Барраяр

Он снова вперился в сверкающие устройства.

– У вас здесь есть оборудование, чтобы справиться с проблемами, которые могут возникнуть? – спросил Форкосиган.

– Господи, конечно, нет. Такое есть только в госпитале. Правда, там нет женского отделения. Но готов поспорить, что лаборатория будет счастлива получить этих малюток…

Ошеломленная Корделия не сразу сообразила, что он имеет в виду маточные репликаторы, а не их содержимое.

– Через неделю их надо заправить. Вы это сможете здесь сделать?

– Не думаю… – Хирург вставил диск в компьютер на столе секретаря и начал просматривать данные. – Здесь не меньше десяти километров инструкций… А-а. Нет. У нас нет… Нет. Очень жаль, адмирал. Боюсь, на этот раз вам придется отказаться от вашего слова.

Форкосиган усмехнулся – хищно и невесело.

– Вы помните, что случилось с последним человеком, который заставил меня нарушить слово?

Улыбка хирурга робко погасла.

– Выслушайте приказ, – отрывисто проговорил Форкосиган. – Через тридцать минут вы лично отправляетесь с этими штуками на курьерский корабль. Он прибудет в Форбарр-Султан не позже чем через неделю. Вы поедете в императорский госпиталь и получите любыми необходимыми способами людей и оборудование, необходимые для… завершения проекта. Если понадобится, добивайтесь аудиенции у императора. Напрямую, не через обычные инстанции. Я уверен, что наш общий друг Негри все устроит. Проследите, чтобы их установили, обслужили, и доложите мне.

– Невозможно долететь туда меньше чем за неделю! Даже на курьерском корабле!

– С ускорением на шестьдесят процентов выше максимально допустимого вы долетите за пять дней. Если инженеры работали как положено, то двигатель не взорвется до восьмидесятипроцентной перегрузки. Так что это вполне безопасно. – Он обернулся: – Куэр, соберите экипаж курьерского корабля. И соедините меня с их капитаном, я хочу лично его проинструктировать.

Хирург понизил голос, бросив взгляд на Корделию:

– Заговорила бетанская сентиментальность, не так ли, адмирал? Вам не кажется, что это немного странно для имперской службы?

Форкосиган прищурился:

– Бетанское неповиновение, доктор? Будьте любезны направить вашу энергию на выполнение приказа, а не на обсуждение причин, по которым он был отдан.

– Гораздо легче просто выдернуть пробки, – упорствовал хирург. – А что будет потом, когда они… завершатся, родятся, как это там называется? Кому тогда отвечать за них? Я могу понять ваше желание произвести хорошее впечатление на подружку, но подумайте о будущем!

Глаза Форкосигана сузились, а из горла раздалось что-то вроде сдавленного рычания. Врач отпрянул. Форкосиган замаскировал рычание кашлем и сделал глубокий вдох.

– Это – мои проблемы. Мое слово. Ваша ответственность на этом закончится. Двадцать пять минут на сборы, доктор. Если не опоздаете, я разрешу вам лететь внутри катера. – Он оскалил белые зубы, изобразив улыбку. – Когда установите репликаторы в госпитале, можете взять увольнение на три дня, если захотите.

Хирург, сдаваясь, пожал плечами и пошел укладываться.

Корделия тревожно посмотрела ему вслед:

– Все будет нормально?

– О да – ему просто нужно время, чтобы усвоить новые правила игры. К моменту прибытия в Форбарр-Султан он уже будет вести себя так, будто весь проект – его собственная идея, включая и… э-э… маточные репликаторы. – Взгляд Форкосигана снова обратился к плавающей платформе. – Ну не дьявольщина ли…

Вошел охранник:

– Извините, сэр, но эскобарский пилот спрашивает капитана Нейсмит. Они готовы к отлету.

И тут же на экране коммуникатора появилось лицо Куэра:

– Сэр, капитан курьерского корабля на связи.

Их прощание ограничилось коротким кивком, а затем каждый без слов пошел исполнять свой долг. Она никак не могла забыть последний выпад врача. «А мы-то считали, что так осторожны!.. Нам надо как-то научиться управлять выражением своих глаз».





Глава 12




Корделия летела домой с двумястами других пленных, большинство из которых были с Эскобара. Их разместили на пассажирском лайнере с Тау Кита – большом корабле, наскоро приспособленном для нужд эвакуации. Время проходило за рассказами и воспоминаниями, которыми, как она вскоре заметила, ненавязчиво руководили многочисленные психоофицеры, присланные эскобарцами вместе с кораблем. Вскоре окружающие стали замечать, что она ничего не говорит о пережитом, а Корделия научилась распознавать во вроде бы случайных разговорах приемы групповой терапии. И уходить от них.

Но это не помогло. Она заметила, что ее тихо, но неуклонно преследует яснолицая молодая женщина по имени Айрин, которой, как решила Корделия, поручили заняться ею. Она возникала рядом за едой, в коридорах, гостиных – и всегда с новым предлогом для беседы. Корделия избегала ее, как только могла, – иногда ловко, иногда открыто.

Еще через неделю девушка снова растворилась в толпе. Корделия вздохнула с облегчением, но, вернувшись в каюту, обнаружила там новую соседку: спокойную немолодую женщину с твердым взглядом, в гражданском платье. Она не была бывшей пленной. Лежа на постели, Корделия мрачно наблюдала, как та распаковывает вещи.

– Привет, я – Джоан Спрейг, – жизнерадостно представилась женщина.

Настало время говорить прямо.


– Добрый день, доктор Спрейг. Думаю, я не ошибусь, предположив, что вы начальник Айрин.

Спрейг помолчала.

– Вы совершенно правы. Но я предпочитаю, чтобы общение было непринужденным.

– Нет, это не так. Вы предпочитаете, чтобы оно выглядело непринужденным. Но быть и казаться – разные вещи.

– Вы – очень незаурядная личность, капитан Нейсмит.

– Ну… это больше относится к вам, чем ко мне. Что будет, если я соглашусь побеседовать с вами? Вы отзовете остальных ищеек?

– Я здесь для того, чтобы слушать вас, – но только тогда, когда вы будете к этому готовы.

– Ну, тогда спрашивайте, о чем хотите знать. Покончим с этим, чтобы нам обеим можно было успокоиться.

«Мне и вправду бы не помешала какая-нибудь терапия, – печально думала Корделия. – Так погано себя чувствую…»

Спрейг уселась на ее постель: на губах – мягкая улыбка, в глазах – пристальное внимание.

– Я хочу помочь вам вспомнить, что происходило, пока вы были в плену на барраярском флагмане. Каким бы ужасным ни было подавленное воспоминание, но осознать его – значит сделать первый шаг к самоконтролю.

– Хм-м… Кажется, у нас противоположные цели. Я с необычайной ясностью помню все, что со мной произошло в то время. И мне нисколько не трудно осознавать все это. Чего бы мне хотелось, так это все забыть, хотя бы ненадолго. Тогда я могла бы спокойно спать по ночам.

– Понимаю. Продолжайте. Почему бы вам не рассказать обо всем, что случилось?

Корделия перечислила события, начиная со старта с Колонии Бета и кончая убийством Форратьера. Она оборвала рассказ перед появлением Форкосигана, неопределенно проговорив:

– Я пару дней скрывалась по разным закоулкам, но в конце концов они меня поймали и посадили обратно в камеру.

– Так. Вы не помните, как вас мучил и насиловал адмирал Форратьер, и не помните, как убили его.

– Меня не мучили и не насиловали. И я его не убивала. Кажется, я только что сообщила вам об этом.

Врач печально покачала головой:

– Нам доложили, что барраярцы дважды забирали вас из лагеря. Вы помните, что происходило при этом?

– Да, конечно.

– Вы можете это описать?

Корделия закусила губу.

– Нет.

Тайна убийства принца ничего не значит для эскобарцев: невозможно ненавидеть Эзара Форбарру сильнее, чем они его ненавидят. Но даже намек на правду, попав в прессу, будет иметь катастрофические последствия для гражданского мира на Барраяре. Мятежи, военный переворот, свержение императора – все пойдет своим чередом. А если на Барраяре начнется гражданская война, разве Форкосиган не может в ней погибнуть? «Господи, ну пожалуйста, – устало подумала Корделия, – не надо больше смертей».

А эта проклятая врачиха сразу насторожилась… Видя себя в ловушке, Корделия решила отступить, хотя и понимала, что момент упущен.

– Во время бетанской астроэкспедиции на эту планету, как вы, наверное, знаете, погиб один из наших офицеров. По моей просьбе было изготовлено надгробие для его могилы. Вот и все.

– Понимаю, – вздохнула Спрейг. Она даже не скрывала, что считает ее слова отговоркой. – У нас есть еще один подобный случай. Девушку изнасиловал Форратьер или кто-то из его людей, а потом барраярские медики подчистили ей память. Наверное, надеялись спасти репутацию этого негодяя.

– Ах да, помню, я встречала ее на флагмане. Она была и в моей палатке, верно?

Доктор Спрейг поспешно махнула рукой – в знак того, что это профессиональная тайна.

– Насчет той девушки вы правы, и я рада, что она получает необходимую помощь. Но со мной вы ошибаетесь. И относительно репутации Форратьера – тоже. Единственная причина, по которой разошлась эта небылица насчет меня, кроется в том, что в глазах толпы быть убитым слабой женщиной еще позорней, чем собственным солдатом.

– Одних только данных о вашем физическом состоянии достаточно, чтобы я этому не поверила, – сухо заметила Спрейг.

– Каких еще данных? – на мгновение опешила Корделия.

– Данных, свидетельствующих о том, что вы подвергались пыткам, – отчеканила ее собеседница с мрачным, даже несколько сердитым видом. Но Корделия поняла, что гнев направлен не на нее.

– Что за чушь! Меня не пытали!

– Пытали. И заставили вас забыть об этом. Но скрыть физические следы они не могли. Вы знаете, что у вас была сломана рука и два ребра? На шее многочисленные синяки, сильные ушибы на голове, на руках и ногах – вообще на всем теле. А биохимический анализ крови свидетельствует о крайнем стрессе, сенсорном голодании, значительной потере веса, нарушениях сна, избытке адреналина. Мне продолжать?..

– Ах это… – сказала Корделия. – Это…

– «Ах это?» – повторила врач, приподнимая бровь.

– Это я могу объяснить, – подтвердила Корделия, сдерживая смех. – В некотором смысле вина за мои грехи лежит на вас, на эскобарцах. Во время отступления я находилась в тюремной камере на борту флагманского корабля. Вы в него попали – и встряхнули всех, как камешки в банке, включая и меня. Вот откуда переломы и все такое прочее.