Батальон прорыва

– Я же пограничник, у нас на заставе тоже собаки были, а потом война. Наверное, немцы их убили, когда заставу захватили.

Старик вздохнул.

– Да-а, война – она никого не щадит: ни людей, ни животных.

– Только войну эту не мы начали, а немцы. Я сейчас здесь отлеживаюсь, сытно ем, сладко сплю, прячусь, как суслик в норе, когда к вам селяне или староста с полицаями приходят, а другие в это время кровь проливают. Пора мне, дед Микола, к своим пробиваться.

– А зачем далеко идти? Можно и здесь с немцем воевать. Ты, помнится, в лабазе сидел, когда полицаи наведывались ко мне с раненым своим дружком.

– Да.

– Слышал, наверное, что они у меня спрашивали, не видел ли я в лесу партизан?

– Слышал.

– Так вот, отдохнешь ещё недельку, я тебя к ним и отведу.

Дед Микола слово сдержал. Через неделю Андрей оказался у партизан. Каково было его удивление, когда в бородатом командире отряда он узнал Двужильного. Майор улыбнулся, оголив ряд крупных желтоватых зубов.

– Здорово, пограничник! Что, не признал сразу?

– Не признал. А как вы здесь оказались?

– Когда тебя на остров доставили, дед Микола нам рассказал, что в лесу от немцев схоронились селяне, активисты, так сказать. С ними председатель колхоза и парторг. Всего человек пятнадцать. Микола нас к ним отвел. Они дали нам проводника, но пробиться к своим нам так и не удалось. Снова наткнулись на немцев. Двоих бойцов потеряли. Пришлось вернуться в отряд. Решили остаться вместе с партизанами. Прежде отряд возглавлял председатель, но во время нападения на обоз он был убит, тогда по причине наличия боевого опыта и как старшего по званию командиром выбрали меня, а комиссаром остался парторг.

Несколько обиженным тоном Скоморохов произнес:

– А почему мне не сообщили?

– Ждали, когда поправишься. Ты парень горячий, не окрепший, в бой стал бы рваться. Но дед Микола нам докладывал, как ты себя чувствуешь, каждый раз, когда мы к нему за продуктами приходили.

Теперь Андрею стало понятно, кого имел ввиду дед Микола, когда говорил про надежных людей, знающих дорогу через болото на остров.

Двужильный продолжал:

– В село за провиантом ходить опасно, да и люди могут из-за нас пострадать, поэтому решили через деда Миколу действовать. Селяне ему продукты для нас носят, вроде бы как плату за лечение и в обмен, а мы при случае забираем.

– Хитро.

– Без хитрости тут не обойтись. Силы неравны, противник многочисленен, но жалить немца и неприятности немалые доставлять можем. Глядишь, от наших трудов Красной армии легче будет. Положение ведь серьезное, на днях стало известно – немец уже под Москвой.

Скоморохов не поверил своим ушам. Как же так? Как могло случиться, что немцев допустили до столицы? На немой вопрос Андрея Двужильный уверенно ответил:

– Москву немцам не отдадут, а мы должны бороться.

Скоморохов вспомнил, что майор так же уверенно говорил, что Красная армия не оставит Киев. Андрей, будучи любителем истории, знал, что Москву удавалось захватывать и татарам, и полякам, и французам, но искренно верил, что немцам это не удастся.





* * *


Отряд оказался небольшим: комиссар отряда Анисим Тарасович Нестеренко с женой Марией и дочерью Данутой, двенадцать разновозрастных мужчин из села и ближайших хуторов, Двужильный и пятеро его бойцов-окруженцев, кроме них два красноармейца-казаха, которые отстали от части, заблудились в лесу, а позже, прежде отряда Двужильного, присоединились к партизанам. Вместе с Андреем набиралось всего двадцать четыре человека. В отряде Скоморохова приняли хорошо. Уважение вызывали его звание и боевой опыт. Расположение к нему командира, знакомство с дедом Миколой и бойцами-окруженцами тоже сыграли свою роль. Но не всем его появление пришлось по душе. Казимир, парень из местных, назначенный начальником разведки отряда, пограничника невзлюбил. И было для этой нелюбви две причины. Первая причина заключалась в том, что Двужильный, после появления Скоморохова, поручил разведку ему, а Казимира сделал его заместителем, чем парень остался очень недоволен. Ведь он был местным и хорошо знал родные места, а разведку возглавил чужак. Второй причиной была Данута – дочь комиссара. Она сразу обратила внимание на молодого красивого младшего лейтенанта. Вскоре её симпатия к пограничнику переросла в любовь. Это не скрылось от глаз Казимира, чьи ухаживания Данута отвергала. Улучив момент, Казимир решил поговорить со Скомороховым.

Андрей сидел на поросшем мхом пне, неподалеку от лагеря, наблюдал за размеренной жизнью партизанского стана. Лесной лагерь был небольшим – восемь землянок и два навеса. Один навес предназначался для приема пищи в теплое время, другой служил стойлом для пяти лошадей. Три землянки предназначались под склад, кухню и баньку, еще в трех жили бойцы отряда, одна служила штабом и одновременно местом проживания майора Двужильного и Скоморохова. Комиссар с женщинами занимали отдельную землянку. Недавний разговор с его дочерью Данутой заставил Андрея уединиться. Девушка подошла к нему, когда он кормил лошадь, и призналась в своих чувствах. Андрей ответил, что сейчас не время для любви, чем расстроил девушку. Данута ушла в слезах, оставила в душе Андрея осадок горечи. Разве мог он объяснить ей причину своего отказа? Разве мог рассказать о душевной боли, порождённой смертью Вари? Разве мог забыть свою первую настоящую любовь?

Тяжелая ладонь легла ему на плечо. Скоморохов обернулся. Рядом стоял рослый и крепкий парень в стеганой фуфайке, это был его заместитель Казимир. Светло-серые глаза недобро смотрели на Андрея.

– Вставай.

Скоморохов поднялся. Он был на полголовы ниже, а потому на собеседника пришлось смотреть снизу вверх. Казимир крепко схватил его за отворот белого овчинного полушубка, подаренного дедом Миколой.

– Ты зачем Дануту обидел и до слез довел?! Веремейчик мне рассказал, что ты к ней приставал.

Андрей вспомнил, что во время их с Данутой разговора мимо них прошмыгнул Веремейчик – боец отряда из местных, неприятный ему малорослый человек лет тридцати пяти с худым остроносым лицом и водянистыми голубыми глазами. Взгляд Андрея посуровел, спокойным, но строгим голосом он произнес:

– Убери руку!

Казимир шмыгнул плосковатым носом, крепче сжал пальцы, потянул Скоморохова на себя.

– Это моя дивчина! Понял! Если между нами мешаться будешь я тебе…


Договорить он не успел. Андрей ухватил его за запястье и вывернул руку, освобождаясь от захвата. Казимир оказался на коленях с заломленной назад рукой. Он тщетно пытался вырваться, но хватка Скоморохова была крепкой. Не повышая голоса, Андрей сказал:

– Дануту я не обижал, между вами вставать не собираюсь, а тебе посоветую впредь с уважением относиться к старшим по возрасту, званию и должности.

Скоморохов отпустил руку Казимира. Тот поднялся, пригладил кудреватые светло-русые волосы, поднял серую ушанку, надел на голову, медленно побрел к лагерю. Андрей сел на пень. «Ну вот, второго человека за день обидел». От этой мысли на душе стало еще горше.





* * *


Время шло, закончилась зима, пролетела весна, наступило лето. Через людей комиссара, связанных с подпольем, узнавали новости о положении на фронтах, а они были разные. Радостная весть о том, что немцев отбросили от Москвы, сменилась горечью весеннего поражения и окружения частей Красной армии под Харьковом. Андрей, как и другие, переживал летнее отступление к Волге, а ведь там, на берегах великой реки, стоял его родной город Астрахань. Сердце сжималось от мысли, что немцы могут войти и туда, но всё, что он мог сделать, это бороться с врагами здесь, в белорусских лесах.

За истекшее время отряд пополнился еще двумя бойцами, молодым парнем из города и бывшим полицейским, но количество осталось прежним, так как весной в перестрелке с полицейскими были убиты двое партизан. Бойцы Двужильного делали редкие вылазки к дороге, обстреливали машины с немецкими солдатами, обозы. Один раз удалось отбить телеги с продуктами, которые полицаи отобрали у селян для немцев. Тогда же завладели пятью винтовками, но оружия и боеприпасов для более активных действий всё равно было мало, что вызывало немалое недовольство майора. Помог дед Микола. В один из дней он явился в отряд, зашел в землянку к Двужильному и доложил:

– Я километрах в пяти от моей хаты в глухом лесу случайно ящики нашел. Там неподалеку грузовик стоит. Его еще в августе красноармейцы бросили, когда отступали. Наверное, что-то с машиной случилось, поэтому они ящики из кузова вытащили, в ложбинку перетащили и ветками закидали. От немцев, значит, спрятали. Ну а я, получается, нашел.

От обычной сдержанности Двужильного не осталось и следа. Он торопливо надел шинель.

– Пойдем. Покажешь. Скоморохов, возьми с собой двух бойцов.

Дед Микола подсказал:

– Телегу возьмите. Я объясню, как проехать. Если в ящиках нужное окажется, сразу их и заберете.

