Бесконечная шутка
Часть 93 из 123 Информация о книге
– Или что? – Прости, О. Прошу прощения. – Ничего. Я знаю, что ты не серьезно. – Ненавижу выходить из себя. – Что-то у тебя с голосом, Хэлли. Будто тебе нехорошо. Хэл ковыряет уголок глаза пальцем. – От этих зубных приступов чувствую себя героем той литографии Мунка. – Этот табак тебе всю эмаль проест. Это гадостная гадость. От всей души советую бросить. Сам спроси этого своего Шахта. Майкл Пемулис медленно приоткрывает дверь Хэла и медленно засовывает голову и одно плечо, молча. Он из душа, но еще весь красный, и правый глаз дергается так, как когда отходишь после двух-трех тенуатинок. На нем фуражка, фальшивые флотские эполеты из позолоченной канители, а в ухе пиратская золотая сережка, которая блестит в одном ритме с пульсом. Засунув голову в едва приоткрытую дверь, он заносит над головой руку так, будто это чужая рука, скорчив пальцы, как когти, и делает вид, будто когти хватают его за волосы на затылке и выволакивают в коридор. С выпученными в притворном ужасе глазами. Хэл, скрюченный, изучает на пальце вещество из глаза. – Мы так увлеклись, О., что забыли самый очевидный вариант. Это твой ответ на экзамене, а потом я пойду вытирать лодыжку, – он слышит через приоткрытую дверь, как Пемулис что-то спрашивает у Петрополиса Кана и Стефана Вагенкнехта. – По-моему, очевидный ответ я с ней уже попробовал, но валяй. – Пемулис только что сделал первый ход и оставил дверь открытой. Я сижу голый на сквозняке из открытой двери, забыв, возможно, обманчиво очевидный факт, что, сколько там, три четверти заразной северной границы Впадины раскинулись вдоль Квебека. – Стопудняк. – Так что ну и что, что формально Оттава не причисляла Впадину к какойлибо конкретной провинции. Какое великое одолжение, да уж. Ведь карта говорит сама за себя. Не считая западных огрызков Нью-Брансуика и ошметка Онтарио, Впадина – сам факт ее существования и ядовитые осадки – проблема Квебека. Целых 750 километров границы вдоль Впадины, со всеми буквально вытекающими, эксклюзивно для Notre Rai Pays. – Да, плюс основной удар фронта воздушных отходов от высотных ATHSCME, плюс статус провинции, куда шлепает мусор, когда у катапульт ЭВД случаются перелеты над Впадиной. Это я и сам сразу же пытался ей подкинуть. – Ну и в чем вопрос. Представь себя в квебекской шкуре. Снова им достается липкий конец канадского говнометра. Теперь в основном именно у западных квебекцев детишки размером с «фольксвагены» шлепают по округе без черепушек. Это у квебекцев хлоракне, треморы, обонятельные галлюцинации и новорожденные с единственным глазом посреди лба. Это в восточном Квебеке зеленые закаты, реки цвета индиго, чудовищно асимметричные снежинки и лужайки перед домом, через которые каждое утро приходится прорубаться с мачете, чтобы ехать на работу. Это им достались набеги диких хомяков, бесчинства Детей и коррозивный туман. – Хотя народ не очень-то выстраивается в очереди и в Нью-Брансуик или на озеро Онтарио. А прибрежные ATHSCME сдувают прибрежные фенолы на Фанди, и, по слухам, лобстеры там – как монстры из старых японских ужастиков, и, по слухам, Новая Шотландия по ночам светится на снимках со спутников. – И все же, О., скажи ей, что, пропорционально говоря, это Квебек принял на себя удар, который предназначался всей Канаде. Удар, опять же, с их точки зрения, не забывай. Неудивительно, что маргиналы так жестоко настроены против ОНАН. Наверное, для них это последняя капля. Дверь раскрывается нараспашку и бьется о стену. Майкл Пемулис сделал вид, что вышиб ее. «Па-амилуй нас Хоспади милосерный, да он жеж голый», – восклицает он, войдя и затворив дверь за собой, чтобы заглянуть за нее. Хэл поднимает руку, чтобы тот подождал секунду. – Вот только вот что, – говорит Орин. Пемулис ожидающе застывает на незахламленном пятачке половины Хэла и выразительно смотрит на запястье, как будто там часы. Хэл кивает