Балтийский рейд

– Назовитесь, задавая вопрос! По вашему виду, увы, сложно понять, к чьему войску и к какому военачальнику вы принадлежите, – улыбнулся дерзко Сотник.

– Ты разговариваешь с самим Герцогом Саксонии Альбрехтом I, невежда! Неужели так сложно меня узнать, русский?!– чуть ли не прорычало Его Высочество.

– Рад признать в Вас Ваше Высочество! – учтиво кивнул, улыбаясь, Андрей, –Просто я привык, что люди столь высокого положения ведут себя более вежливо, ну-у…и выглядят соответственно. И да, я русский, как вы изволили выразиться, Ваше Высочество, Ваш союзник, барон Андреас Любекский! –важно кивнул Андрей, –Имею честь сопровождать в ставку гостей главнокомандующего объединённых союзных сил графа Адольфа IV, герцогинь шведской королевской династии Их Высочеств Марту и Ингеборгу, приходящимися родными сёстрами правящего короля Швеции Эрика XI! –торжественно, как глашатый, продекламировал Сотник.

– Никакие они не гости! Это племянницы короля Вальдемара, и они будут моими пленницами как военный приз! – завизжал герцог, брызгая слюной и глядя на девушек с каким-то алчнымвожделением.

– Я поклялся защищать их жизнь и их честь до последней капли крови! – твёрдо глядя в глаза Саксонцу, произнёс Сотник и направил свой арбалет ему в грудь.

Мгновенно пять десятков мощных самострелов выбрали свои цели среди всадников герцога, а герцогинь оттеснили в центр образованного тут же круга.

Немцев было больше на сто человек, но каждый из них уже твёрдо знал, чего стоит это русское оружие, направленное в упор прямо в твоё сердце. И над встретившимися нависла зловещая пауза…

Вдруг с севера раздался топот копыт и к развилке дорог, где происходила встреча, подлетело шесть десятков всадников с русским Андреевским значком на пике.

– Сотня, серпом стой! Самострелы товсь! – раздалась уверенная команда Тимофея, и русская подмога, встав полукругом, взяла рыцарей на прицел.

Ситуация начала меняться коренным образом, и теперь уже саксонцы начали нервничать, понимая, что их при необходимости положит тут вот эта сотня с десятком русских всадников, только начни они битву.

Вдруг из строя прибывшей подмоги, оставив лошадей, выскочили двое подростков и проскочили к русскому центру.

– Ваши Высочества, о Вашем прибытии доложено лично главнокомандующему графу Адольфу IV. Он с нетерпением ждёт Вас в своей ставке, – доложил Ваш старший паж Митрий и, учтиво поклонившись, мальчишки, прижав правую руку к груди, а левую – к эфесу мечей, присели в высшем приветствии на одно колено.

– Это ж где они так галантности-то такой выучились, стервецы! –изумлённо глядя на представление, подумал Андрей.

– Нда… И тут не обломилось Альбрехтику, – глубокомысленно высказался Варун, глядя, как по одной из дорог уходит восвояси полторы сотни латной саксонской конницы…

Дни после сражения неслись словно стрелы. Только что встало на востоке с рассветом солнце, и не замечаешь, как за сплошной чередой дел оно уже садится на западе.

На третий день бригада прощалась со своими погибшими. После обряда отпевания каждый, включая многочисленных раненых, смог проститься со своими друзьями и побратимами возле братской могилы. Сто два человека потеряла бригада на равнине Борнхёведе, заплатив большой кровью за союзнический долг. Ещё более сотни русским воинам требовалось серьёзное лечение, и о движении домой пока не было и речи. Многих из них до дома просто не смогли бы тогда довезти.

Правда, такое же и даже гораздо худшее положение было и в войсках союзников. Особенно сильно оказались выбиты Саксонские и Мекленбургские рыцарские тысячи.

– А ведь граф Гольштейна Адольф не так-то прост, –думал Сотник, –И главного врага Данию с шахматной доски большой политики сбросил, и своих союзников– конкурентов по северной Германии обескровил. Жаль только, что в этой шахматной партии не деревянные фигуры, а конкретные живые люди свои головы складывали, – и Андрей аж заскрипел зубами, вспомнив старинного друга Климента, сотника Петра, десятников Ивана, Ийбу, и всех своих погибших товарищей.

