательно наведём, коль надо!

– Конечно, надо, –кивнул Сотник, –И нашему флоту дело будет, пощиплете датчан, Боян Ферапонтович, совместно со славными ушкуйниками?

– А то, как же, –кивнули морские волки согласно, –Пощиплем, даже не сумлевайся, командир!

– Вот и попятятся тогда датчане на север, чтобы и с юга от немцев, и с востока от неизвестного врага себе во фланг удар не получить. Ну, а уж тут мы без серьёзных трудностей как раз и сможем тогда соединиться с союзниками. – Подвёл итог командир бригады, –А сейчас давайте ка ставить задачу отдельно каждому нашему подразделению.

И совет продолжил свою работу.

Тёплая летняя ночь мягко опустилась на землю, давая успокоение от дневных забот и тревог. На большой поляне, где был разбит палаточный походный городок, пылали костры. Бойцы кушали наваристый мясной кулеш из свежего мяса и пшена, заправленный салом, луком и специями, да вели негромкие разговоры. Впереди были походы, сражения и многие-многие опасности, и нужно было использовать каждый свободный час, а, может быть, даже минуту, чтобы прожить их в спокойствии. Никто ведь не знает, сколько ещё этих минут и часов отмерено судьбой воину.

– Вот и подходит время нашего расставания, –грустно улыбнулась, глядя на Андрея, Марта, –Завтра поутру мы скажем друг дружке прощай и всё закончится.

– Не знаю, –помедлив, ответил Сотник, –Я никогда не могу загадывать наперёд. Планировать, что-то готовить да, но вот загадывать у меня как-то вообще не получается. По-моему, судьба настолько непредсказуема, никогда ведь не знаешь, что там она ещё тебе готовит. Знаю я одно, что ты, Марта, сейчас рядом со мной, и мне очень хорошо с тобой.

– И мне, мой милый Андрей, –прошептала девушка, прижимаясь к нему.

Они уже порядком удалились от лагеря. Недалеко плескался мелкой волной Балтийский залив. На окружающих лугах после сенокоса стояли, темнея, копны душистого сена.

– Посмотри, как красиво вокруг, какая сегодня лунная сказочная ночь, милый!

– Да, душа моя, действительно как в сказке, – и тихо прошептал стихотворение:

Какая ночь! Как воздух чист,

Как серебристый дремлет лист,

Как тень черна прибрежных ив,

Как безмятежно спит залив,

Как не вздохнет нигде волна,

Как тишиною грудь полна!

Полночный свет, ты тот же день:

Белей лишь блеск, чернее тень,

Лишь тоньше запах сочных трав,

Лишь ум светлей, мирнее нрав,

Да вместо страсти хочет грудь

Вот этим воздухом вздохнуть.

– Какие прекрасные стихи! –в восхищении воскликнула Марта, –Кто их написал?

– Наш русский поэт, Афанасий Фет. Тебе понравилось?

– Очень, –прошептала Марта и встала, нежно глядя в глаза Андрею.

– Обними меня…

Горячее дыхание девушки буквально обжигало Сотника, её высокая упругая грудь прижалась к его груди. Андрей не смог больше сопротивляться своим чувствам и крепко стиснув Марту в объятиях, поцеловал её.

– Ещё, ещё, милый, –прошептала она, и они слились в поцелуе, застыв у копны душистого сена.

Потом всё было как в каком-то сне. Андрей, быстро разворошив стожок, подхватил Марту на руки и, крепко прижав её к себе, перенёс на травяную перину. Нежные, сладкие, пахнущие земляникой губы. Упругая девичья грудь, жаркие бёдра под тонким шёлковым платьем. Шёпот и стоны. Всё смешалось в эту лунную ночь.

– Ты меня правда любишь, мой герой? –шептала Марта, лёжа у Сотника на груди.