ему и поднимает один палец. – Вот только вот что, – говорит Орин. – Вопрос, который она подняла, – есть ли у Квебека хоть какая-то реалистичная надежда заставить Джентла заставить ОНАН обратить Реконфигурацию вспять. Забрать Впадину, вырубить вентиляторы, признать все отходы исключительно американскими. – Ну, наверное, конечно нет, – Хэл смотрит на Пемулиса, сам изображает из пальцев когти и хищно когтит рядом с трубкой. Пемулис расхаживает и маниакально застегивает и расстегивает в комнате все, у чего есть молния, – эту его привычку Хэл ненавидит. – Но теперь она опять требует от маргиналов реалистичной логики и постоянства. – Но, Хэлли, погоди. Канада в целом не могла противостоять ОНАН. Не стала бы. Оттава теперь настолько по уши в говне, что не стала бы поливать нас говном, даже если им еще на макушку плеснуть. Говна, в смысле. Пемулис с пылом тыкает в западное окно на парковку, где припаркован тягач, и выразительно, по генрихо-УШ-ски, изображает, как рвет и жует. Его глаза под убывающим воздействием стимуляторов не становятся ни мирными, ни остекленевшими. Только маленькими, темными и даже еще ближе посаженными на узком лице – будто вторые ноздри. Дрожь правого глаза не совпадает с пульсацией сережки. Слышно, как Орин меняет телефонную руку. – Ну тогда я спрошу то, что, кажется, риторически спрашивает она: неужели жалкие антионанские кампании и жесты сепаратистов и маргинальных ячеек, по сути, просто безнадежные и жалкие? – А рыбьи какашки медленно опускаются на дно, О.? Какими она их себе еще представляет, кроме как, – если она действительно такая сообразительная? – Хэл достает выбритую белую ногу из ведра уборщика и вытирает взбученной простыней. Показывает на трусы у топ-сайдера Пемулиса. Пемулис берет брифы с пола двумя пальцами и бросает Хэлу, притворно передернувшись. – Значит, в основном в лучшем случае просто символические, да? Хэл откидывается, стараясь надеть трусы одной рукой. – Скажи ей – после того как с умным видом погладишь подбородок, – просто да, О. О., Пемулис стоит тут уже в фуражке и делает вид, что стучит в гонг к ужину. У него с нижней губы течет блестящий водопад слюны, – на самом деле Пемулис увлечен сложной системой жестов, обозначающих одновременно процедуру сворачивания дюбуа и поздний час. В последние два года у Хэла, Пемулиса, Сбита, Трельча и иногда Б. Бун появилась небольшая традиция перед экспедицией и ужином в канун Дня В. ныкаться на небольшой укромной лужайке за помойками на парковке за Западным корпусом и пускать по кругу неприлично сигарообразный дюбуа, пока Шахт и иногда Орто Стайс сидят в тягаче с зелеными в свете приборной доски лицами и греют движок. Хэл садится и машет рукой Пемулису в знак того, чтобы он уже шел. – Но ведь это у тебя… мистер Хоуп, – театрально шепчет Пемулис. – Одну секундочку, – Хэл зажимает трубку ладонью, накрывает трубку и руку двумя подушками и одеялом и театрально шепчет в ответ: – А куда это вдруг пропала твоя доля мистера Бэ? Почему это мы сворачиваем цеппелин из моей доли Хоупа, которую я купил у тебя не дале как три дня назад? От нистагма глаза закатываются впечатляющей. – Все сусеки выскребаны. Давай все это обсудим потом. Никто не собирается тебя это, эксплуатировать. А потом руку и телефон фиг выпутаешь. – О., мне пора выписываться уже прямо через секунду. – А как насчет вот чего. Взвесь это для меня заранее и оставайся в адеквате, пока не перезвонишь. Вот критическое предположение Субъекта. Позвонишь за мой счет, если хочешь. – Отвечать я не обязан, – уточняет Хэл. – Правильно. – Просто слушаю, а потом кладу трубку. – И позвонишь сегодня ночью или завтра до обеда, за мой счет, если в День В. не будет скидок. – Просто очень недолго слушаю, а потом прощаемся, и мы можем идти, – все это Хэл адресует больше Пемулису, который мечется по комнате с бюстом Константина в руках, изучая его на очень близком расстоянии и качая головой. – Все готово? Итак. Готов? – Давай уже. – Вот ее задачка. Если главная цель сепаратистов всегда была суверенно отделиться, и если у них почти мизерный шанс по-настоящему заставить ОНАН дереконфигурироваться, и если практически все канадцы ненавидят Джентла, передачу Впадины и вообще весь этот экспериалистский винегрет из merde, но особенно Впадину – картографический факт Впадины на нашей карте и новой Выпуклости на их, то есть что карты говорят, что это земля Канады, эта, как ее, токсифицированная область, – если все это очевидно правда; тогда почему сепаратисты в Квебеке не используют факт одиозности Впадины, чтобы нацепить парламентские парики, пойти в Оттаву в парламент и заявить всей Канаде во всеуслышание типа: «Слушайте, дайте нам спокойно отделиться, и когда мы отделимся, заберем с собой Впадину в придачу, и это будет наша проблема, а не ваша, будет на картах считаться квебекской, а не канадской, будет нашей головной болью и яблоком ссоры с ОНАН, а канадская честь не будет поругана, и жалкая позиция Канады в ОНАН и как бы мировой общественности позиций реабилитируется благодаря гениальному решению парламента Оттавы переджерримандерить карту ОНАН, не наехав при этом на США прямо»? Почему? Почему они не пойдут в Оттаву, не скажут всем Cuibono [252] и не скажут: «Вот так все будут в выигрыше? Нам достается наша Notre Rai Pays, а вам с лица карты стирается Впадина». Субъект поставила вопрос, почему канашки не поймут, что одиозность Впадины, возможно, лучшее, что случалось с ними в плане убеждабельности Канады отпустить Квебек. Она меня озадачила: почему самые мозговитые боевые канашки не используют Впадину как размен на суверенность, почему требуют у ОНАН забрать то единственное, что у них есть для размена? – С кем ты разговариваешь, кто не может перезвонить? – громко вопрошает Пемулис, вышагивая взад и вперед с армейскими разворотами у стен, с дико сверкающей сережкой. Хэл опускает трубку, но не прикрывает. – Это Орин, хочет знать, почему Квебек, FLQ и все остальные не торгуются с канадским правительством и не предлагают картографическое присвоение Впадины Квебеком в обмен на отделение, – Хэл слегка наклоняет голову. – Я только сейчас понял, что это может быть истинным посылом путринкуровского «Отделения и возвращения». – Орин – в смысле, твой брат, с ногой? – Его чрезвычайно парит внутрионанская политика. Пемулис складывает руки в мегафон. – Скажи ему, что всем сочно и с дымком насрать! Скажи ему, пусть в книжке почитает! Скажи ему зайти в любую базу данных в Сети! Скажи ему, что ты чертовски уверен, что он может себе это позволить! – руки у Пемулиса стройные, с красными костяшками, а пальцы длинные и какие-то серповидные. – Скажи ему, что уже слышишь, как в одну из очень редких абсолютно свободных ночей, что нам выпадают, нетерпеливо взревывает грузовик с друзьями, которые уже готовы тебя бросить. Напомни, как нам приходится тут жрать по расписанию, а то подохнем. Скажи ему, что мы читаем книжки, неустанно заходим в базы данных, бегаем целыми днями до изнеможения, и потому нам нужно жрать, а не просто стоим на месте, тупо поднимая и опуская одну ногу за семизначные с чем-то суммы! – Скажи Хренулису, чтобы посидел на чем-нибудь точеном, – отвечает Орин. – О., он прав, я уже чувствую, как мое тело начинает пожирать само себя. Ты сказал, мне можно подумать и перезвонить. Если хочешь, я кину звонок на твой пейджер. Пемулис расчистил одной ногой путь через белье, дискеты, книги и экипировку к западному окну, где теперь участвует в сложном разговоре при помощи размашистых жестов с кем-то во дворе, кого Хэл не видит из-за широкого подоконника. Трусы Хэла диагонально натянуты на его тазе. Орин в трубке говорит: – Представь следующее и подумай, что думаешь. Вообрази. FLQ и прочие разные сепаратистские ячейки внезапно перенаправляют свои террористические усилия от Канады и внезапно начинают инсургентскую