На телеге доехали до грузовика. Полуторка стояла с раскуроченным двигателем, сломанным рулем, спущенными колесами и пустым баком. Похоже, что отступающие бойцы решили идти лесом, через болота, где на машине не проехать, или у них кончился бензин, поэтому техника была преднамеренно испорчена, а груз спрятан до лучших времен. В ложбинке под ветками и брезентом, оружия, к большому разочарованию Двужильного, не обнаружили. Находки указывали, что спрятанное добро принадлежало саперам. В ложбинке нашли топор, двуручную пилу, щупы, миноискатель. Дошла очередь и до деревянных ящиков. В первом ящике, который они открыли, были противогазы, во втором – провода, минные шнуры, ножницы для резки колючей проволоки. Содержимое остальных ящиков порадовало партизан больше. Там оказались взрывчатка, противопехотные и противотанковые мины. Всё это срочно перевезли в партизанский лагерь. Теперь на вооружении отряда были не только винтовки, охотничьи ружья, автомат Дегтярева, пистолет, пара гранат, но и мины с взрывчаткой. Нашелся и сапер. Главным в отряде по взрывному делу назначили Казимира. Войну он встретил в Красной армии сапером, попал в окружение под Минском, но сумел не попасть в плен и пробраться в родное село, откуда вскоре пришлось бежать в лес вместе с семьей парторга колхоза Нестеренко. Новое назначение примирило бывшего сапера со Скомороховым, тем более что Андрей стал замечать благосклонное отношение Дануты к Казимиру. Боевые задания, на которые они зачастую ходили вместе, еще более их сблизили. На минах, которые они вместе поставили на дороге, подорвался грузовик с солдатами. Через два дня они взорвали железнодорожный путь. Осенью немцы и полицаи сделали облаву, но отыскать партизан не смогли. Двужильный приказал на время затаиться.

– Пусть думают, что мы ушли в другие леса.

Бездействие было временным. Энергичная натура Двужильного не давала ему сидеть на месте. В начале зимы он стал обдумывать с соратниками план подрыва немецкого эшелона. Майор решил заложить взрывчатку рядом с охраняемым железнодорожным мостом через реку в надежде, что взрывом удастся пустить под откос эшелон, повредить пути и мост. Казимир, как знаток подрывного дела, возражал, говорил, что зимой ставить мину на железнодорожных путях рискованно, так как на снегу будут заметны следы, но переубедить майора ему не удалось. За день до того, как Скоморохов и Казимир должны были осуществить задумку командира, в отряд наведался дед Микола.

В командирской землянке собрались майор Двужильный, комиссар Нестеренко, дед Микола и Андрей Скоморохов. Весть, которую принес лекарь, требовала обсуждения. По просьбе Двужильного старик пересказал о том, что случилось.

– Дело такое. Вчера, когда охотился, встретил в лесу вооруженных людей, человек пятнадцать. Одеты так же, как и вы. Кто в обычной одежде, кто в военной форме. Спрашивали, есть ли поблизости партизаны. Я смолчал. Тогда их старший говорит: «Ты, дед, не таись, мы про ваш геройский отряд знаем, слышали про его дела, а потому предлагаем объединиться. Если встретишь партизан, скажи, мол, малыми отрядами противостоять фашистам тяжело, а большими силами можно значительный урон немцу нанести».

Майор задумчиво произнес:

– Это как сказать, под Уманью у нас это не очень получилось. Но правда в этих словах есть. Бойцы нам нужны. Где эти люди сейчас?

– Недалеко от того места, где мы ящики нашли, лагерь разбили.

Двужильный окинул взглядом присутствующих.

– Что делать будем?

Первым отозвался комиссар Нестеренко.

– Треба с этими хлопцами прежде побалакать, узнать, кто такие, откуда, а уж потом решать, соединяться с ними или нет. Но люди нам бы не помешали. Я уже говорил, верный человек из подпольщиков сообщил, что есть решение создавать крупные партизанские соединения для борьбы с врагом. Мы с командиром отряда, товарищем Двужильным, обсуждали возможность присоединения к такому соединению, но было бы неплохо войти в него более многочисленным составом. Однако считаю необходимым прежде внимательно приглядеться к тем, с кем мы собираемся плечом к плечу воевать против оккупантов.

Скоморохов комиссара поддержал:

– Надо тщательно все проверить, допросить их, документы посмотреть, если есть, а вдруг они немцами подосланы или дезертиры?

Двужильный неодобрительно посмотрел на Андрея:

– Твоя подозрительность, младший лейтенант, мне понятна, служба в пограничных войсках НКВД не прошла даром. Только ты, наверное, забыл, как мы сами еще недавно из окружения выходили. У многих из нас документы имеются?

Скоморохов промолчал.

– То-то и оно. А ты: проверить документы. Как проверить, как узнать, что это за люди? Ладно. Сделаем так. Я сам пойду в их лагерь, поговорю с ними.

Комиссар возразил:

– Отряд не может рисковать командиром. Предлагаю свою кандидатуру. Я местный, область знаю, смогу выяснить, кто они и откуда.

– А если это окруженцы? – Двужильный огладил бороду. – Значит, пойдем вдвоем. Мы с тобой командиры, нам и решать. За старшего оставим Скоморохова. Для прикрытия возьмем двух бойцов. Оставим их неподалеку от места, где гости остановились, а сами к ним наведаемся.

Скоморохов возразил:

– Если это подосланные немцами люди, то они могут взять вас в плен. Мне приходилось в начале войны встречаться с немецкими диверсантами, переодетыми в красноармейскую форму.

Двужильный возмутился: