Батальон прорыва

Скоморохов еще не успел запомнить всех доверенных ему бойцов, а потому спросил:

– Как фамилия?

– Журбин… Сергей.

– Действуй, Журбин Сергей, вся надежда на тебя.

Спустя пять минут пограничник уже полз вдоль стены дома, где засел неприятель. Захваченные у немцев пулеметы били по дому, не давая им вести огонь из окон. Скоморохов напряженно следил, как Журбин подполз к узкому подвальному оконцу, из которого строчил автомат, вырвал чеку, бросил гранату внутрь. За первой гранатой последовала вторая. Пограничники Скоморохова ринулись в атаку, за ними поднялись те, которые были на улице. Двое из них так и остались лежать на холодных камнях мостовой. Остался лежать у подвального оконца и пограничник Журбин…

Когда с немцами в здании было покончено и две группы снова соединились, оказалось, что из двадцати двух бойцов, способных вести бой, осталось тринадцать. С ними Андрею Скоморохову предстояло идти дальше. Он распорядился оставить в доме пленных немцев и раненых пограничников. Бондаренко оставаться отказался:

– Не можно мени залишатися, мени трохи дряпнуло. Товарищ младший лейтенант, дозволите йти з вами. Я и стриляти можу. Ось пальци ворушаться.

Рана действительно оказалась несерьезная, пуля лишь царапнула плечо. Андрей отказать не смог, а потому дальше пошли вместе.





* * *


Отбив у немцев ещё один дом, они двинулись дальше. Впереди была площадь. Пограничники приготовились к атаке, когда им навстречу с грохотом и ревом выкатился немецкий танк. Рядом с ним бежали немецкие пехотинцы. Зажатые между каменных домов пограничники оказались в ловушке. Оставалось отступать или прятаться в домах. Скоморохов понимал, что прежде чем они это сделают, половина из них будет уничтожена огнем из пушки и пулемета танка, а также выстрелами немецких солдат. На миг Андреем овладело оцепенение. Сзади громыхнуло, танк задымил, попятился. Скоморохов обернулся и увидел на соседнем перекрестке два орудия. Противотанковая артиллерия на конной тяге подоспела вовремя. Это было спасение. Скоморохов хрипло выкрикнул:

– В атаку! Вперед!

И пошли… Взяли площадь, выбили немцев из Перемышля, вышли к границе – реке Сан, но останавливаться не стали, в составе сводного батальона пограничников под командованием старшего лейтенанта Поливоды ринулись на мост. При поддержке пулеметного огня из дотов и артиллерии к вечеру вошли в германскую часть города – Премзель, иначе называемую Засанье.

Бондаренко радовался:

– Всё, тепер ми нимцив поженемо. Допомога пидийде, и пидемо дали. Вирно Колисникив говорив, що вийна буде не довгою.

Скоморохов надеялся, что так и случится, радовался вместе с остальными, но что-то мешало ему в полной мере насладиться победой. Он гнал от себя засевшую в глубине души тревогу, но она не уходила. Андрей знал, что передышка будет недолгой, знал, что немцы копят силы для атаки на город. Думал, как силами доверенного ему полувзвода, от которого осталось одиннадцать человек, дать отпор немцам. От мыслей его оторвал боец с перевязанной головой. Скоморохов его узнал, это был тот самый раненый пограничник с белесыми волосами, которого он оставил у пулемета на втором этаже во время штурма занятого немцами дома. Он, как и Бондаренко, увязался за остальными и, несмотря на раны, дошел до позиций, где они остановились.

– Товарищ младший лейтенант, за углом дома автомобиль немецкий, в нем офицер убитый. При нем документы обнаружили. Вот.

Пограничник протянул пухлую черную папку из кожи. Скоморохов открыл клапан, глянул на документы.

– Пойду покажу командиру батальона, пока он рядом, ему решать, что с этими бумагами делать…

Командира батальона долго искать не пришлось, посмотрев документы, старший лейтенант Поливода посетовал:

– Жаль, что не удалось взять немецкого офицера живым. – после минутного раздумья распорядился: – Значит так. Документы надо срочно доставить в штаб отряда. Возьмите своих бойцов, заодно сопроводите на ту сторону реки пленных немцев, освобожденных из гестапо красноармейцев и гражданских.

Скоморохова слова командира батальона обескуражили, он вопросительно посмотрел на волевое скуластое лицо Поливоды:

– А как же занятая позиция?

Старший лейтенант свел густые черные брови.

– Получен приказ к ночи оставить немецкую часть города и вернуться на рубеж государственной границы, так что выполняйте приказ.





* * *


Пограничники возвращались в отбитый у врага город. В пылу боя они многого не замечали, но теперь их взору предстали страшные картины того, что принесли первые два дня войны. Они шли мимо разрушенных домов, разграбленных магазинов, поваленных фонарных столбов, поврежденной техники немцев и Красной армии. На улицах в неестественных позах, словно тряпичные куклы, лежали трупы немецких солдат и красноармейцев. Среди них попадались и гражданские. Взгляд наткнулся на тела расстрелянных немцами евреев. Их было около десяти. Среди них Андрей разглядел детей. Мальчик лет двенадцати с кучерявыми волосами лежал у стены, подвернув под себя одну ногу. Потухший взгляд темно-карих глаз был устремлен в небо. Ужас навсегда застыл на его лице, рассеченном засохшей струйкой крови, протянувшейся по щеке от уголка рта к затылку. Рядом, широко раскинув руки, лежала худенькая рыжеволосая девушка. Подол цветастого платья задрался, оголив белые стройные ноги. Скоморохов стиснул зубы, подошел, одернул подол, чтобы прикрыть наготу бездыханного тела. Отдельно лежал лысоватый седобородый старик с пробитой головой. Орудие убийства, окровавленный камень, размером с лошадиную голову, лежал здесь же. Скоморохов отвел взгляд, ему подумалось о старом часовщике еврее Михаэле Шмуклере, о семье Василия Ковальчука, о Варе. Сердце сжалось от беспокойства. Андрей пошел дальше, разглядывая частично разрушенный Перемышль. Еще недавно он был чистым и ухоженным городком, в котором кипела жизнь. Но сейчас многое изменилось. Отпечаток войны лег на его облик, как и на лица людей. Однако, израненный, он и сейчас продолжал жить. Горожане пытались снова наладить в нем быт, убирали трупы, разбирали завалы.

Беспокойство не покидало Скоморохова до штаба, где ему встретился лейтенант НКВД Шилохвостов. Он-то и успокоил:

– На данный момент организована эвакуация раненых, семей военнослужащих, государственных и партийных работников, а также всех, кто желает покинуть город. Думаю, что и о семье лейтенанта Ковальчука тоже позаботились. А ты здесь зачем? Поливода послал?

Скоморохов показал папку.

– Вот. Велел доставить в штаб. Мои ребята её у мертвого немецкого офицера нашли в автомобиле.

Шилохвостов взял папку.

– Жди меня со своими бойцами у мотоцикла. Вы мне пригодитесь.

Ждать пришлось более получаса. Утомленные боями пограничники сели у здания штаба. Многие тут же уснули, прислонив к каменной стене винтовки и спины. Скоморохов вспомнил, что перекусить и немного вздремнуть им удалось лишь ранним утром, незадолго до начала наступления. Он задумчиво смотрел на их молодые, усталые, испачканные сажей, пылью и кровью лица. Сколько испытаний выпало на их долю за эти два дня войны? Сколько еще им предстоит?


Бондаренко встал, подошел к Скоморохову. Андрей спросил:

– Ты чего не отдыхаешь?

Бондаренко зевнул, мечтательно произнес:

– Зараз би вареникив, галушек або борщу з пампушками поисти, а писли поспати трохи.

– Погоди, будут тебе и вареники, и галу…

– Скоморохов! – Оклик Шилохвостова прервал речь Андрея.

Лейтенант торопливо подошел к Скоморохову.

– Слушай меня, младший лейтенант. Добытые вами бумаги оказались важными, их надо срочно доставить во Львов. Кроме того, из города в срочном порядке вывозятся наши секретные документы, которые ни в коем случае не должны попасть в руки немцам, а также некоторые денежные средства и ценности. Ты со своими бойцами поступаешь в мое распоряжение. Вам доверяется погрузка и сопровождение машины. Грузовик стоит на заднем дворе, чтобы не привлекать внимания. Сам понимаешь, в городе есть диверсанты и немецкие пособники. Некоторых из этих подлецов нам удалось ликвидировать, но немало их еще осталось. На погрузку отводится не более получаса. Твои бойцы поедут в кузове. С ними будет один из моих сотрудников, другой поедет в кабине. – Шилохвостов положил руку на руль мотоцикла. – Ну а мы с тобой на твоем трофее. Так что буди своих орлов и следуйте за мной.

Покидать отбитый у немцев город, который еще предстояло оборонять, Скоморохову не хотелось. Он приложил ладонь к козырьку, неохотно сказал:

– Есть следовать за вами. Только бойцы устали и целый день без еды. Не до того было.

– Понимаю. После погрузки организуем твоим бойцам питание и отдых, поскольку с выездом придется подождать. В районе села Нижанковичи, через которое нам предстоит ехать, высадился немецкий десант. Похоже, немцы пытаются нас окружить. К Нижанковичам выслан конный отряд пограничников. Так что будем ждать сведений. Ну а пока подымай бойцов, пойдем грузиться. – Шилохвостов поправил синюю фуражку с красным околышем, широко зашагал к заднему двору здания.

Когда погрузка была закончена, Шилохвостов подошел к Скоморохову:

– Отведешь бойцов в соседнее здание, там они перекусят и отдохнут. И сам отдохни. Нужно быть готовыми выехать в любую минуту.

Скоморохов кивнул в сторону реки Сан, откуда доносились звуки выстрелов и взрывов.

– Мне бы сейчас туда.

Шилохвостов нахмурился:

– Мне бы сейчас тоже диверсантов ловить, а я здесь. Мы с тобой не в игрушки играем. Нам командование поручило особо важное задание, – он указал на грузовик, – здесь жизни многих людей. И запомни, груз этот не должен попасть в руки немцам. Мы должны его охранять до последней капли крови, а в случае чего уничтожить. Для того я и взял тебя с собой. В случае моей гибели командование перейдет к тебе. Место, куда должен быть доставлен груз, я тебе сообщу. Так что действуйте, товарищ младший лейтенант.

Скоморохову оставалось одно – подчиниться.





* * *


Ближе к полудню следующего дня в Перемышль вернулся конный отряд. Шилохвостов поделился сведениями со Скомороховым:

– Пограничникам удалось разгромить немецкий десант, а также ликвидировать группу переодетых в форму Красной армии диверсантов. Форма на них была наша, а нижнее белье и сапоги немецкие. Оказалось, что они из полка «Бранденбург 800». Об этих молодчиках, специально натасканных на диверсионную работу, нам перед началом войны сообщали польские товарищи. Некоторые из диверсантов переправились на наш берег в первый день боев. Мы их в городском парке обнаружили и уничтожили. Так что подымай бойцов, срочно выезжаем в Нижанковичи.

Выехали через полчаса. Первыми на мотоцикле ехали Шилохвостов, Скоморохов и Бондаренко, следом грузовик с пограничниками и двумя сотрудниками НКВД. Они ещё не покинули Перемышль, когда Скоморохов обратился к Шилохвостову:

– Товарищ лейтенант, разрешите сделать небольшой крюк. Хотелось бы узнать о семье начальника заставы Ковальчука.

– Хорошо. Только быстро.

– Мы мигом. Здесь совсем рядом.

На следующем перекрестке Андрей повернул руль, мотоцикл вильнул влево. Не прошло и пяти минут, как они оказались у дома, где снимала комнаты семья Ковальчука. Вернее то, что от него осталось. Второй этаж и часть первого были разрушены. Скоморохов подошел к груде обломков, которая высилась на месте магазина часов и мастерской. Шилохвостов вылез из люльки, подошел к Андрею, с надеждой в голосе произнес:

– Может, успели.

Протяжный скрип подвальной двери заставил Скоморохова и Шилохвостова обернуться. Из подземельной темноты вышел Михаэль Шмуклер. Андрей подбежал к часовщику.

– Что случилось? Где Антонина, дети, Варя?

Шмуклер опустил голову, дрожащим голосом изрек:

– Случилась большая беда, пан офицер. В тот день, когда началась война, немецкий снаряд угодил в мой дом. Как раз в комнаты, где жили знакомые пана офицера.

– Что с ними? – нетерпеливо произнес Скоморохов.

Шмуклер смахнул со щеки слезу:

– Пойдемте, – медленным шагом направился к куче обломков, указал на кусок стены. – Здесь мальчик. – часовщик сделал шаг, наклонился, откинул старое одеяло.

Скоморохов подошел ближе. Только теперь он разглядел труп маленького Миши. Стена придавила нижнюю часть его тела, все остальное было покрыто красновато-серой пылью, отчего он казался брошенной на землю скульптурой.