кампанию по раздражению США и Мексики. Но дело в том, что раздувают они свое террористическое инсургентство против США и Мексики как будто от лица всей Канады. Даже придумывают, как вовлечь альбертских ультраправых, плюс крайних из других провинций, так что ОНАН кажется, что, похоже, инсургирует вся Канада. – Незачем представлять. Так оно и есть. ПКФК1 набегает на Монтану как по часам. Жуткий взлом сигналов «ИнтерЛейса» и замену детских передач на порнофильмы в Дулуте в июне проследили до того психоквинтета с юго-запада Онтарио. Межштатные шоссе к северу от Саратоги до сих пор после заката считаются непроезжаемыми. – Вот именно. – Короче, пора бы уже тому, что мне надо взвесить, возникнуть уже поскорее, Орин. – Суть в том, что Субъект риторически предложила нарисовать себе картину, что это все шоу канашек. Панканадская тема – уловка. Сепаратисты какимто образом сплотились и инсценируют антионанизм. Риторический вопрос – представить это и спросить: зачем им это надо? – Мы сейчас пластинку до дыр закатаем, О. Потому что Впадина в основном затронула только Квебек. – Нет, я имею в виду, что она имела в виду, зачем им раздувать, что они инсургируют от лица всей Канады, и идти даже на инсценирование панканадства и антионанизма. – А потом, судя по прецедентам, Субъект дала на собственный вопрос и гипотетический ответ. Ты вообще хоть слово успевал вставить в этой серии интервью, О.? – Что, если канашки-сепаратисты прекрасно понимают, что если онанское правительство увидит в Канаде черпак дегтя в бочке меда, то Джентл и его парни в белом из Неопределенных служб объединятся с вишизированным марионеточным государством Мексики и реально весьма усложнят жизнь Оттаве. Сделают из Канады белую ворону отпущения для всего ОНАН. Мало что можно представить хуже, чем оказаться страной в трехстороннем континентальном аншлюсе, против которой объединяются две другие страны и весьма усложняют жизнь. – Вишизированный? Аншлюс? Что-то не похоже на Орина, которого я знаю. Это дико политические словечки. Что там за сногсшибательную рубенсовскую пышку из «Момента» ты так решительно собрался?.. – Ведь картину усложнения жизни вообразить очень легко. Векторы ЭВД можно легко перекалибровать чуть дальше на север – одно слово Джентла. Наши отходы обширны. Как минимум, по одному его слову можно Впадинизировать добрые куски Канады. – Мне пора. Пемулис прислонился к стенке, сложив руки на животе, и сползает по стенке, весь такой бледный и полудохлый. – Взвесь картину, как парламент сгрызает ногти до самой розовенькой кожи, пока канашки инсценируют терроризм так, что он все больше и больше выглядит как «Канада против ОНАН». Хэл в слаксах, одном уличном носке и одном спортивном, и подбирает с пола рубашки, вынюхивая чистую. – Но это же… – Ки-йя-а-а-а! – Пемулис бросается на кровать Хэла и пытается вцепиться когтями в антенну прозрачного телефона, делая вид, что хочет ее переломить. Хэл защищает телефон плечом, хлещет Пемулиса толстовкой. – Вот что я прошу тебя взвесить, – говорит Орин, – может ли оказаться так, что Квебек, учинив здесь различные ады и выставив все так, будто это делалось от лица всей Канады, нацепит парики на парламентариев или кого-нибудь уважаемого, пошлет в Оттаву и сделает предложение: парламент убедит премьера и правительство убедить остальные провинции дать Квебеку уйти, отделиться, aller, partir [253] – а взамен Квебек продолжит инсургировать и раздражать ОНАН, но бросит притворяться, что в этом участвуют остальные провинции и что это вся Канада инсургирует, и всенародно объявит, что это Квебек и только Квебек – истинная Немезида ОНАН. Они скажут Оттаве, что выставят причиной конфликта загрязненность Впадины, и обрушат на ОНАН и Джентла абсолютно все, на что способны в плане терроризма, каждый раз принимая полную ответственность на себя. Предложат себя в качестве злодеев, а деРеконфигурацию – в качестве цели.