Безлюдные земли

Женщина, раньше сидевшая с ним в допросной под именем Натали Фреден, теперь находилась с ним в совершенно другой допросной. Они хотя бы в здании Управления полиции?

— Укол в шею? — спросил он. — Серьезно?

— Вы дрались, согласно отчету, как трижды сидевший рецидивист, — спокойно ответила Молли Блум. — И пытались разрушить мой дом. И что было бы уместно? Выговор?

— Уместно? Может быть, понимание, кому вы оказываете услугу, сознательно вводя в заблуждение полицейских, ищущих серийного убийцу?

— Хорошо сформулировано, — холодно сказала Молли Блум.

— Если бы вы не заслали к нам подсадную утку, это время могло бы быть использовано для спасения Эллен Савингер.

— И как вы думаете, почему мы заслали подсадную утку? — спросила Молли Блум.

Комната отделилась от нее. Бергер так старался сфокусировать взгляд на собеседнице, что обстановка полностью выпадала из его поля зрения до этого момента, когда снова появилась потребность задуматься. В помещении были голые стены и совсем мало мебели, и кроме подвального запаха не было ни намека на то, где они находятся. Бергер заметил сбоку маленький столик, раздражающе похожий на тот, что стоял в его собственной допросной, включая записывающее устройство с красной лампочкой.

Лампочка горела.

Скользнув по запястьям, которые действительно были пристегнуты кожаными ремнями, взгляд Бергера упал на стол. Дотянуться до него было невозможно. Там находились, помимо его часов, ноутбука, нескольких папок и разных бумаг, еще две отвернутые от Бергера фоторамки, одна из них голубая, а также коробка. Прямоугольная коробка с золотистым замочком.

Коробка для часов.

Бергер мрачно улыбнулся и сказал:

— Око за око?

Она не улыбнулась. И ничего не ответила. Он продолжил:

— Я побывал у вас дома, поэтому вы наведались ко мне?

— Вы забрызгали кровью мой диван? Зачем вы это сделали?

— Потому что он был отвратительно белый. Его надо было изгадить.

— Хм.

— А сами вы черны как грех. Неофициальный «внутренний ресурс» СЭПО. Фу. И потом вы вломились в мой дом и копались там.

— Но, в отличие от вас, я там ничего не уничтожала.

Он все еще думал о ней как о Натали Фреден. Пора бы перестать. Если не считать внешности, между Натали Фреден и Молли Блум наблюдалось очень мало сходства. И прежде всего соотношение сил было совсем другим.

— Вы уничтожили мою жизнь, — сказал он. — Возможно, это хуже, чем запятнанный диван.

— Но не хуже, чем запятнанный и уничтоженный подросток, — парировала Молли Блум.

— Что бы это могло значить?

— Разумеется, всё. Всё, чего всё это касается. Но я не думаю, что вы хотите начать с этого, Сэм Бергер. Я думаю, что вы хотите начать с другого конца. Хотя я обещаю, что к этому мы еще вернемся.

— Внедренные агенты всегда используют чужие слова, — сказал Бергер. — У них ведь нет собственной личности. Вы продемонстрировали, что можете позаимствовать мои. Молодец. Но где ваша собственная личность, Натали Фреден?

— Вы в хорошей форме для человека, который только что был без сознания, — сказала Молли Блум. — Молодец. Но осторожней, головокружение может вернуться в любой момент. А у вас тонкие веки.

— Что?

— «Что?» — это хорошо. «Что?» — это разумная попытка получить время на раздумье. Особенно, если вы вдруг ожидали, что я начну давать довольно развернутый ответ. Вы получили то время, которое хотели, Сэм?

— Нет, продолжайте.

— Веки не просто тонкие, они не скрывают правду. Я посчитала, что вы бодрствовали три минуты восемь секунд. Вы успели догадаться, где находитесь?

— Да, — ответил Бергер. — В другом измерении.

— В каком-то смысле да. Больше нет ничего официального. Мы теперь в другом месте. В другом времени. Но это вы поняли еще до того, как открыли глаза.

— Но все же есть целая группа, целая, черт возьми, команда полицейских, в которой меня прямо сейчас, должно быть, начинает не хватать.

— «Не хватать» — очень эмоциональные слова, Сэм. Вы уверены, что Аллану Гудмундссону или Дезире Росенквист вас не хватает?

— Аллану, вероятно, все равно. Но Дезире — нет.

Молли Блум рассмеялась и сказала:


— Инспектору уголовной полиции, которого вы постоянно недооцениваете? Ей вас не хватает? Ей, с ее глазами грустного олененка?

— Слушайте, мне это надоело, — сказал Бергер и дернул привязанными руками. — Все это было очень забавно, шутка удалась, но у нас есть серийный убийца, которого надо поймать. Развяжите меня.

— М-м-м, теперь я должна вас развязать. Теперь я нашутилась вдоволь.

Ее взгляд был темнее, чем он когда-либо видел.

Бергер предпочел смолчать. Это показалось проще, чем любые слова.

— Да, — наконец произнесла она. — У нас действительно есть серийный убийца, которого надо поймать. Как можно скорее. И быстрее всего мы сделаем это через вас, Сэм Бергер. Мы очень внимательно следили за вами с того момента, когда вы тайком забрали материалы обоих дел: Юлии Альмстрём и Юнны Эрикссон.