– Что-то наш славный русский барон хмур и не весел?! – поднял кубок с вином на пиру по случаю победы граф Адольф, –Предлагаю тост за славные дела его воинства и желаю здравия, удачи и многих лет ему самому! Если бы не его отряд, не знаю, довелось ли бы мне вообще вот тут с вами сидеть. Ведь именно русский отряд остановил и приковал на себя большие силы прорвавшейся в центре рыцарской конницы короля. И дал такую нужную нам паузу, чтобы перестроиться и нанести ему ответный удар!

Все, кроме саксонского герцога и его людей, подняли кубки с вином и с одобрительными криками выпили их до дна. Основная масса союзников русских уважала, остальные же – боялись.

– Лишь бы вы не мешались, –подумал Андрей и встал со своего места, – Люди моей новгородской бригады и я сам были рады служить под началом столь доблестного полководца, каким, несомненно, является Его Сиятельство, граф Адольф!

И все одобрительно закричали, подтверждая только что им сказанное.

– Мы были рады идти в бой, чувствуя надёжное плечо своих верных союзников, и наша русская кровь смешалась на этой равнине с вашей. Мы все потеряли здесь своих друзей и товарищей. И я предлагаю тут, за этим вот праздничным столом, вспомнить всех, кто не дожил до нашей общей победы!– и выпил кубок до дна, не чокаясь.

Необычный для традиционно весёлых и праздничных застолий тост был оценен всеми по достоинству, и каждый осушил его до дна, молча вспоминая своих потерянных друзей и товарищей.

Затем было много тостов и веселья. Но у Андрея что-то не было никакого настроения, тем более, что за соседнем главным столом граф Адольф чересчур любезно и весело шутил с герцогинями.

– Словно павлин свой хвост распушил! –подумал Сотники поймал себя на мысли, что ему крайне неприятно столь пристальное внимание этого известного дамского угодника и сердцееда к этим милым девушкам, –Да и ладно, скоро уже в дорогу, а там можно будет забыться в усадьбе, только лишь иногда вспоминая всё пережитое в этом походе.

Очередной приступ веселья за соседним столом подтолкнул его к мысли пораньше закончить застолье и он, с трудом распрощавшись, убыл к себе в русский лагерь, где его ждала небольшая и такая уютная походная командирская палатка.

– Ладно, и пусть себе развлекаются, как хотят, просто так никто герцогинь не обидит, ведь на страже у них всегда их верные пажи.

Около полночи Андрея разбудило какое-то шебуршание снаружи. Кто-то тихонько и настойчиво поскрябывался в платку.

«Похоже, немецкие мыши совсем уже обнаглели, скоро уже танцевать на спящих станут!» –подумал Сотник и, выглянув за входной полог, нос к носу столкнулся с Мартой.

– Какой же вы невежда, барон! Стоило только ему стать героем и отличиться в сражении, как можно уже на произвол судьбы бросать маленькую и беззащитную девушку, да? – тихонько прошептала хулиганка, – Я еле-еле отбилась от домогательств этого повесы графа. Хорошо, хоть мои пажи не такие безжалостные, как их командир! – и она как мышка юркнула вовнутрь.

– Марта, мы в лагере, вокруг тысячи мужиков!

– У немцев все перепились «вдрызг», а русские спят как их лесные медведи в берлоге! –приложила к его губам свой пальчик герцогиня, –Тихо! Ты сам шумишь как испуганная монашка. Или ты хочешь прогнать прочь свою маленькую, испуганную и замёрзшую девушку, которую обещал лично охранять её дядюшке?!– и она прижалась к нему своим горячим и упругим телом.

Никто, разумеется, и никуда из палатки никого не прогнал, и впереди у двух влюблённых была жаркая и нескучная ночь…

На следующее же утро всё было как обычно, и Марта была подчеркнуто холодна и чопорна. Лишь изредка Андрей ловил на себя её искрящийся взгляд, и они тут же отворачивались, словно какие-то заговорщики.

Наконец, пришло время, когда со всей осторожностью можно было вывозить раненых в гавань Любека. Впереди были осенние шторма с полосой длительной непогоды, и теперь нужно было спешить.

Русский отряд на выделенных графом Адольфом лошадях проходил мимо большого, дубового православного креста. На огромной каменной плите были высечены имена сто пяти человек, учитывая и умерших от ран.

«Здесь, на равнине Борнхёведе, в 1227 г. от Р.Х., в составе союзного войска приняли бой, победили и погибли героями воины Новгородской бригады: Алексий Иванович из Подосиновца, Андрей Метла Рязанский, Ахава Ижорский, Климент Петрович Новгородский, Онней сын Калевы из Вуоксы, Юрьё Олмари Эстляндский, Яков Пяста из Пскова.»


«Вечная память павшим героям! Помолимся же об их душах!»





Глава 11.В обратный путь на Готланд.




Бургомистр немецкого Любека встречал перед входом в город со всеми лучшими людьми города своего барона и всё его прославленное войско. Город был празднично украшен по случаю приезда своего доблестного освободителя.

– Давайте без церемоний, Ганс. Мы русские воины – люди простые, и не любим лишних условностей. В вашу внутреннюю жизнь я лезть не собираюсь. И вообще по своему обету, данному ещё два года назад господнему совету Великого Новгорода, я не вправе, кроме военных, занимать ещё какие-либо властные господние посты. Полагаю так же, что это касается и вашего города. Поэтому, оставляя за собой титул барона вашего славного города, отказ от которого мог бы быть расценен графом земель Гольштейна Адольфом IV как личное оскорбление, объявляю отныне ваш город вольным. Сам же, на правах баронства буду давать вам только лишь одни советы, если вы, конечно, их испросите у меня. Все формальности вы можете обсудить с моим личным послом и проверенным в делах Строковым Путятой Селяновичем, ну и, разумеется, уладить их с самим графом Гольштейна. А мне лучше покажите, как там мои раненые и датчане себя чувствуют в оборудованном госпитале нашей Елизаветы, – и пошёл дальше в центральные ворота.

У городского главы Любека случился настоящий шок. Только что, вот так запросто и мимоходом его город фактически получил статус «вольного», а это были громадные перспективы, от которых у главы даже закружилась голова. Конечно, предстояли ещё переговоры с графом Адольфом IV и он, разумеется, сможет ещё «остричь шерсть» с горожан, но всё равно статус «вольного города» однозначно перевесит все предстоящие формальности и затраты!

– Запишите в городские аналлы эту дату, Фриц! – прошептал бургомистр старшему писарю, –22 августа отныне объявляется «Днём вольности Любека», и будет праздноваться теперь как праздник города!

Подготовка к плаванью заняла пять дней. Корабли были отремонтированы в доках Любека по самому высшему разряду. В трюмы были загружены вода, провиант и тонны прекрасного кованого железа, стекла и прочего товара.

На разделе доли с добычи и премиальных, отпущенных союзниками, по совету ушлого, не потерявшего от боевой травмы свой острый разум Путяты, Андрей выторговал у благосклонного к нему Адольфа возможность вывоза чистого металла в криницах, слитках и кованых полосах. Какой смысл было тащить тонны битой брони и оружия, всё равно непригодных для русского боя, когда можно было взять в десятки раз больший объём железа, и уже у себя изготовить всё то, что им было нужно. Средневековая Русь добывала своего железа очень мало, и в основном это была низкокачественная болотная руда – лимонит/бурый железняк, естественно отлагающийся в корневищах болотных растений. В Германии же в самой, в её Рудных горах на границах Саксонии с Богемией активно добывали и выплавляли высококачественную руду в больших количествах. Недалеко были приальпийские разработки. И особенно много руды и уже готового выплавленного железа завозили судами из близкой Скандинавии.

Так что, как говорится, было бы не грех воспользоваться относительно дешёвым сырьем, да и вывезти его к себе по морю.

На это же, а также на так нужное в поместье стекло, и различные инструменты была потрачена половина полученных от Ганзы премиальных в три тысячи марок. По своему номиналу эта счётно-весовая денежная единица Северо-Германских земель, весящая 234 грамма серебра, равнялась примерно новгородской серебряной гривне. Так что, возвращались домой корабли с набитыми трюмами. Подходить к Новгороду предполагалось по большой осенней воде, и проблем с проходом по Неве и Волхову не ожидалось.





В проливе Кадетринне русской флотилии не встретилось ни одно судно. Тут только недавно хорошо поработали ушкуи, и ладьи под командой Редяты Щукаря и датские корабли пока не рисковали заходить в эти неспокойные для них воды.

Обходя в вечерних сумерках с севера датский остров Борнхольм, и прижимаясь к южному краю Скандинавии, на отряд выскочили три патрульных судна датчан. Не разобрав, кто перед ними и не видя флагов принадлежности, они приблизились на двести метров и были встречены ливнем стрел и арбалетных болтов. Трюгви Карась только что подал по верёвке в «воронье гнездо» очередной тул со стрелами и теперь с восторгом наблюдал, как слаженно бил с высоты мачты из лука Ульф и русские мальчишки арбалетчики Пётр и Игнатка. Осознав ошибку и потеряв десятки убитыми и ранеными, датчане отвернули от русских и скрылись курсом на зюйд (юг), по направлению к Борнхольму.

– За подмогой поспешили, –проворчал старый шкипер Вальдемар Краузе, стоя на капитанском помосте головного когга возле своего старшего сына Михаэля.

– Любекские шкиперы говорили, что датчане там, у Рённе, много сил держат, чтобы центр Балтики контролировать. Как бы эти волки на нас всю свою стаю теперь не навели, –проворчал, качая головой, Михаэль, –Нам-то до Шведского Эланда ещё трое суток хода будет.

Двое суток плаванья прошли в напряжении. В отдалении, отскакивая назад или в стороны, как только за ними бросались в погоню ушкуи Редяты, держались два быстроходных судна датчан. Периодически от них поднимался к небу густой чёрный дым.

– Своих на нас наводят. Видать, скоро можно будет гостей ждать, – пробурчал Сотнику Варун, – Зря ты, Иванович, не дал нам с ними той ночью на абордаж сцепиться. Сейчас бы и не ждали погони.

– Хватит, наобордажничались уже! Бригада и так потеряла полторы сотни убитыми. Да вон ещё сотня в госпитальных каютах лежит, Лизка с Катькой и санитарами сутками от них не отходят, всё выхаживают! А тебе бы всё подраться, старый! – сурово глядя на Варуна, в сердцах бросил Сотник, – Мы свою миссию выполнили! Пойми! Всю! Полностью и даже с избытком! Теперь нужно всех вернуть домой живыми! Это наша главная задача сейчас, Фотич, понимаешь ли, нет? Мысли уже как командир, а не как простой воин-рубака! Ты же целый поручик, а ведёшь себя как десятник капрал, –укорял Андрей своего старого друга, –Ну, сколько бы мы ухлопали на этих трёх дозорных судах датчан? Сотню с небольшим. А своих, сколько бы на них положили на абордаже? –и он посмотрел на Варуна.

– Ну-у…Десятка три-четыре как «пить дать», дрались бы ведь, как проклятые, –кивнул, понимая расклад, разведчик.

– Во-от, а оно нам надо? У Щукаря и так на ушкуях команды поредели, пока он у Любекской бухте резался. Пришлось свою судовую рать да добровольцев к нему из немцев подсаживать. Так что, отходим без схваток, огрызаясь и только показывая зубы, но отходим, друг.

– Да я чё, я всё понимаю, –кивнул Варун, –Лишь бы эти сами нам дали уйти, –и кивнул за корму.



К концу третьего дня, когда вдали уже вырисовывались очертания Шведского Стенсхамна, с кормы показались далёкие паруса погони:

– Вижу много парусов! – тревожно вглядываясь в западную сторону, крикнул зоркий Карасик.

– До Эланда сутки хода. Немного не успеваем, Андреас, –покачал головой капитан «Коня», –Через два-три часа их быстроходные дозорные суда догонят нас, а затем свяжут боем. Ну а следом за ними уже подтянутся и их большие корабли.

Андрей подумал и поднял рупор:

– Боян Ферапотнтович, у тебя самая быстрая ладья у кого, у Якова Ладожского?

– Так точно, командир! – раздался ответный крик командира Ладейных команд.

– Его задача – быстрее ветра проскочить вперёд. Там в бухте Кальмар стоит часть королевского Шведского флота. Просите помощи. Скажите, что датский флот вторгся в воды Швеции!

– Дайте ка сюда свою «кричалку», барон, –раздался голос за спиной.



Андрей обернулся, сзади стояла Марта. Ей немного не здоровилось в пути, качка вызывала тошноту и резкую смену настроений, и она большее время проводила в каюте, беседуя со ставшей ей уже подружкой Елизаветой и с командиром охраны Митяем.

– Это рупор, Ваше Высочество, кричать нужно вот сюда,– и Андрей показал на зауженное отверстие.