— Да это же было всего несколько недель назад, черт побери, — воскликнул Бергер. — А вы раскатывали на велосипеде и разыгрывали дурочку, начиная с Соллентуны больше двух лет назад.

— Я не была в Соллентуне. Я это только сказала.

— Но зачем?

— Потому что там-то все и началось. Мне нужно было выяснить, что вы, Сэм Бергер, знаете об этом деле. Проанализировать ваши реакции.

— Но я же ничего не знаю.

— Вы очень быстро угадали, что это произошло в центре Хеленелунда, на Ступвеген. Как будто уже знали.

— Я знаю центр Хеленелунда, я вырос поблизости.

— Это-то как раз особенно интересно, — сказала Блум, перелистывая свои бумаги.

— И что же там тогда случилось? — спросил Бергер. — Летом больше двух лет назад.

— В апреле того года группа иракских повстанцев перешла границу с Сирией и ввязалась в гражданскую войну. Группа тогда начала называть себя Исламское государство Ирака и Леванта.

— ИГИЛ, — сказал недоумевающий Бергер.

— Или ИГ, как мы называем их теперь. Или ДАИШ — название, которое им не нравится. Молодые мусульмане-сунниты еще раньше во время войны отправлялись воевать против сирийского диктатора Башара Асада. Тогда мы воспринимали их главным образом как наивных борцов за свободу. Но с появлением ИГ стало очевидно, что молодые люди отправляются туда как джихадисты, и мы получили первые указания на то, что ИГ рекрутирует бойцов и в Швеции. Одно свидетельство указывало на живущую в центре Хеленелунда семью по фамилии Пачачи. Двадцатиоднолетний мужчина, Язид Пачачи, родившийся в Швеции в семье суннитов из Ирака, был одним из самых первых подтвердившихся случаев присоединения к ИГ. Было также подозрение, что его сестра Аиша, пятнадцати лет, отправилась вместе с ним. Мы внедрили агентов по соседству и пришли к выводу, что это не так, что на самом деле Аиша Пачачи пропала здесь, в Швеции. Родители были в шоке, узнав о неожиданной радикализации и милитаризации Язида, и исчезновение Аиши оказалось в тени от исчезновения сына, и не сказать, что нас это удивило. Однако все указывает на то, что она пропала в пятницу седьмого июня два с половиной года назад в последний день учебного года. Она попросту не вернулась домой после учебы.

— Но вы поняли это только тогда, когда было уже поздно?

— Слишком поздно, да. Сначала мы в течение нескольких недель думали, что она находится в Сирии, став несовершеннолетней женой какого-нибудь зверя из ИГ. Потом мы слишком много времени потратили на гипотезу, что это было «убийство чести». Теперь же я уверена, что Аиша Пачачи была первой жертвой этого серийного убийцы.

— Но какого черта вы не передали это дело нам, настоящей уголовной полиции?

— Потому что следующая жертва тоже была мусульманкой.

— Дьявол!

— Курдская семья Бервари из района Вивалла в Эребру. Конец ноября того же года, дочь Нефель Бервари, пятнадцати лет, бесследно исчезает. Но и эти родители не заявили в полицию, а замяли дело — судя по всему, ради сохранения чести семьи — и попытались уладить это между собой. Вивалла уже тогда считалась главным оплотом исламизма в Швеции, и мы узнали о пропавшей Нефель Бервари только через агентов в кругах, имеющих отношение к мечети в Эребру. Только тогда мы вернулись к Хеленелунду и Аише Пачачи и начали предполагать, что имеем дело с одним и тем же преступником. Либо серийным похитителем, либо серийным убийцей. Либо и то и другое.

— Который или…

— …расист, или мусульманин, да. Это могло быть что-то внутреннее, связанное с вопросами чести или исламизмом, либо же что-то правоэкстремистское — одинокий сумасшедший вроде Лазерного Человека или организованная группа. В обоих случаях у службы государственной безопасности был повод засекретить расследование.

— Меньше полугода между Аишей и Нефель, — сказал Бергер. — Потом четыре месяца до Юлии Альмстрём в Вестеросе. Темп нарастает. А потом перерыв, почти год до Юнны Эрикссон в Кристинехамне. А дальше восемь месяцев до Эллен Савингер. Разве серийные убийцы не имеют обыкновения совершать преступления все чаще, когда им все удается?

— Если мы не пропустили еще жертвы, — ответила Молли Блум.

Бергер запнулся и откинулся назад, насколько это было возможно. Он рассматривал женщину по другую сторону стола. На ней была другая одежда: обтягивающая белая спортивная футболка, черные брюки, которые были больше похожи на тренировочные, розовые кроссовки.

Совершенно другой человек.

Гораздо больше похожий на альпинистку с фотографий в ее квартире.

Бергер решил пока оставить эту тему и спросил:

— Вы так думаете? Считаете, что есть и другие, необнаруженные жертвы?

— Да. Именно поэтому вы сидите здесь, Сэм Бергер.

Он рассмеялся и сказал:

— А я-то решил, что это начинает походить на по-настоящему продуктивный разговор двух способных полицейских. Но это, конечно, слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Ваш вклад в разговор до настоящего момента был ничтожен. Но теперь все изменится. Давайте сделаем предварительное предположение. Притворимся, что вы впервые слышите об Аише Пачачи и Нефель Бервари. Каким тогда было бы ваше умозаключение, Сэм Бергер?

Бергер смотрел в глубину голубых глаз Молли Блум и заговорил, только как следует поразмыслив: